Александров А.А. Битва ставок. Великое противостояние 1941—1945

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НА МОСКОВСКОМ НАПРАВЛЕНИИ

ЖЕСТОКОЕ ВРЕМЯ
 

1

Со стороны вполне могло показаться, что в столице рейха нежданно-негаданно появились инопланетяне. Неописуемый энтузиазм охватил Берлин в день 22 июня. В это воскресенье Гитлер решил никого не принимать и распорядился в адрес шеф-адъютанта Шмундта соединять его по телефону только с лицами самого высокого ранга, имеющими непосредственное отношение к войне с Россией.
Второй военный день ознаменовался тем, что Гитлер не стал слушать доклады штабов ОКБ и групп армий, а пополудни в обстановке секретности, в спецпоезде «Атлас» направился в «Вольфшанце», свою военную Главную Ставку, расположившуюся вблизи Растенбурга, в густом девственном лесу.
Верховный главнокомандующий вышел из машины и пешком, в сопровождении адъютантов Шмундта, Видемана, Белана, Гюнше, камердинера Линге и доктора Морреля, направился к своему бункеру. Здесь, за тремя рядами высоких бетонных оград, уходящих в глубь леса от шлагбаумов контрольно-пропускных пунктов, Гитлер уже не опасался покушений на свою «драгоценную жизнь».
В часе езды от «Вольфшанце» расположились Генштаб сухопутных войск (ОКХ) и Главный штаб Военно-Воздушных сил (ОКЛ). Они окопались в таком же хвойном лесу под Алленбургом. Для поездок в Главную Ставку командование сухопутных войск использовало • обычный пассажирский вагон. А вот Главком «люфтваффе» рейхсмаршал Геринг, как второе лицо в рейхе, в сопровождении большой свиты следовал в «Вольфшанце» на ярко раскрашенном дизельном поезде из трех, меблированных под красное дерево, вагонов. Вся его обслуга была одета в ослепительно белые костюмы.
Торжественный переезд в Ставку состоялся, но еще сто часов она оставалась безучастной к событиям на Востоке. Однако весь огромный штабной механизм с первого часа пребывания уже работал на полные обороты. Собирались донесения о ходе боевых действий сухопутных войск, авиации и флота в России, в Северной Африке, в Средиземном и Балтийском морях, на Западе и на Балканах. На оперативных картах пунктуально наносилась фронтовая обстановка. Обсуждались предложения по диспозиции войск на главных направлениях.
Принимая фельдмаршала фон Браухича на третий день «русской кампании», Гитлер напомнил Главкому сухопутных войск, что и Наполеон овладел Каунасом и Вильнюсом тоже 24 июня. И... в довольно сдержанной форме выразил собеседнику свое беспокойство — кольцо вокруг группировки русских у Белостока еще не замкнуто вермахтом полностью.
— Я очень прошу вас напомнить командованию 4-й и 9-й армий о необходимости скорейшего окружения большевиков в предместьях Белостока, — на мгновение Гитлер оторвал взгляд от «оперативки». — Пусть фон Клюге и Штраус знают — я не успокоюсь с этим требованием, пока не получу от них доклады о выполнении этого моего приказа!
Генерал Йодль, присутствующий при этом разговоре, с интересом посмотрел на фон Браухича и ждал, что ответит Главком сухопутных войск на резонное требование фюрера.
— Мой фюрер, вчера в разговоре по телефону, фельдмаршал фон Бок доложил мне о мерах в этом направлении,— с чувством собственного достоинства сказал Браухич, полагая, что такой ответ вполне устроит фюрера.
— Я и хочу точно знать, каковы эти меры? — Гитлер обеими РУками уперся в край стола.
— 7-й армейский корпус 4-й армии идет на сближение с 8-м аРмейским корпусом 9-й армии. Через день-два они встретятся у Волковыска и замкнут кольцо окружения,— Браухич ткнул указкой в «оперативку» и добавил: — На Клюге и Штрауса мною возложена личная ответственность за успех этой важнейшей операции.
— Ясно, — недовольно процедил Гитлер. — Но надо быть требовательнее к подчиненным.
Медлительность ОКХ в Белостокской операции возмущала Гитлера. Вечером 26 июня он лично переговорил по телефону с командующим группой армий «Центр».
— Фельдмаршал фон Бок! Я решил посоветоваться с вами по поводу планов дальнейшего наступления, — строго сказал Гитлер.— Вам это неизвестно, но ударный клин генерал-полковника Клей-ста попал в трудное положение из-за наступления свежих сил большевиков. Прямых угроз нет. Фронтовое командование Советов деморализовано, и Москва непосредственно руководит боевыми действиями своих войск. У нас есть время, и я бы хотел, чтобы после уничтожения группировки русских у Белостока основные усилия группы армий «Центр» вы перенесли в полосу наступления войск
Рунштедта.
— Мой фюрер,— пылко возразил Бок.— Я всесторонне изучу ваше предложение и готов прийти на помощь фельдмаршалу фон Рунштедту. Однако осложнения в районе Белостока не позволяют мне сделать это немедленно.
— Какие осложнения? О чем вы говорите? Я не знаю ни о каких осложнениях! — Гитлер повысил голос— Вы двинули свои танковые группы далеко вперед, а теперь докладываете мне об осложнениях? Я дважды рекомендовал Браухичу не делать этого!
.— Мой фюрер, я докладываю вам самые последние данные об оперативной обстановке в полосе наступления своей группы армий. Пытаясь вырваться из окружения, русские ведут атаки в направлении Гродно и Волковыска. Они вынуждают наши пехотные соединения вести бои с перевернутым фронтом... Я имею в виду именно
эти осложнения.
— Я учту ваши замечания, — сердито бросил в микрофон Гитлер, завершая явно неудавшийся разговор.
На восьмой день войны Гитлер впервые включил радиоприемник. Диктор, надрываясь, передавал экстренное сообщение с Восточного фронта: «Кольцо окружения крупной группировки Советов в районе Белостока замкнулось. Войска генерала Гота овладели Минском. Танки генерала Гудериана — у стен Бобруйска. 18-я армия генерала фон Кюхлера захватила крупный балтийский порт Либава. 1-я танковая группа генерала фон Клей-ста ворвалась в Ровно. Захвачено большое количество боевой техники, две с половиной тысячи военнопленных. В Таураге обнаружены исключительные запасы продовольствия: сорок тысяч
тонн лярда, двадцать тысяч тонн шпига, пять тысяч тонн свиного мяса и целое стадо живых свиней. Наступление на Восточном фронте продолжается!»
Сводка закончилась. Одарили фанфары.
Наступил июль. За минувшую декаду с начала вторжения фронт отдалился от западных границ России на триста пятьдесят—шестьсот километров, достигнув Пскова, Витебска, Житомира и Берди-чева. Советы были выбиты из Литвы и Латвии. Уже оккупирована часть Эстонии, Белоруссии, Украины и Молдавии. Свыше двадцати дивизий русских разгромлены в Налибокской пуще, у Новогрудка и Столбцов, перед Алитусом и в предместьях Ровно.
Пополудни 2 июля фюрер имел аудиенцию с фельдмаршалом фон Браухичем и в не терпящей возражений форме потребовал от Главкома ОКХ решительных действий по ликвидации окруженной у Минска группировки. Осада ее сковывала половину сил 4-й и 9-й армий и не позволяла фон Клюге и Штраусу наступать на Смоленск. Он приказал Браухичу еще больше сжать кольцо окружения, подтянуть дивизии из второго эшелона и быстрее уничтожить окруженных.
Подлинный переполох в Генштабе ОКХ вызвало указание Гитлера, поступившее утром Зиюля. Тотчас после доклада обстановки Йодлем фюрер позвонил Браухичу и приказал рассмотреть действия войск группы армий «Юг», которые, развивая наступление, поставили под удар Советов свои фланги. Опытное руководство русских на этом направлении, конечно, не упустит шанса и нанесет поражение танковой группе Клейста. Попытки Главкома ОКХ успокоить фюрера докладом, что он уже разговаривал по этому поводу с фельдмаршалом фон Рунштедтом, не увенчались успехом.
Гитлер оборвал Браухича на полуслове:
— Фельдмаршал! Судьба «русской кампании» находится в моих руках, но я хочу, чтобы победа пришла при наименьших потерях!
Не отличавшийся самостоятельностью и большой личной волей, Браухич сразу подчинился:
— Будет сделано, мой фюрер!
Около трех часов, когда в «Вольфшанце» обсуждалась переданная Геббельсом из Берлина речь Сталина по радио, генерал-полковник Гальдер получил донесение начальника штаба группы армий «Юг» генерала Зоденштерна. В нем излагались меры по прикрытию флангов ударных соединений.
На вечернем совещании, подводя суточные итоги, Гитлер заявил, что задача по разгрому главных сил Советов на рубеже Западная Двина—Днепр выполнена. На очереди — овладение Московским промышленным районом, Северной Россией, Донбассом. Двигаясь на восток, вермахт может встретить сопротивление отдельных воинских групп. Так что не будет преувеличением сказать, что военная кампания против России выиграна фактически за две недели!
Верховный Главнокомандующий уверенно продолжал: — Учитывая протяженность России, наши силы еще в течение некоторого времени будут скованы на Востоке. Но с этого дня война все более переходит из фазы разгрома вооруженных сил в фазу экономического подавления врага. Значит, на первый план выступают задачи по завершению войны против Англии. К их реализации нам следует приступить немедленно. Время работает на Великую Германию...
4 июля группа армий «Центр» захватила несколько переправ через Березину между Борисовом и Бобруйском.
5 июля группа армий «Север» овладела городом Остров.
6 июля 3-я танковая группа оставила позади Лепель и достигла Западной Двины в предместьях Уллы и Витебска.
7 июля 1-я танковая группа генерал-полковника фон Клейста захватила Бердичев. 2-я танковая группа генерал-полковника Гуде-риана пробилась к Днепру.
8 июля сдались окруженцы Налибокской пущи — биться дальше было практически уже нечем.
9 июля фельдмаршал фон Лееб доложил о захвате Пскова, фельдмаршал фон Рунштедт — Житомира...
.Фельдмаршал Бок приготовился ко сну, когда тишину его кабинета нарушил телефонный звонок из «Аскании». Звонил полковник Хойзингер. Генерал-полковник Гальдер, во избежание неприятностей, нередко прибегал к этому приему, вводил в «игру» начальника Оперативного отдела Генштаба, и он распутывал «скандальные коллизии». К тому же полковник Хойзингер пользовался расположением фюрера.
— Господин фельдмаршал, — начал разговор «главный оператор» ОКХ. — Вы задержались с докладом о применении Советами новых танков. По поручению фельдмаршала фон Браухича я вынужден был именно сейчас выйти с вами на связь — два часа назад вас еще не было в своем штабе.
— А вы не могли этот разговор отложить хотя бы до утра, Хойзингер? — с укором возразил Бок.
— Нет, не мог, господин фельдмаршал,— отчеканил настырный Хойзингер. — Наш вчерашний доклад в Етавной Ставке затянулся, но, учитывая большое беспокойство фюрера, возможен его ранний звонок по данному вопросу. Командование же ОКХ находится в неведении относительно неприятностей в войсках Гота.
- Какие неприятности вы имеете в виду? — Бок невольно повы-
сил голос. — Любая война тем и отличается, что противники время от времени стараются удивить друг друга очередной оружейной новинкой.
— Но что вам известно о танке «Клим Ворошилов», господин фельдмаршал? — снова спросил Хойзингер. — Эти сведения я должен сообщить Браухичу.
Бок понял, что дальнейшая игра в «кошки-мышки» с неуступчивым Хойзингером бесполезна. Он сказал:
— Я нахожусь в том же положении, что и командование ОКХ, с точки зрения наличия информации о тяжелом танке красных. Трофейным экземпляром Гот не располагает, и нам известно лишь одно его качество: снаряды танков «Т—III» не пробивают лобовую броню нового танка русских.
— Ясно, господин фельдмаршал.— Полковник Хойзингер немедленно положил трубку, не попрощавшись.
Но на этом волнения для фон Бока не закончились. Тух же затрещал телефон Главной Ставки. Фельдмаршал быстро сорвал трубку. Гитлер начал разговор в спокойном тоне:
— Вы слушаете меня, Бок? Я только что заслушал доклад Гота по поводу применения большевиками нового тяжелого танка. Он сообщил мне, что аналогичный доклад он представил и в штаб вашей группы армий, в Борисов.
— Именно так, мой фюрер! — И что же вы скажете мне?
— Это очень неприятный факт, мой фюрер. И, как командующий группой армий, я считаю своим долгом как можно быстрее заполучить трофейный экземпляр, изучить его и дать работу нашим конструкторам и артиллеристам.
— Вы правильно понимаете свою задачу, фельдмаршал фон Бок. Я вас поздравляю и желаю спокойной ночи,— Верховный Главнокомандующий тут же опустил трубку на рычаг.
Утром 5 июля в Борисове неожиданно появился Браухич. Главком ОКХ решил ознакомиться с обстановкой в центре Восточного фронта и уточнить с фон Боком ближайшую перспективу. В частности, какие дивизии 2-й и 3-й танковых групп целесообразно использовать для выполнения задач на Западном ТВД.
Фельдмаршалы отсалютовали друг другу жезлами, и Главком сухопутных войск начал разговор издалека:
— В последние дни Генштаб ОКХ получает скудную информацию о характере действий 2-й и 3-й танковых групп. Главная Ставка теряется в догадках, что происходит в районе Могилева и Витебска. Фюрер то и дело выражает беспокойство по этому поводу.
— Я сам располагаю такой же скудной информацией, господин фельдмаршал. Кстати, сегодня она не из приятных: Гот и Гудериан наступают из последних сил. 2-я танковая группа атакована из района Гомеля и Речицы свежей бронетанковой группировкой русских. Войска нуждаются хотя бы в трехдневной передышке и пополнении людьми.
— Эти вопросы — во власти фюрера. Я их не решаю. — Фон Браухичу становилось не по себе от столь холодного приема, оказанного ему «давним соперником».
— Я разговариваю с Главкомом ОКХ и не мое дело ставить этот вопрос в «Вольфшанце»,— отрезал Бок.
Браухич продолжил начатую мысль:
— Полагаю, что речь о передышке реально возможна только с выходом к Днепру и занятием дефиле между ним и Западной Двиной по линии Велиж—Смоленск—Кричев.
— Чтобы выполнить поставленную задачу, моей группе армий требуется минимум сто танковых моторов, — голос Бока наполнился гневными нотками.— Встречные бои с гигантскими танками Советов складываются отнюдь не в нашу пользу, и если их появится еще больше, то это подорвет моральный дух войск. Во вчерашнем бою южнее Труханович большой урон понесла 18-я танковая дивизия Гота.
— Скажите, Бок, а какие из танковых дивизий через две-три недели после выполнения задач «Русской кампании» будут в состоянии действовать на других ТВД? Разумеется, с запасом времени на отдых и доукомплектование, — резко изменил тему дальнейшего разговора фон Браухич.
Вопрос застал командующего группой армий «Центр» врасплох. Указка Бока медленно опустилась вниз. Но его замешательство было недолгим. Овладев собой, он повернулся в сторону Главкома ОКХ и подчеркнуто сухо возразил:
— Мне пока что достаточно и одного ТВД. Если же вы или Кей-тель считаете, что какой-то из моих танковых дивизий через месяц станет нечего делать в России, то я не могу разделить такую примитивную точку зрения.
— Как же так? Ведь 20 июня вы, Бок, были ознакомлены в Цос-сене с директивой фюрера № 32!
Вот теперь все становилось на свои места — Бок сразу «раскусил» замысел фельдмаршала.
— Да, я действительно был ознакомлен с той директивой,— вынужденно согласился Бок.
— И что же вы скажете? — глаза соперников встретились, застыли в неподвижности.
— Сегодня, Браухич, я не готов ответить на этот вопрос определенно,— Бок был непреклонен.
— Ни вы, Бок, ни я не вправе игнорировать обстоятельства. Я получил письменное указание фельдмаршала Кейтеля о том, по каким критериям до 20 июля Генштаб ОКХ обязан представить предложения фюреру о составе сил для выполнения задач, поставленных директивой № 32.
Бок понял, что в создавшихся условиях необоснованный отказ не прибавит ему авторитета и будет проигнорирован Главкомом ОКХ. Он рассудительнозаявил:
— Видите ли, до вчерашнего дня хорошо выглядела 18-я танковая дивизия, но в каком положении оказалась она сегодня? Я считаю, что для выполнения задач такого рода должны быть сформированы специальные соединения, с использованием боевого опыта, полученного в России.
На рассвете 6 июля фельдмаршал фон Клюге позвонил командующему 2-й танковой группой. И снова его разговор с временным подчиненным проходил на «высоких нотах».
— Я прошу вас, Гудериан, остановиться на рубеже Днепра и дождаться подхода пехотных корпусов! — буквально кричал в телефонную трубку командующий 4-й армией.
— Остановиться и ждать, пока Советы укрепят оборону по Днепру у Шклова и Быхова, как они уже сделали это у Рогачева и Жлобина? — в голосе Гудериана звучала очевидная издевка.
Понизив голос, всячески сдерживая себя, Клюге вознамерился дополнить свое, только что отданное приказание:
— Не ждать! Я считаю своим долгом поставить вас в известность, что соединениям 2-й танковой группы есть чем заняться. Вы наступаете на самом опасном...
Гудериан не позволил Клюге закончить свою мысль.
— Но чтобы достигнуть оперативных целей наступления в сроки, предусмотренные первоначальным планом, я еще двое суток назад должен был форсировать Днепр!
— Я не участвовал в разработке планов «Русской кампании»! Но сейчас, судя по обстановке, вам надо остановиться, обезопасить свой правый фланг от возможного контрудара, не допустить разры-ва фронта с 3-й танковой группой Гота.
— На участке в районе Могилева моя 10-я танковая дивизия потеряла соприкосновение с арьергардом русских, и я не могу за-Держать ее наступление! — Гудериан и не думал о компромиссе.— В противном случае через неделю мне придется снова вести манев-Ренную войну!
Клюге повысил голос. Он уже не мог спокойно разговаривать с Гудерианом. Командарм 4-й бросил:
~— По данным разведки, противник подтягивает подкрепления из района Смоленска. Он намерен контратаковать, но где придетя его главный удар, нам пока что неизвестно.
Генерал-полковник Гудериан буквально взорвался:
— Говорите, противник подтягивает к Днепру резервы? Значит, тем более его надо немедленно атаковать, пока резервы русских не успели развернуться, — Гудериан сделал паузу и добавил: — Я уже приказал Гейру и Фитингофу выслать за Днепр разведбатальоны, чтобы захватить там плацдармы!
Рано утром 8 июля, когда Бок еще находился в постели, ему позвонил фельдмаршал Браухич и сказал:
— Фельдмаршал, я беспокою вас очень рано, но сегодня в двенадцать тридцать мне предстоит выступить с докладом в Главной Ставке. Прошу вашего совета, что конкретно я могу доложить фюреру о намерениях сторон?
— Свое мнение по этому поводу я изложил вам во вчерашнем донесении,— недовольно возразил фон Бок. — Положение, на мой взгляд, обязывает Гудериана повременить с наступлением, дождаться подхода армейских корпусов. Он же настойчиво рвется к Смоленску.
Вошедший в кабинет начальник Оперативного отдела полковник фон Тресков согласно кивнул головой и проронил:
— Гудериан игнорирует мнение вышестоящих штабов.
Бок метнул в сторону подчиненного недовольный взгляд, но тут же услышал следующий вопрос Гчавкома ОКХ. В утренней тишине его хорошо слышал и Тресков. Ловким движением полковник приблизил «оперативку» с обстановкой и обвел указкой район Гомеля—Речицы.
— Что делается по ликвидации группировки русских у Гомеля и Речицы? — повторил он вопрос Браухича: — В район Гомеля — Речицы перебрасываются силы 2-й армии генерала Вейхса, и уже сегодня они выйдут на исходные позиции для последующих действий. Этим маневром снимается угроза правому флангу 2-й танковой группы.
— Кроме Того, на этом направлении задействованы крупные силы 2-го воздушного флота Кессельриша, — добавил полковник Тресков.
И эту «добавку» оперативника Бок передал в ОКХ:
— Да-да, по скоплению вражеских войск наносят удары штурмовики и бомбардировщики 2-го воздушного флота.
— А не лучше ли использовать главные силы фельдмаршала Кессельринга для ударов по Смоленску, через который от Москвы в районы Витебска и Орши осуществляются переброски свежих большевистских сил? — в том же спокойном тоне возразил Браухич.
— Распределение сил — это дело самого Кессельринга, — Бок парировал и этот довод Главкома ОКХ.— Он поддерживает и 3-ю танковую группу в направлении Великих Лук.
— Значит, Гудериан, как и Гот, тоже может наступать? — Браухич упорно гнул «свою линию».
— Может, но не раньше 10 июля. Ему следует привести в порядок свои танковые соединения и, главное, пополнить их новой материальной частью.
— Но фюрер намерен сохранить все новые танки для операций на других театрах военных действий!
— В таком случае с выходом в район Смоленска группе армий «Центр» нечем будет наступать на Москву. Кроме того, мои дивизии испытывают большие трудности с доставкой боеприпасов,— повысил голос фон Бок.
— Прошу вас, Бок, по этому поводу сейчас же переговорить с Кейтелем,— согласился Етавком ОКХ.— Я разделяю ваше беспокойство и тотчас доложу о нем фюреру.
— Я лучше переговорю с генералом Йодлем,— возразил командующий группой армий «Центр».
— Не возражаю.
В то время когда происходил этот диалог, Гот и Гудериан продолжали начатые операции. 2-я танковая группа форсировала Днепр у Могилева и попыталась с ходу овладеть городом. Но отбив его атаки, русские сами перешли в наступление и ликвидировали плацдармы. Гейр и Фитингоф поняли, что овладение Могилевом в данных условиях невозможно.
Получив передышку, Гудериан приступил к подтягиванию вторых эшелонов и перегруппировке сил. У него созрел новый план действий. Ударом севернее Шклова, у Копыси, 46-й танковый корпус, в обход Могилева, развивает наступление на Горки—Починок—Ельню, в обход Смоленска, южнее. Это был смелый план быстрого прорыва к Москве. Вечером 9 июля командующий 2-й танковой группой направил его во все вышестоящие штабы и был уверен, что «Вольфшанце» такой наступательный план обязательно одобрит.
10 июля... Финская армия вторглась в Карелию, наступая на Петрозаводск и Олонец. С реки Великой группа армий «Север» фон Лееба рвалась к Петербургу. С рубежа Западная Двина — Днепр наступали на Москву войска группы армий «Центр». Из района Витебска на Касплю-Холм двинулась 7-я танковая дивизия Гота. В это же время, в направлении на Смоленск, устремились отборная дивизия СС «Райх», 17-я танковая и 29-я моторизованная дивизии Гудериана.
Новый прилив оптимизма в «Вольфшанце» вызвали успехи войск Гота и Гудериана. 15 июля 7-я танковая дивизия прорвалась в район Ярцево и перерезала шоссе Минск—Москва. На следующий День последовал еще больший успех — танковая дивизия СС «Райх» и 29-я моторизованная дивизия Гудериана с ходу ворвались в южную часть Смоленска.
В тот же день, 16 июля, Гитлер провел совещание по восточной оккупационной политике. Участвовали: Главком ВВС Геринг, начальник штаба ОКВ Кейтель, «партайгеноссе» Борман, рейхслей-тер Розенберг и начальник Имперской канцелярии Ламмерс. Заявив, что главные силы русских разгромлены и «русская кампания» приближается к завершению, Гитлер самоуверенно озадачил свое
окружение:
— Теперь является наиболее важным, чтобы мы не раскрывали своих целеустановоК перед всем миром. Это к тому же вовсе не нужно. Главное, чтобы мы сами знали, чего мы хотим достичь. Мотивировка перед миром наших действий должна исходить из тактических соображений. Мы должны поступать здесь точно так же, как и в случаях с Норвегией, Данией, Голландией и Бельгией. Итак, мы снова и снова будем подчеркивать, что мы были вынуждены занять район, навести в нем порядок и установить безопасность. Но нам самим должно быть ясно, что мы из этих областей никогда уже не уйдем. Крым следует освободить от чужаков и заселить немцами. Точно так же Австрийская Галиция должна стать областью Великой империи. Дело сводится к освоению огромного пирога. Мы, во-первых, должны овладеть им, во-вторых, управлять и, в-третьих,
эксплуатировать.
Русские отдали приказ о ведении партизанской войны в тылу наших армий. Это дает нам возможность истреблять все, что восстает против нас. Самое основное — создание военной державы западнее Урала не может быть включено в повестку дня. Все мои последователи должны знать: империя лишь тогда будет в безопасности, если западнее Урала не будет существовать чужого войска. Законом должно стать: «Никогда не должно быть позволено, чтобы оружие носил кто-либо, кроме немцев». Это очень важно. Только немец вправе иметь оружие, а не славянин, не чех, не казах, не украинец...
В зал докладов вошел полковник Шмундт и положил перед фюрером донесение Геринга о первом налете на Москву. Наконец, Главком ВВС выполнил его пожелание, имеющее огромное политическое значение. Гитлер встал из-за стола, подошел к окну, начал читать. Но что это? Чем внимательнее вчитывался он в текст депеши, тем все сильнее недоумевал. Геринг докладывал: «Замечены большие разрушения... Возникло много пожаров... Применены фугасные бомбы в две с половиной тонны... В налете участвовало свыше двухсот самолетов — лучшие экипажи 2-го воздушного флота фельдмаршала Кессельринга... Москва имеет мощное зенитное и авиационное прикрытие... Фотоматериалы о налете дешифруются и через пять часов будут представлены в Ставку.
«Но почему в донесении Геринг ни словом не обмолвился о Кремле? Что передает по этому поводу московское радио?» — Гитлер быстро возвратился к столу, нажал кнопку вызова. Тут же снова
вошел полковник Шмундт, остановился у двери в ожидании указаний...
Доклад задерживался. Фюреру не были известны причины этого. Оказалось, что задержка произошла по вине фельдмаршала Кейтеля. Начальник штаба ОКВ утром объявился в Борисове и получил подлинный нагоняй от фон Бока лишь за упоминание об изъятии у него обеих танковых групп. В этом случае, заявил командующий группой армий «Центр», он будет вынужден немедленно уйти в отставку! С него хватит и месяца столь необычной «Русской кампании».
Более того, для начальника штаба ОКВ это прозвучало чистейшим откровением, что и при наличии в его подчинении 2-й и 3-й танковых групп, он не может продолжать наступление на Москву из-за яростного сопротивления русских на ярцевском рубеже и требует недельный отдых для своих войск.
Кейтель извинился за опоздание, прошел на свое традиционное место. Совещание началось. Главком ОКХ был нездоров и события на Восточном фронте не обсуждались. Докладчиком выступил начальник Генштаба ОКХ Гальдер. Оценивая противника, он заявил: «Военному потенциалу большевиков нанесен невосполнимый урон. На фронте ощущается нехватка даже винтовок и патронов. Танковые войска лишились почти всех новейших танков, которые еще неделю назад досаждали 2-й и 3-й танковым группам. В воздушных боях используются истребители устаревших типов.
Управление войсками в тактическом звене и уровень подготовки командных кадров — посредственные. В вопросах общего руководства и ведения наступательных действий оперативного масштаба оценка представляется двоякой. Командование большевиков перед группой армий «Юг» оказалось на высоте. А вот перед группами армий «Север» и «Центр» показало себя только с отрицательной стороны.
Но сопротивление противника нарастает. Это связано скорее всего с психологическими особенностями состава войск, увеличением в них партийной прослойки, а также с усилением карательных мер против дезертиров, нежели с улучшением их военной подготовки. Кроме того, разведкой установлено наличие на Восточном фронте девяноста трех боеспособных дивизий Красной Армии, а не сорока шести, о которых шла речь на совещании в Главной Ставке 8 июля».
Гальдер, пользуясь трибуной, предложил свою перегруппировку сил. Согласно ей, 2-ю танковую группу Гудериана, а также 12-й и 53-й армейские корпуса из состава 2-й армии фон Вейхса предлагалось подчинить фон Рунштедту, развивая наступление на Сураж—Новгород-Северский—Харьков, в тыл киевской группировке русских. Взамен выбывших подчинить фон Вейхсу 20-й армейский корпус из состава 9-й армии Штрауса, а армию последнего пополнить 10-м армейским корпусом 16-й армии Буша. Группа армий «Центр», обходя Москву севернее и южнее, наступает на Казань. На левом фланге в ее составе действует 3-я танковая группа Гота.
Гитлер даже не предложил высказаться по плану Гальдера Кейтелю и Йодлю. Он с трудом дослушал его обтекаемые формулировки и с первых своих слов на высокой ноте потребовал от Браухича строгого доведения до войсковых инстанций своего плана продолжения «Русской кампании». В данный момент Москва совершенно его не интересует. Все его внимание — Петербургскому направлению. Но фон Лееб не располагает достаточными силами для выполнения стоящих перед ним задач. Он лично убедился в этом двое суток назад, посетив штаб-квартиру Лееба в Мальнаве.
Ближайшую задачу группы армий «Север» он ограничивает блокированием Петербурга с востока. При этом 4-я танковая группа Гёпнера должна выйти в район озера Ильмень и закрыть проход между ним и Ладожским озером. Тем временем 3-я танковая группа Гота выходит в тыл великолукской группировке Советов. Гудериан поворачивает свои дивизии на юг и блокирует группировку русских в районе Гомеля и Речицы. У Бока достаточно сил и без танковых групп. Он может наступать на Москву только армейскими корпусами. Альтернативы такому решению нет. Ответные действия русских и погодные факторы его не интересуют...
Самолет с Главкомом ОКХ на борту, словно челнок, метался между «Асканией» и Восточным фронтом. Утром он стартовал из Летцена, через два-три часа приземлялся в Мальнаве, Борисове или Староконстантинове, а вечером снова возвращал Браухича в штаб ОКХ. Но эта показная активность Главкома ОКХ практически мало сказывалась на положении дел под Петербургом, Смоленском или
Киевом.
Утром 27 июля Браухич отправляется в Борисов к Боку и здесь узнает ужасающую новость: разведкой установлен факт формирования еще двадцати пяти дивизий в районе Москвы. Когда всему этому придет конец? В сдержанном тоне Главком ОКХ продолжает диалог с Боком о плане разгрома гомельской группировки русских, об операциях на Московском направлении, о наступлении 3-й танковой группы Гота на Валдае, а перед глазами, словно наваждение, непрерывным потоком плывет и плывет бесконечная живая масса в защитном красноармейском обмундировании.
Фюрер не вериг донесениям разведки о растущей мощи большевиков, но именно это сообщение, похоже, и приблизило первый серьезный «криз». Самый узкий круг обитателей «Вольфшанце» тут
же узнает из уст доктора Морреля, что речь фактически идет о сердечном ударе. Впору было сетовать, что очень уж некстати по времени — в штабах групп армий продолжала царить неопределенность — он пришелся.
 

2

Еще не было и четырех часов, когда начальник личной охраны Власик осторожно вошел в спальную комнату и тронул руку Сталина, лежавшую поверх одеяла:
— Товарищ Сталин... Товарищ Сталин,— дважды не громко, но взволнованно повторил он.
Сталин тотчас, будто он совсем и не спал, а просто прилег отдохнуть, открыл глаза, приподнял голову с подушки.
— Что-нибудь случилось?!
— Да, товарищ Сталин. Звонит начальник Генерального штаба Жуков, просит вас срочно подойти к аппарату. Совершенно неотложное дело.— И, уже выходя вслед за председателем СНКиз спальни, Власик добавил: — Немецкие самолеты бомбят наши приграничные города.
— Что?.. Бомбят? — Сталин остановился, строго посмотрел в глаза начальника охраны. Но тут же, ничего не сказав, он, проворнее обычного, направился в переднюю к аппарату.
В комнате было по-ночному тихо, и Власик хорошо слышал содержание этого первого диалога о начавшейся войне. Начальник Генштаба взволнованно докладывал:
— Артиллерия немцев ведет огонь по нашим приграничным прикрытиям. Авиация противника бомбит Киев, Минск, Севастополь, Либаву, а также аэродромы и летние лагеря войск. Разрешите начать ответные боевые действия?
Телефонная трубка медленно поползла вниз по уху Сталина. Дыхание его стало учащенным, прерывистым. Но дорога каждая минута, и Жуков торопит с ответом:
— Вы меня поняли, товарищ Сталин?
Молчание председателя СНК прерывается вопросом:
— Где находится нарком обороны, товарищ Жуков?
— Он здесь, рядом. Говорит по телефону с командующим Киевским Особым военным округом генералом Кирпоносом.
— Через сорок минут приезжайте с Тимошенко в Кремль,— сказал Сталин и опустил трубку на рычаг.
Некоторое время он постоял у стола, еще не веря в происшедщее, и не спеша повернулся к начальнику охраны:
~~ Передайте Поскребышеву, чтобы он быстрее пригласил ко мне всех членов Политбюро ЦК.
Ужасное сообщение Жукова, несмотря на отданные накануне распоряжения, в глубине души захватило его врасплох. Да, морально, при всей своей политической прозорливости, Сталин не был готов к такому обороту событий.
На какое-то время он непроизвольно задержался посреди комнаты и не громко, скорее всего для себя, сказал:
— Все-таки напал... Обманул, мерзавец!
В половине пятого, когда Тимошенко и Жуков вошли в кабинет Сталина, там уже были в сборе все члены Политбюро ЦК. Слева, за длинным столом, покрытым зеленым материалом, лицом к Кремлевскому арсеналу, сидели Берия, Ворошилов, Каганович, Калинин, Молотов. Шесть часов назад они покинули это помещение, но тогда было еще мирное время. Теперь же на западных границах страны бушевал смерч войны, и требовалось коллективно решить, какие меры необходимо предпринять, чтобы отразить фашистское нашествие.
Члены Политбюро с затаенной надеждой посмотрели на вошедших военных. В кабинете стояла гнетущая тишина. Сталин сидел у торца стола, что уже само по себе было необычно, держал в руке погасшую трубку. На первый взгляд, внешне он был так же спокоен, и только побледневшее лицо и настороженный взгляд темно-карих глаз выдавали его волнение. Когда Тимошенко и Жуков присели у ближнего, напротив двери, окна, он поднялся, тихо сказал:
— Напали, нарушив подписанный пакт о ненападении, а что же до сих пор молчит германское посольство?
Пройдя взад-вперед по кабинету, председатель СНК остановился напротив Молотова и как бы закончил мысль:
— Позвоните в германское посольство, товарищ Молотов. Что на этот раз скажет нам Шуленбург?
Молотов присел у рабочего стола Сталина, набрал номер телефона германского посольства. На вопрос наркома, где находится посол, сотрудник посольства ответил, что посол просит Советское правительство принять его для передачи важного поручения. Молотов добавил: «Передайте своему послу, чтобы он ехал в Кремль». Нарком положил трубку и возвратился на прежнее место за столом. Председатель СНК приостановился, предложил, чтобы Шуленбур-га тоже принял Молотов. Члены Политбюро ЦК, кто в голос, а кто кивком головы, поддержали его предложение.
Воцарившуюся было тишину нарушил вошедший в кабинет генерал-лейтенант Ватутин. Он доложил:
— Получены донесения, товарищ Сталин, что противник после артиллерийского налета на приграничные объекты перешел в наступление, форсирует Буг и Неман, ворвался в Брест. На южном участке границы наши части удерживают свои позиции. Авиация врага бомбит наши аэродромы, летние лагеря войск, ведет глубокую разведку территории.
Сообщение Ватутина тут же дополнил Жуков.
— Товарищ Сталин,— уверенно сказал он,— нужно без промедления обрушиться на противника всеми имеющимися у нас силами и задержать его продвижение в глубь страны.
— Надо не задержать дальнейшее продвижение противника, а уничтожить его,— уточнил маршал Тимошенко.
— Именно уничтожить! —добавил маршал Ворошилов. Столь категоричный настрой военных подтолкнул вступить в
дискуссию других членов Политбюро ЦК.
— Фашисты, по-видимому, имеют превосходство в силах на главных направлениях,— глядя на маршала Тимошенко, сказал Калинин.— Иначе они не перешли бы в наступление.
— Я разделяю точку зрения товарища Жукова,— определенно высказался секретарь ЦК Маленков.— Надо быстрее задержать врага и как следует осмотреться.
— Разведкой должна заняться наша авиация,— бросил реплику нарком внутренних дел Берия.
— Нужно разведать силы гитлеровцев и на месте принимать решения на ответные действия,— как бы продолжил мысль Маленкова член Политбюро ЦК Каганович.
Только теперь вступил в разговор Сталин. Но в его глуховатом голосе не чувствовалось прежней уверенности.
— С начальником Генштаба можно согласиться, если бы мы знали сегодня, какая группировка немца действует против нас на каждом из направлений. Но ни Политбюро ЦК, ни Главное разведуправление Генштаба этого не знают.
Откровенный обмен мнениями был в самом разгаре, когда в кабинет возвратился нарком Молотов. Председатель СНК повернулся к нему и напряженно ждал, что скажет он после встречи с послом.
— Германия объявила нам войну,— ровным голосом сказал Молотов. В руке он держал лист бумаги с фашистской свастикой вверху. — Шуленбург не комментировал это решение своего правительства, но сказал, что лично он с ним не согласен и очень сожалеет о происшедшем.
Кончиком мундштука Сталин провел по седеющим усам, на шаг отступил от стола, обратился к наркому обороны:
— Давайте боевую директиву. Начнем действовать и мы. Начальник Генштаба Жуков встал и вслух зачитал подготовленный проект директивы. Сталин сказал:
— Сейчас надо отдать войскам короткую директиву.
Сделав несколько шагов по ковровой дорожке, он остановился Рядом с Жуковым и негромко добавил:
— Сократите директиву наполовину и телеграфируйте в округа, которые мы преобразуем в направления или фронты.
Трудное решение о вступлении страны в войну принято.
Когда в половине десятого Тимошенко, Жуков и Ватутин вновь прибыли в Кремль, то им показалось, что члены Политбюро так и не уходили из сталинского кабинета. Осведомившись у Жукова, какие новые сообщения поступили в Генштаб из приграничных округов за минувшие пять часов, Сталин обернулся к наркому обороны:
— Что там у вас?.. Давайте.
Тимошенко прочитал проекты указов Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации военнообязанных 1905— 1918 годов рождения, а также о введении военного положения в европейской части страны с 23 июня.
Сталин взял из рук Тимошенко оглашенные документы и еще раз внимательно прочитал их про себя. Затем, сократив тексты документов, передал их Поскребышеву.
Когда секретарь покинул кабинет, Тимошенко предложил следующий документ — проект директивы о создании Ставки Главного Командования Красной Армии. И его Сталин прочитал, но править не стал и негромко заключил:
— Не горит. Обсудим на Политбюро ЦК. — Так же поступил он с проектом мобилизационного плана по производству боеприпасов. Только резюме прозвучало несколько иное: — Этот план мы должны рассматривать с наркоматами уже по-другому. Одни-двое суток ничего не решат.
Последнее предложение маршала Тимошенко о преобразовании Прибалтийского военного округа, Западного и Киевского Особых военных округов в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты было принято без обсуждения.
Когда, исчерпав все вопросы, Тимошенко попросил разрешения отбыть в Наркомат обороны, Сталин сообщил ему, что в двенадцать часов по радио выступит Молотов с Заявлением Советского правительства. Он был немногословен:
— Послушайте. Радио повторит его несколько раз.
Обсудив на Политбюро ЦК вопрос о создании Ставки Главного Командования, Сталин попытался переговорить по телефону со всеми командующими фронтами и выяснить, что в данный момент времени происходит у границы. Но его попытка оказалась безуспешной.
Потеря управления войсками в начальный период войны грозила развалом фронта, и Сталин немедленно принял меры. В то время когда Молотов выступал но радио с Заявлением правительства, на Политбюро ЦК были приглашены маршалы, заместители
наркома обороны — начальник Главного военно-инженерного управления строительства укрепрайонов Шапошников и по вооружению Кулик.
— Вот что,— сказал Сталин, здороваясь с вошедшими,— по донесениям разведки мы лишь примерно знаем, где находятся немецкие и наши войска. Так управлять войной нельзя. В качестве представителей Ставки решением Политбюро ЦК вы направляетесь на Западный фронт с задачей помочь его командованию наладить управление войсками и ежедневно докладывать нам об обстановке... Вопросы ко мне есть?
Вопросов к председателю СНК не последовало. Маршалы Шапошников и Кулик вышли из кабинета.
Вскоре после полудня Сталин позвонил в Генштаб генералу армии Жукову и без всяких вступлений сказал:
— Наши командующие фронтами не имеют опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, растерялись. Этот вопрос мы только что рассмотрели на Политбюро. Оно решило направить вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки. На Западный фронт ею уже направлены маршалы Шапошников и Кулик. Вам следует немедленно вылететь в Киев, а оттуда как можно быстрее попасть на передовой командный пункт фронта в Тернополь.
— Товарищ Сталин, а кто же здесь будет руководить Генштабом? — невольно вырвалось у Жукова.
Сталин был готов к ответу и на этот вопрос:
— Оставьте за себя Ватутина,— сказал он и тут же добавил: — Не теряйте времени зря, мы тут как-нибудь обойдемся, а вы нужнее сейчас там... Желаю успеха.
С каждым днем обстановка на фронтах становилась все сложнее. Особенно много забот доставляло командованию и государственному руководству развитие событий на Каунасском и Минском направлениях. Донесения же, поступающие с фронтов в Генштаб, страдали поверхностной оценкой обстановки и нередко приводили к противоречивым выводам.
— По-вашему, получается, что немец несет большие потери и все-таки быстро продвигается в глубь нашей территории? — Сталин остановился позади Ватутина и ткнул мундштуком в карту. — Идет только четвертый день войны. Войска 11-й армии генерал-майора Морозова сдали немцу Кедайняй, Каунас, Вильнюс. Отступают дальше... Куда?
— Да, товарищ Сталин, 11-я армия отошла восточнее Каунаса Вильнюса, — кивнул Ватутин. — В 18.00 об этом доложил генерал Кузнецов. Отход войск продолжается.
~ Это неправильные действия, товарищ Сталин! — громко сказал стоявший рядом с докладчиком нарком обороны.
— «Неправильные действия»,— Сталин, вроде бы без акцентов, повторил слова маршала Тимошенко. Выдержав паузу, он добавил: — Значит, у комфронта Кузнецова есть достаточно сил и средств, чтобы отбросить немца назад?
— Да, есть, товарищ Сталин,— поддержали его Тимошенко и Ватутин.— Вчера мы подчинили командарму Морозову еще и 23-ю ордена Ленина стрелковую дивизию.
— Вот и готовьте директиву: «Силами трех дивизий, 23-й и 188-й стрелковых и 5-й танковой, нанести контрудар из района Ионавы с задачей вернуть Вильнюс, Каунас и перенести боевые действия на территорию Восточной Пруссии»,— в голосе Сталина звучали повелительные нотки.
— Тяжелое положение сложилось в полосе Западного фронта. 3-я танковая группа Гота прорвала оборону 3-й армии Кузнецова, перерезала железную дорогу Вильнюс—Лида и продвигается к Минску, — продолжил доклад Ватутин. — Цель маневра — встретиться у столицы Белоруссии с 2-й танковой группой Гудериана и окружить главные силы Западного фронта.
— А что же предпринимает командование Западного фронта в ответ? Или комфронта Павлов ждет, когда немец замкнет кольцо окружения в районе Минска? — Сталин остановился рядом с «генштабистом».— Какие меры предпринимаются Наркоматом обороны, Генштабом?
Ватутин выпрямился, беглым взглядом окинул председателя СНК, снова наклонился над картой, произнес:
— Предпринимает, товарищ Сталин.— Карандаш генштабиста скользнул над картой, уперся в южный фланг Западного фронта. — Выполняя директиву Ставки, генерал Павлов предпринял контрудар из района Кобрин—Пружаны силами 14-го мехкорпуса генерала Оборина под основание танкового клина Гудериана. Но успеха он не принес. Соединения находились в двадцати километрах друг от друга, и собрать их в мощный кулак не удалось.
— Товарищ Тимошенко, а что докладывают представители Ставки на Западном фронте, маршалы Шапошников и Кулик? — Председатель СНК не спеша подошел к своему рабочему столу и принялся набивать табаком трубку.
— Сегодня удалось переговорить по телефону с маршалом Шапошниковым, товарищ Сталин,— ответил нарком обороны,— А от маршала Кулика никаких сообщений нет.
— Что предлагает товарищ Шапошников? — Сталин остановился рядом с наркомом обороны.
Тимошенко взял в руки указку, наклонился над картой.
— Он предложил комфронта Павлову сколотить мощную группировку в составе 6-го и 11-го мехкорпусов и 6-го кавкорпуса во главе с генералом Болдиным и нанести контрудар в направлении сувалковского выступа.
— И что же, товарищ Тимошенко? Каков результат этого контрудара? — поставил новый вопрос председатель СНК.
— Это произошло вчера, во второй половине дня, товарищ Сталин, и результат нам пока неизвестен, — ответил нарком обороны.
— Что ж, обождем результатов контрудара, — в голосе председателя СНК послышалось какое-то удовлетворение.
В молчании, редко затягиваясь дымом, Сталин прошелся вдоль кабинета и как бы продолжил свою мысль:
— Принято, по-моему, верное решение. Раз немец имеет превосходство в силах, держит инициативу в своих руках, то наша задача упрощается. Надо его измотать, используя единичные контрудары, обескровить в оборонительных боях у границы, выбить у него как можно больше танков, а потом подойдут резервы и докончат дело на его территории.
— Но вот беда, товарищ Сталин, — с горечью в голосе произнес Тимошенко. — Маршал Шапошников заболел, и если не выздоровеет, то его придете» отзывать с фронта.
— Жалко,— согласился Сталин.— Похоже, что фронтовые нагрузки Борису Михайловичу уже не по плечу.
Он еще раз удалился в глубь кабинета, а на обратном пути снова привлек к разговору генерала Ватутина.
— Что нового у Кирпоноса, товарищ Ватутин?
— Упорные бои продолжаются в полосе обороны 5-й армии, товарищ Сталин. Стрелковые дивизии генерала Потапова отражают атаки танковых соединений генерала фон Клейста, которые прорвались на западный берег реки Стырь.
— От Жукова поступили какие-нибудь вести? — скользнув взглядом по карте, задал следующий вопрос председатель СНК.
— Нет, товарищ Сталин. Письменных донесений нет. Но нарком обороны вчера разговаривал с ним по телефону.
— Как товарищ Жуков оценивает обстановку у Кирпоноса? — вопрос относился уже к маршалу Тимошенко.
— По мнению Жукова, товарищ Сталин, в ближайшие двое-трое суток ожидается переход в наступление 11-й немецкой армии с территории Румынии. Главный удар она скорее всего нанесет в стык наших 18-й и 19-й армий.
— И это не обойдется без помощи румын?
— Наоборот, товарищ Сталин,— добавил генерал Ватутин.— 11-я армия немцев призвана помочь 3-й и 4-й румынским армиям форсировать Прут на широком фронте.
— Понятно. Товарищи Тимошенко и Ватутин свободны,— председатель СНК слегка приподнял руку и тем дал понять, что на этот раз разговор с ними закончен.
В полдень 26 июня в Тернополь Жукову позвонил Сталин:
— На Западном фронте сложилась крайне тяжелая обстановка, товарищ Жуков. Немец окружил часть фронтовых сил в районе Волковыска и Мостов и близок к захвату Минска. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Шапошников приболел. Нам надо посоветоваться с вами. Не могли бы вы немедленно прилететь в Москву?
— Могу, товарищ Сталин. Вот уточню с Кирпоносом и Пуркаевым план дальнейших действий и выеду на аэродром.
Сталин опустил трубку на рычаг, не прощаясь.
Вечером Жуков прямо с аэродрома приехал в Кремль. У Сталина находились Тимошенко и Ватутин. За четверо суток войны оба они побледнели, осунулись. Перемен же в председателе СНК, по крайней мере внешних, начальник Генштаба не обнаружил.
— Немец спешит использовать преимущества и вынуждает нас к решительным действиям,— сказал он, когда Жуков остановился рядом с Тимошенко.— Подумайте и подскажите Политбюро ЦК, что надо предпринять в сложившейся обстановке?
— Товарищ Сталин, чтобы разобраться с обстановкой на Западном фронте, нам потребуется от сорока до пятидесяти минут,— не раздумывая, возразил генерал армии Жуков.
Сталин кивнул головой, а вслух негромко сказал:
— Хорошо, разбирайтесь. Доложите через сорок минут.
Через открытую дверь в другом конце кабинета военные прошли в соседнюю комнату. Жуков впервые вошел в это помещение и невольно осмотрелся вокруг. Казенная скромность ее убранства подкупала. Прямоугольный стол перед окнами. К нему прижато с обеих сторон по четыре жестких стула. Стены сплошь увешаны картами. Посреди нее на полу — глобус. Должно быть, эта комната и служила Сталину «домашним генеральным штабом».
Военные расположились вокруг стола и принялись за дело. Чтобы сэкономить время, Ватутин доложил обстановку на 18.00, обозначив положения наших войск. Острия двух синих стрел — танковых групп Гота и Гудериана — были уже несколько восточнее нашей группировки.
— То, что перед 2-й и 3-й танковыми группами поставлена именно такая задача, подтверждают взятые в плен танкисты,— дополнил Ватутина нарком обороны.— Мы должны исходить из сложившихся условий.
— А условия эти — хуже не придумаешь,— как бы продолжая мысль Тимошенко, сказал начальник Генштаба.
Нарком обороны взял со стола карандаш и медленно, от руки, пунктиром прочертил им по карте.
— Прорываться с боями на Новогрудок—Столбцы—Минские лучший вариант — снова попадут в «котел».
— По-моему, надо наносить два удара: один на юго-восток, через Слоним на Барановичи; второй — от Мостов в направлении Молодечно, — сказал Жуков. — Это затормозит на время продвижение 2-й и 3-й танковых групп к Смоленску.
— А как поступить с Минском? — на начальнике Генштаба остановились усталые глаза наркома обороны.
Как это ни было тяжело Жукову, ответ его был честным:
— Минск, Семен Константинович, придется оставить! Маршал Тимошенко тяжело вздохнул, но возражать не стал, а, скорее по инерции, снова спросил:
— Оставим Минск, а где же задержим тогда врага?
— Решением Ставки необходимо срочно организовать новый рубеж обороны по реке Березина, — ответил Жуков. Ватутин тут же дополнил начальника Генштаба:
— А резервные армии, выдвигаемые из глубины, надо располагать по Днепру. Не то через неделю будет поздно.
Это единое мнение военных и было доложено Политбюро ЦК. Не задавая вопросов, Сталин подумал некоторое время над картой и утвердил их предложения без изменений.
На седьмой день войны, перед докладом начальника Генштаба, Сталин впервые заговорил о необходимости своего обращения к народу. Возражений не последовало.
3 июля он выступил по радио с речью. И все советские люди нашли в ней ответ на главный вопрос — что надо делать. Они услышали из его уст сердечные слова: бороться надо за каждую пядь родной земли, до последней капли крови. Фашистам не должно достаться ни литра бензина, ни килограмма хлеба. Наступает сильный и коварный враг. Социалистическое Отечество в опасности! Каждый, кто может держать оружие, встань в ряды защитников Родины! Наше дело правое! Победа будет за нами!..
Только вступив в командование Западным фронтом, маршал Тимошенко воочию убедился в том, какое сложное наследство ему Досталось. Тут бы не спеша разобраться, обсудить обстановку на Военном совете. А она действительно представлялась сложной, не Предсказуемой.
Приближался телефонный разговор со Ставкой. Сталин потребует принципиальной оценки обстановки, спросит, когда будет остановлен немец по всему фронту?
Голос Сталина доносился издалека, глуше обычного:
—Товарищ Тимошенко. Как складываются у вас дела?
Командующий Западным фронтом ответил не сразу. Но сделав над собой усилие, он, внешне уверенно, сказал:
— Ничего хорошего, товарищ Сталин, сообщить не могу, у Шклова, Гудериан прорвал нашу оборону по Днепру и наступает на Кричев — Мстиславль — Починок — Ельня.
— Надо восстановить положение. Немца следует отбросить за Днепр, хотя это и Гудериан.
— Контратаковать нечем, товарищ Сталин. Полуразбитые 5-й и 7-й мехкорпуса приводят себя в порядок во втором эшелоне, но в них осталось очень мало танков.
— Ремезов, 13-я армия держит фронт у Рогачева? — резче обычного снова спросил председатель ГКО.
— Держит, товарищ Сталин.
— Учитывая это, силами 21-й армии Герасименко нанесите контрудар в направлении Бобруйска. Создайте угрозу танковой группе Гудериана. А для отражения атак против 20-й армии используйте силы Конева, прибывшие с Украины.
— Товарищ Сталин, прибывающие соединения 19-й армии целесообразнее использовать на стыке 22-й и 20-й армий. Резервов у фронта нет, подстраховать их нечем.
— До нас дошли сведения, что немец захватил Себеж и вот-вот окажется в Велиже и Демидове, в пределах Смоленской области. Это верные сведения? — снова задал вопрос председатель ГКО.
— Да, это верные сведения, товарищ Сталин. — Тут же нарком обороны добавил: — Взятые под Витебском пленные показали, что 7-й танковой дивизии Гота приказано обогнуть Смоленск и выйти в район Дорогобужа.
— И там встретиться с дивизиями 2-й танковой группы Гудериана? — продолжил мысль наркома председатель СНК.
— План, видимо, такой, товарищ Сталин.
— Примите меры к отражению этой угрозы. Кроме того, продумайте вопрос о защите Смоленска. Возложите личную ответственность за оборону города на генерала Лукина.
— Я понимаю вас, товарищ Сталин, но в 16-й армии остались только одна дивизия и мотострелковый полк.
И эта реплика не застала председателя ГКО врасплох. Он продиктовал готовое решение Ставки:
— Подчините Лукину все армейские части, находящиеся в районе Смоленска. В этом отношении он получил хороший опыт на Украине, у Шепетовки. Вместо 109-й мотострелковой дивизии Юго-Западного фронта подчините ему 46-ю стрелковую дивизию, прибывающую к вам из Сибири. Свяжитесь с обкомом партии, с товарищем Поповым. Пусть областная парторганизация сформирует отряды народного ополчения.
— Ясно. Завтра утром непременно побываю в Смоленске, у товарища Попова.
В конце разговора Сталин ободряюще заверил Тимошенко:
— В ближайшие дни Ставка окажет помощь Западному фронту. Вам придана авиадивизия дважды Героя Советского Союза Кравченко. Не позднее 16 июля в ваше распоряжение прибудет с Украины генерал Рокоссовский. ГКО готовит постановление о командованиях стратегических направлений. Вы назначаетесь Главкомом Западного направления. От обязанностей наркома обороны мы вас освобождаем...
Вечером 9 июля заместитель начальника артиллерии фронта генерал-майор Кариофилли представил маршалам Тимошенко и Шапошникову командование 1-й батареи «катюш». Это были командир Флеров, его заместитель по политчасти Журавлев и представитель ГАУ Кривошапов. Нарком обороны еще раз напомнил артиллеристам, что о новейшем оружии Красной Армии ни в коем случае не должен знать противник. В чрезвычайных условиях выход может быть только один — обязательный подрыв установок.
10 июля. Ставка Главного Командования постановлением ГКО преобразована в Ставку Верховного Командования во главе со Сталиным. В ее состав введен маршал Шапошников. Для лучшего управления фронтами образованы Главные командования направлений: Северо-Западное (Главком — маршал Ворошилов), Западное (Главком — маршал Тимошенко) и Юго-Западное (Главком — маршал Буденный).
Но обстановка на Смоленском направлении продолжала катастрофически ухудшаться. Утром 12 июля с плацдарма на берегу Днепра, южнее Орши, в общем направлении на Смоленск устремились отборная дивизия СС «Райх», 17-я танковая и 29-я моторизованная дивизии Гудериана. Одновременно с этим из района Витебска в сторону Каспли и Холма двинулась вперед 7-я танковая дивизия Гота.
Вечером маршал Тимошенко получил директиву Ставки: «Из районов Смоленска, Рудни и Невеля нанести контрудары по противнику и восстановить положение на Днепре». Этой же директивой войскам 21-й армии генерала Герасименко приказывалось перейти в наступление на Бобруйск с задачей выхода в тыл 24-му танковому корпусу Гудериана, устремившемуся в направлении Кричев—Рославль.
Невзирая на крайнее обострение обстановки, Ставка приказала маршалу Тимошенко оборонять Смоленск во что бы то ни стало и продолжала усиливать войска Западного направления. Под давлением обстоятельств Тимошенко и принял, наконец, решение об использовании 1-й батареи реактивных минометов. В полдень 14 июля она нанесла неожиданный удар по частям 5-й пехотной Дивизии врага, прибывшей под выгрузку на железнодорожную станцию Орша.
В тот же день, поменяв позицию, грозное оружие Флерова ударило по скоплению врага на переправе через Оршицу. Утром 15 июля батарея нанесла залп у Рудни. Доклад Еременко, наблюдавшего работу артиллеристов под Рудней, в тот же день поступил в Ставку: «Оружие — выше всяких похвал, и фронт желает иметь его как можно больше».
Обстановка в высших инстанциях, исключительно нервная с начала войны, в середине июля накалилась до крайности. Но люди надеялись, что скоро положение на фронтах поправится, «отпустит» и в тылу гнетущий нервный пресс.
— Начинайте доклад, товарищ Жуков,— негромко сказал Сталин, поравнявшись с начальником Генштаба.
Человек прямой и честолюбивый, Жуков и на этот раз остался верен своему жизненному кредо. Он изложил последние донесения об обстановке у Великих Лук, перед Рогачевым и Жлобином. Когда его карандаш замер под надписью «Смоленск», он умолк. Сталин, на этот раз сидевший рядом с Молотовым, поднялся, приблизился к докладчику. Жуков поборол противоречивые чувства, продолжал:
— В центре Западного фронта, в районе Смоленска, в течение последних суток продолжались тяжелые бои. Под напором 2-й танковой группы Гудериана к исходу вчерашнего дня наши войска вынуждены были оставить город...
— Как... вынуждены были оставить город?! — Плечи Сталина быстро удалялись от стола, землистое до того лицо сразу потемнело, карие глаза уставились на начальника Генштаба пронзительным, настороженным взглядом.
— Да, товарищ Сталин, согласно донесению, 16-я армия оставила Смоленск и отбивается от противника уже восточное города,— несколько глуше обычного сказал Жуков.
— Почему раньше не доложили об этом?! — председатель ГКО все более распалялся, повышая голос— Что предпринимает маршал Тимошенко, чтобы вернуть Смоленск? Чем Генштаб помог Лукину, чтобы он отстоял город?
— Доклад получен ночью, товарищ Сталин, когда вы отдыхали. Маршал Тимошенко сообщает: у него нет резервов для предотвращения окружения наших войск в Смоленске.
— Где находится генерал Рокоссовский?
— Позавчера с группой офицеров связи выехал на Западный фронт, но у него нет никаких войск, товарищ Сталин.
— Маршал Тимошенко продолжает линию генерала Павлова и скоро приведет немца в Москву! — Лицо председателя ГКО покрылось мелкими красными пятнами.— Его надо немедленно убирать с Западного направления!
Жуков молчал. Молчали члены Политбюро ЦК. Приступ крайней ярости нарастал. Сталин говорил быстрее обычного, на какое-то время потеряв всякий контроль над собой.
— Генштаб не руководит действиями фронтов, а только фиксирует наши поражения. Надо направить директиву маршалу Тимошенко и предупредить, что если 16-я армия не отобьет Смоленск у немца, то ее командование будет предано суду военного трибунала. Пощады никому не будет!
Настойчивый звонок прервал грозную сталинскую тираду. К столу с телефонами подошел Молотов. Спросив, кто конкретно нужен, он пригласил к аппарату Жукова. Звонил генерал Василевский. Он доложил, что враг захватил только южную часть Смоленска, а северную удерживает 16-я армия.
Начальник Генштаба вернулся к столу, доложил:
— Генерал Василевский, товарищ Сталин, передал последние оперативные данные об обстановке в Смоленске. Враг овладел только южной его половиной. Северную часть города удерживают силы генерала Лукина.
Сталин поднялся с дивана, начал ходить по ковровой дорожке. Было видно, что он уже успокоился, красные пятна на лице пропали. Оно приняло обычный светло-серый цвет.
— Сюда, товарищ Жуков, надо приходить с точными данными,— сказал он, останавливаясь у торца стола.— Директиву Тимошенко поправьте только в начале. Вместо всего Смоленска напишите о возвращении его южной части...
Тимошенко искренне обрадовался встрече с Рокоссовским, которого лично знал по совместной службе в Западном военном округе. И вот он прибыл в Касню, снова под его начало, но теперь уже воевать в войсках Западного фронта. С напутствием — до подхода резервов подчинять себе все встреченные по пути части, 16 июля Рокоссовский выехал на ярцевский рубеж обороны.
Утром 19 июля Ставка приказала командующему фронтом резервных армий генерал-лейтенанту Богданову силами вновь сформированных 28-й, 29-й и 30-й армий провести операцию по окружению противника в районе Смоленска.
В этот же день Указом Президиума Верховного Совета СССР председатель Совнаркома и ГКО И.В. Сталин был назначен наркомом обороны Советского Союза.
Вечером 27 июля, когда острия 2-й и 3-й танковых групп Гудериана и Гота сомкнулись у Соловьевой переправы, охватив 16-ю, 19-ю и 20-ю армии, командующий Западным фронтом получил приказ маршала Тимошенко: «30—31 июля перейти в решительное наступление и при поддержке войск Резервного фронта и группировки генерала Рокоссовского отбросить противника от Смоленска». Генерал Еременко тотчас связался по телефону с Касней.
— Товарищ маршал, непонятен ваш последний приказ!
— О переходе в наступление?
—Да... Кольцо окружения у Соловьевой переправы замкнулось. Отряд полковника Лизюкова отброшен за Днепр. Войска генералов Лукина, Конева и Курочкина вполне задачу свою выполнили. Теперь надо оставить Смоленск, остатки их армий отвести на ярцевский рубеж и закрепиться на нем!
— А как прикажешь отчитываться мне перед Ставкой, Андрей Иванович? — возразил Главком направления.
— Семен Константинович, за досадное поражение 5-го и 7-го механизированных корпусов отчитались?
— На войне от ошибок и просчетов, товарищ Еременко, никто не застрахован. И мы не безгрешны.
— Сейчас, Семен Константинович, положение войск Западного фронта намного тяжелее и сильно меня беспокоит.
— Крепитесь, Андрей Иванович. Ставка нам поможет. В борьбу за Смоленск вступают войска Резервного фронта.
— Товарищ маршал! Войска измотаны до последнего предела. Танков и артиллерии нет. Госпитали переполнены. Дивизии стали полками. Контратаковать решительно нечем!
— Поезжайте к генералу Лукину. Надо поднять боевой дух защитников Смоленска.
— Семен Константинович, разрешите мне позвонить товарищу Сталину и доложить обстановку на моем фронте.
— Нет, Андрей Иванович, не разрешаю. Договоримся так. Я с твоими доводами согласен и разрешаю действовать по обстановке, предварительно переговорив с Жуковым. Тем временем я посоветуюсь с маршалом Шапошниковым и он при удобном случае поставит этот вопрос перед Сталиным.
— Ясно, товарищ маршал. Согласен, — вздохнул генерал-лейтенант Еременко и медленно опустил трубку на рычаг.

ВЯЗЕМСКИЙ «КОТЕЛ»

1

27—30 июля... В известном смысле это были примечательные дни для Восточного фронта. Но Гитлер болен. Почти трое суток он не участвует в делах и не появляется на людях. Его шеф-адъютант Шмундт педантично принимает от «Аскании» сводки, но день за днем отменяет совещания у фюрера, объясняя его занятостью над оперативным планом следующих операций. Только 30 июля Гитлер более-менее «пришел в себя» и сразу же был поставлен обстоятельствами перед дилеммой принятия ответственейших решений.
Доклад фон Бока кратко характеризовал сложившуюся ситуацию. Обрисовав обстановку в полосе наступления своих войск, он заострил внимание на особенностях «Русской кампании». Бок отметил: большие потери офицерского состава; влияние плохих дорог на боеготовность моторизованных соединений; нечувствительность противника к «котлам», а также немыслимое упорство русских. Он отметил, что участившиеся срывы в боепитании порождают нервозность и утрату доверия к командным инстанциям. Пехотные части измотаны маршами с целью «заделывания» брешей.
Подводя итог, Бок позволил себе дерзость. Он заявил, что дальнейшее наступление на Восточном фронте командование группой армий «Центр» считает опасным и поэтому предлагает занять прочные позиции и в тепле переждать приближающуюся суровую русскую зиму!
В наступившей после этих слов тишине зала сильнее других скрипнуло кресло Гитлера. Но фюрер сдержался и тут же предоставил слово вначале Гудериану.
Командующий 2-й танковой группой вышел к карте и начал доклад победной реляцией. Наступление на Рославль протекало очень успешно. 24-й танковый корпус фон Гейра обеспечивал правый фланг наступления от возможных контратак русских из района Климовичей — Милославичей. Взаимодействуя с ним, 47-й танковый корпус Лемельзена наносил удар вдоль Варшавского шоссе с целью соединения с 9-м армейским корпусом Гейера, наступающего в междуречье Остер — Десна. Одновременно 7-й армейский корпус Фармбахера наступал на Рославль из района Петровичи — Хиславичи и блокировал город с запада. 2 августа в сражение за Рославль вступила от Починка 137-я пехотная дивизия. Вчера город оказался в немецких руках. Варшавское шоссе пригодно для наступления на Москву!
Гудериан закончил выступление, выказав уверенность, что к 8 августа его войска покинут передовую и получат отдых. И тут же добавил, что и при пятидесяти процентах укомплектованности они не утратили способности наступать, разумеется, на важнейшем, Московском направлении.
Гот, понимая, что обстановка на совещании уже достаточно накалена, ограничился заверением, что 3-я танковая группа и при шестидесяти процентах укомплектованности в состоянии вести ограниченные наступательные действия. Но и он выразил уверенность, что и его войска с 10 по 20 августа выйдут из боя, получат передышку и пополнение.
Гитлер оказался в сложном положении. Оказывается, не только Генштаб ОКХ на «корню сушит» его идею о первоначальном овладении Петербургом и Украиной! Он заложил руки за спину и начал говорить о... политике Англии, которая была ему не ясна. Может быть, Черчилль ограничится борьбой на истощение, а может, высадит войска на Иберийском полуострове? При любом из этих вариантов Германии необходимо срочно создать резерв подвижных соединений. Поэтому пусть Гудериан и Гот не рассчитывают на получение танковых моторов. Сегодня он может выделить обеим танковым группам не более четырехсот моторов.
— Но, мой фюрер! — Гудериан не мог скрыть разочарования. — Только моей группе необходимо триста моторов!
Гитлер не ответил на реплику. Требовательным жестом он усадил его на место и продолжал «речь»:
— Для принятия решений о продолжении операций определяющим является лишение противника жизненно важных районов. До 20 августа будут решены задачи по захвату Прибалтики и блокаде Петербурга. После поражения под Киевом было бы ошибкой высоко оценивать силы противника на юге. Теперь большевики уже не могут более проводить сколько-нибудь значительных оборонительных операций.
Фюрер все более воодушевлялся, говорил все громче:
— Мы вправе констатировать, что ход военных операций в России протекает даже более успешно, чем намечалось. Группа армий «Центр», достигнув Днепра, должна была перейти к обороне, а она продвинулась дальше, до Ярцево и Ельни. Успешнее ведет наступление фон Лееб. Но теперь обнаружилось, что у большевиков есть хорошая артиллерия, много новых танков, больше авиации, чем показывала разведка. Будь я два месяца назад проинформирован о возможностях противника, мне было бы труднее принять само решение о необходимости «Восточного похода».
Последняя фраза Гитлера поразила присутствующих. Ничего подобного они еще ни разу не слышали от фюрера:
— Новой обстановке должны отвечать и новые решения. И хотя маршевое напряжение пехотных соединений превзошло все мыслимые пределы, необходимо обеспечить невероятно глубокое фланговое продвижение наших войск вперед, чтобы положить конец истошным крикам англичан, будто немецкое наступление в России зашло в тупик.
Гитлер закончил выступление повторением основных требований директивы штаба ОКВ № 34.
После совещания в Борисове фюрер возвратился в «Вольфшанце», чтобы через сутки отправиться в Полтаву, на совещание командного состава группы армий «Юг».
В полдень 4 сентября на улицах Петербурга разорвались первые немецкие артиллерийские снаряды. Налет на город произвела батарея дальнобойной артиллерии с позиций у Тосно. Спустя двое суток к городу прорвалась эскадрилья «юнкерсов» и сбросила на его древние кварталы свой смертоносный груз. Воодушевленный этим известием, Гитлер заявил фельдмаршалу фон Браухичу, что судьба Петербурга решится в течение двух-трех ближайших недель.
Весь день 8 сентября авиация Геринга штурмовала Петербург с воздуха. Огнем пожаров были уничтожены жилые кварталы в центре, бадаевские продсклады. Соединения Манштейна и Кюхлера рвались к Петербургу на земле. Вечером они захватили Шлиссельбург, блокировав город с суши. В тот же день по приказу Лееба танковые дивизии Манштейна потеснили 42-ю армию русских, захватили Красное Село, вышли к Пулковским высотам. Кризис достиг апогея. Главная Ставка тотчас внесла коррективы.
В телефонном разговоре с командующим группой армий «Север» Гитлер изменил сроки окружения Петербурга. Вместо планируемых двух-трех недель он заключил, что для выполнения задачи достаточно уже и двух-трех суток.
В отличие от августа, наступивший сентябрь отличался еще большей противоречивостью обстановки на Восточном фронте. На центральном участке фронта раскручивался маховик решающего наступления войск фельдмаршала фон Бока на Москву. Директива штаба ОКВ № 35 от 5 сентября фрагментарно предписывала группе армий «Центр» масштабную перспективу стремительных наступательных действий.
Гитлер увязывал в ней воедино и действия других групп армий: «Начальные успехи в действиях против сил противника, находящихся между смежными флангами групп армий «Юг» и «Центр», в сочетании с дальнейшими успехами по окружению вражеских войск в районе Петербурга, создают предпосылки для проведения решающей операции против группы армий Тимошенко. Она должна быть решительно разгромлена до наступления зимы в течение ограниченного времени, имеющегося еще в распоряжении. С этой целью необходимо сосредоточить все силы сухопутных войск и авиации, предназначенные для операции, в том числе те, которые могут быть высвобождены на флангах и своевременно переброшены». Снова предстояли перетасовки войск между группами армий и переподчинения соединений.
Утром 7 сентября «юнкере» Главкома ОКХ с Браухичем и Гальдером на борту стартовал на Умань. Командующий группой армий «Юг» встретил гостей радостно — 1-я танковая группа форсировала Днепр и овладела Кременчугом. Создан плацдарм для наступления на Полтаву — Харьков и Павлоград — Донецк. Браухич и Гальдер тепло поздравили Рунштедта с громкой победой. Но главным вопросом совещания с ним стало обсуждение плана окружения группировки русских в излучине Днепра и Десны.
Как и планировалось, на рассвете 30 сентября ударные соединения 2-й танковой группы перешли в наступление. Мощный артиллерийский налет предварил их атаку на острие главного удара. Эскадрильи «юнкерсов» бомбили возможные очаги сопротивления, а при необходимости их тут же сменяли штурмовики «дорнье». Четверки «мессершмиттов» барражировали над войсками, обеспечивая господство в воздухе. Наступление войск Гудериана велось по двум направлениям: на Карачев — Брянск и на Орел — Тулу.
Наступление 2-й танковой группы набирало темпы, а в «Вольфшанце» 1 октября Гитлер обсуждал с Главкомом ОКХ операции на правом фланге группы армий «Север». Он заявил, что, организовав оборону по берегу Ладожского озера, вполне возможен прорыв у Волхова, в тыл Тихвинской группировки русских. На вопрос: «Какими силами это лучше всего сделать и о каких подвижных соединениях идет речь?», фельдмаршал никакого ответа не получил.
Накануне выступления 4-й и 9-й армий в войсках было зачитано очередное напутствие фюрера. Гитлер вдохновлял солдат: «Создана, наконец, предпосылка к последнему удару, который еще до наступления зимы приведет к уничтожению врага. Все приготовления, насколько это возможно для человеческих усилий, окончены. На этот раз шаг за шагом шли приготовления, чтобы привести противника в такое положение, в котором мы можем теперь нанести ему смертельный удар. Сегодня начинается последнее большое, решающее сражение этого года...»
В 5. 30 утра 2 октября артиллерийская канонада разорвала тишину в центре Восточного фронта/ К Вязьме ринулись 3-я и 4-я танковые группы Гота и Гёпнера. Их продвижение по земле столбил ударами с воздуха 2-й воздушный флот Кессельринга. Теперь уже три мощных танковых стрелы в направлении Москвы быстро сближались между собой. Успехи, особенно 2-й танковой группы Гудериана, были налицо.
В полдень 3 октября 24-й танковый корпус генерала фон Гейра захватил Орел. Когда на другой день войска генерала Гудериана достигли Мценска, 3-я танковая группа Гота нацелилась на Вязьму со стороны Сычевки, а 4-я — Гёпнера, захватив Киров и Спас-Демянск, прорвалась к Вязьме с юга. Гитлер счел этот триумф достаточным, чтобы оповестить весь мир о близкой большой победе немецкого оружия.
Утром 4 октября «юнкере» фюрера приземлился в Берлине. По случаю «кампании зимней помощи» в «Спортпаласе» состоялся митинг, на котором впервые, с начала войны, произнес речь Гитлер. Элита Третьего рейха с напряженным нетерпением ждала появления «великого полководца».
Вдруг по залу пронесся визгливый возглас:
«Фюрер!» Все присутствующие вскочили со своих мест, послышалось щелканье каблуков военных, ударили победные фанфары. От первых рядов, словно шум прибоя, к амфитеатру понесся все нарастающий рев: «Хайль! Хайль! Хайль!» Вскинутые вперед и вверх правые руки — знак фашистского приветствия — со всех сторон тянулись к Гитлеру.
Подойдя к трибуне, Гитлер вскинул вверх правую руку:
— В эти часы на Восточном фронте происходят грандиозные события. Уже сорок восемь часов ведется новая операция гигантских масштабов. Она приведет к окончательному уничтожению врага на Востоке! Я говорю об этом только сегодня, потому что могу совершенно определенно сказать: этот противник разгромлен и больше никогда не поднимется!
Многотысячная аудитория принялась скандировать: «Победа! Вождь, приказывай! Мы следуем за тобой!» Исступленная бравада продолжалась в течение нескольких минут.
Гитлер молчал. Его колючие глазки понеслись по залу к антресолям, поверх ликующей темно-серой массы. Нет, сомнений не было — зал единогласно присягал на верность «великому полководцу». Присутствующие внимали и верили его словам: «Враг разбит! Исход похода на Восток решен!»
Молчание фюрера затягивалось. Казалось, он захлебнулся яростью, выкрикивая последнюю фразу. Но шум в зале уже стихал. Отбросив клок редких волос, Гитлер перешел к следующему разделу своей речи. Без крика он принялся уверять аудиторию, что в жизни он лично ни на что не претендует и руководствуется только интересами народа. И на этот раз сам бог помог ему разгадать коварные замыслы большевиков. Он не нападал на Россию, а лишь предупредил нападение ее на Германию. Поступив так, он вынужден теперь вести оборонительную войну и защищать Европу от кровожадных красных.
Но вдруг глаза рейхсканцлера округлились, застыли в неподвижности. Гитлер как раз дошел до той сакраментальной фразы, которая по своему значению опровергала все сказанное им до нее. Он хотел ее исключить, но Борман настоял на своем, и она осталась в тексте. «Великий полководец» собрался с духом и бесстрастным голосом произнес:
— Мы ошиблись в коренном вопросе о том, какую силу представляет наш нынешний противник...
Это было единственное место в речи, которое преследовало только одну цель: как-то объяснить причины затянувшегося «Восточного похода». Элита с пониманием отнеслась к скорбным словам фюрера — аплодисментов не последовало. Они шквалом пронеслись по «Спортпаласу» тогда, когда «первый солдат рейха» снова, казалось, потерял самообладание и начал буйствовать на трибуне.
Гитлер вскинул вверх правую руку и принялся перечислять грандиозные потери большевиков — два с половиной миллиона убитых, двадцать две тысячи орудий, восемнадцать тысяч танков, четырнадцать тысяч самолетов...
Переведя дух после столь «произвольной» статистики, Гитлер опустил голову, улыбнулся, выпил глоток яблочного напитка и завершил свою триумфальную речь словами:
— Позади наших войск в России лежит пространство вдвое большее территории рейха в тридцать третьем, когда я пришел к власти, и вчетверо большее территории Англии!
Последние слова Гитлера потонули в громе аплодисментов, которые вскоре сменились могучим ревом «Хайль!» и всеобщим пением «Дойчланд, Дойчланд, юбер аллее».
Вечером 6 октября перед Вязьмой сомкнулись клещи 3-й и 4-й танковых групп. На другой день Главком ОКХ в сопровождении Хойзингера вылетел в штаб Бока, для уточнения плана дальнейших операций. Совещание прошло плодотворно. Решение о продолжении наступления на Москву было единодушным. 9-я армия Штрауса вместе с 3-й танковой группой Гота обходит столицу большевиков с севера, двигаясь на Калинин. 4-я армия фон Клюге с 4-й танковой группой Гёпнера наступает в «лоб», через Можайск. 2-я танковая армия Гудериана через Тулу обходит Москву с юга.
Почти одновременно, 6 и 7 октября, 2-я танковая армия Гудериана, 3-я и 4-я танковые группы Гота и Гёпнера выполнили важнейшую часть операции «Тайфун» на Московском направлении. Восточнее Трубчевска были окружены главные силы Брянского фронта, а западнее Вязьмы — почти пять армий Западного и Резервного фронтов. Ближайшие дни решали многое. Предстояло быстрее ликвидировать «котлы», чтобы продолжать наступление на столицу Советов.
Гитлер по-своему оценивал происходящие на Восточном фронте перемены. Принимая 7 октября посла Японии Курусу в Имперской канцелярии, он, с присущей случаю экспрессией, в победных тонах обрисовал ситуацию в России. Названная Гитлером дата захвата Москвы, 12 октября, ошарашила посла. Но свойственная японцам вежливость позволила ему быстро совладать с собой, улыбнуться. Курусу заверил рейхсканцлера, что немедленно передаст в Токио отчет о встрече, ибо премьер-министру Тодзио предстояло в какие-то двое-трое суток определиться с политикой в отношении Советов. Желание Японии прихватить часть территории России на Дальнем Востоке теперь имело большие шансы исполниться. К тому же на этот раз Гитлер сделал широкий жест, отваливая восточному союзнику аж всю азиатскую половину страны, вплоть до Урала! Тут было над чем подумать.
Спешная подготовка к захвату Москвы набирала обороты. При очередном докладе в «Вольфшанце» фон Браухич получил «исчерпывающие указания» фюрера. В целом суть его прежних установок Утром 12 октября Хойзингер через офицера направил в штаб группы армий «Центр» особо важное указание фельдмаршала фон Браухича «О порядке захвата Москвы и обращении с ее населением». Главком сухопутных войск писал:
«Фюрер вновь решил, что капитуляция Москвы не должна быть принята, даже если она будет предложена противником. Моральное обоснование этого мероприятия совершенно ясно в глазах всего мира. Так же, как и в Киеве, для наших войск могут возникнуть чрезвычайные опасности от мин замедленного действия. Поэтому необходимо считаться в еще большей степени с аналогичным положением в Москве и Петербурге. То, что Петербург заминирован и будет защищаться до последнего бойца, объявлено по местному радио.
Необходимо иметь в виду также серьезную опасность эпидемий. Поэтому ни один немецкий солдат не должен вступать в эти города. Всякий, кто попытается оставить город и пройти через наши позиции, должен быть обстрелян и отогнан обратно. Небольшие не закрытые проходы, представляющие возможность для массового ухода населения во внутреннюю Россию, можно лишь приветствовать. И для других городов должно действовать правило, что до захвата их следует громить артиллерийским обстрелом и воздушными налетами, а население обращать в бегство.
Совершенно безответственным было бы рисковать жизнью немецких солдат для спасения русских городов от пожаров или кормить их население за счет Германии. Чем больше населения советских городов устремится во внутреннюю Россию, тем сильнее увеличится там хаос и тем легче будет управлять оккупированными районами и использовать их».
Получив приказ Главкома ОКХ о блокировании Москвы и о не вступлении в нее войск, генерал Грейфенберг распорядился в адрес тыловых служб о подтягивании к передовой обозов с... парадным обмундированием. Это делалось в расчете на скорый церемониальный марш лучших соединений фон Бока на... Красной площади Уничтоженной Москвы.
Скользнув взглядом по разложенной на столе карте, Гитлер Раздраженно бросил в адрес Главкома ОКХ:
— У командования сухопутных войск всегда так получается. Как только большевикам удается где-то временно остановить наступление вермахта, то сразу следуют доклады о новой тактике русских. В августе Гальдер говорил о новой тактике русской артиллерии, теперь вы говорите мне то же самое о действиях танковых сил большевиков. Я не хочу этого слышать! В январе, в Бергхофе я предупреждал Верховное Командование вермахта, что русская армия, хотя л является глиняным колоссом без головы, но ее дальнейшее развитие нельзя точно предвидеть. Однако и теперь я остаюсь при своем мнении: у 2-й танковой армии вполне достаточно сил, чтобы сломить сопротивление большевиков, захватить Тулу и отрезать столицу Советов от тыловых коммуникаций. Вы же говорили мне, Йодль, — Гитлер повернулся к «главному оператору» вермахта, — что танки фон Гейра ворвались в Орел, когда там еще ходили по городу трамваи!
— Да, это было именно так, мой фюрер! — подтвердил Браухич.
— Именно так, я хорошо это помню. — Гитлер продолжал в упор рассматривать генерала Йодля. — Но почему же теперь 24-й танковый корпус того же фон Гейра почти неделю топчется перед каким-то Мценском?
— Мой фюрер,— заметил Йодль, — Орел нельзя сравнивать с Мценском. Начало нашего наступления в центре оказалось для Советов полной неожиданностью. Сталин, по-видимому, полагал, что фронт уже стабилизировался и активных действий с нашей стороны уже не последует.
— Зачем строить догадки, Йодль.
— Но это подтвердит и фельдмаршал Браухич: наша атака на Орел стала для русских большим сюрпризом,— не сдавался «главный оператор» ОКБ.— К Мценску же они перебросили две танковых дивизии, укомплектованные новейшими танками типа «Т-34» и «Клим Ворошилов».
— Опять эти новейшие русские танки! — Гитлер артистично вскинул вверх обе руки. — Можно подумать, что мы используем в России только устаревшие танки.
Последнее предложение фюрер произнес уже без акцентов, ровно. Пауза затягивалась. Но вот Гитлер взял карандаш и, уперев его острие в то место на «оперативке», где находилась Тула, обратился к фельдмаршалу Браухичу:
— Но вы так и не ответили, когда же Гудериан захватит Тулу? Назовите мне хотя бы примерный срок!
— Судя по донесениям штаба 2-й танковой армии за 9 октября, в ближайшие дни войска Гудериана овладеют Мценском, а дальше противник вообще не располагает силами, — Главком ОКХ сказал это уверенно, будто сам он через неделю собирался первым въехать в город русских оружейников на «мерседесе».
Йодль тотчас перестал писать, посмотрев на Главкома ОКХ. Его примеру последовал и Хойзингер.
— Да, это так, мой фюрер, — оптимистично ответил Браухич. — По показаниям пленных, Жуков снимает уцелевшие войска с пассивных участков и бросает их на оборону Москвы, но отнюдь не собирается защищать Тулу.
— А разве Жуков командует войсками красных на Московском направлении? Еще несколько дней назад он обращался с воззванием к жителям Петербурга! — Гитлер не мог скрыть очевидного удивления.
— Это стало известно сегодня из показаний пленного русского генерала, мой фюрер, — вставил реплику Кейтель.
Гитлер опустился на стул, посмотрел на присутствующих:
— Надеюсь, ни вы, Кейтель, ни вы, фон Браухич, не забыли, что в начале сентября, под Ельней, войска Жукова доставили немало хлопот 4-й армии фон Клюге. Новая встреча с ним отнюдь не порадует и Гудериана.
— Генерал Жуков — это палочка-выручалочка у Сталина, мой фюрер,— сказал генерал Йодль. — Наши попытки разбомбить его штаб под Ельней не увенчались успехом.
Гитлер выслушал Йодля и обратился к Гтавкому ОКХ:
— Скажите, Браухич, а в чем, собственно, состоит новая тактика русских по использованию этих новейших танков?
— Мой фюрер, я был уверен, что этот факт непременно заинтересует вас, — бойко ответил Браухич.
— Но в чем же? — Гитлер уперся руками в «оперативку».
— Пользуясь тем, что снаряды 37-ми и 50-миллиметровых пушек, состоящих на вооружении пехоты, не пробивают лобовую броню «Т-34», русские контратакуют на участках, прикрываемых пехотой. Они прорывают наши боевые порядки и наносят удары во фланги танковым соединениям.
— Что вы предлагаете? — фюрер сердито уставился на Браухича.
— Командование ОКХ предлагает увеличить выпуск зенитных пушек 88-миллиметров и оснастить ими армейские корпуса на танкоопасных направлениях.
— Увеличить, — с издевкой повторил Гитлер и резко остановился перед начальником штаба ОКВ: — Фельдмаршал Кейтель, вы можете увеличить производство зенитных орудий для сухопутных войск?
Фельдмаршал Кейтель вполне владел ситуацией:
— Мой фюрер, вы же знаете, что из-за дефицита металлов лишь наполовину выполняется план выпуска трехсот зенитных орудий калибра 88-миллиметров. Если бы он выполнялся полностью, то сухопутные войска не получили бы ни одного ствола других видов артиллерии.
- Теперь вы понимаете ситуацию? Я отклонил «третью программу» ОКХ по выпуску танков. Если бы мы делали их тысячу, то это Поглотило бы все ресурсы рейха по легированной стали, — добавил Гитлер.
Главком ОКХ фон Браухич возразил:
 ~~ В войсках не хватает боеприпасов и резины. Нехватка горючего вынудила меня распорядиться об ограниченном использовании
офицерским составом автотранспорта. Подвижные войска получают все меньше танков, а пехотные — орудий и минометов. Мой фюрер, от имени ОКХ я убедительно прошу вас что-то предпринять.
В ответ Гитлер разразился пространным нравоучением:
— Надо что-то предпринять, Браухич, я призываю вас и фон Бока. Надо быстрее захватить Москву. У Главкома ОКХ для выполнения этой задачи вполне хватает наличных сил. Москва — это голова и сердце России. Это — политический центр, главный узел связи и транспортных коммуникаций всей страны. Захватив Москву, мы легко расправимся с северо-западом России и Кавказом. Война с Россией стратегически уже выиграна, и я ни на йоту не изменю отданных указаний о свертывании выпуска вооружений. Я не могу допустить, чтобы перебои в боепитании повлияли на мои планы на Западе, в борьбе против Англии и Америки!
— Мой фюрер, на Восточном фронте повсеместно отмечается повышенная активность авиации большевиков,— Хойзингер попытался вернуть Гитлера к обсуждению фронтовой обстановки. — Речь идет о восточном обводе «котла» под Вязьмой. Это вызывает затруднения 4-й армии.
— По мере приближения немецких войск к Москве сопротивление большевиков будет нарастать, Хойзингер. Жуков особенно искусен в обороне, и он примет все меры по ее укреплению. Но мы должны до наступления зимы во что бы то ни стало овладеть столицей красных! — Гитлер остановился вблизи «оператора» Генштаба ОКХ и многозначительно тряхнул перед ним кулаком.— Если уж я отказался от первоначального плана разгрома большевистских войск вначале под Петербургом и на Украине, то я руководствовался при этом соображениями высшего порядка. Никто не вправе упрекать меня за принятие столь рискованных решений.
Совещание в Вольфшанце продолжалось до глубокой ночи, но обсуждаемые на нем вопросы во многом не отвечали той обстановке, которая к середине октября сложилась в центре Восточного фронта. Она оставалась противоречивой.
В полдень 13 октября фельдмаршал фон Клюге доложил в Смоленск, в штаб группы армий «Центр»: Вяземская группировка большевиков пала. И в этот же час генерал Грейфенберг срочно телеграфировал потрясающую новость в «Асканию» и «Вольфшанце»: путь для соединений 4-й танковой группы и 4-й армии к большевистской столице открыт!
Фактически именно так и обстояло дело. Колонны военнопленных в десятки тысяч человек потянулись из-под Вязьмы на запад. Поражение русских в двухстах пятидесяти километрах от Москвы явилось для них печальным обстоятельством, даже трагедией в известном смысле, и подлинным триумфом грозности и неотразимости немецкого оружия. Столица красных открыта для вступления вермахта!
Утром 14 октября Бок отдал приказ войскам группы армий «Центр» на продолжение операций против Москвы.
В эти октябрьские дни «сошла с ума» идеологическая индустрия рейха. Ажиотаж по случаю новых побед немецкого оружия, поднятый службой Геббельса, не знал границ. Экстренные сообщения с Востока следовали по радио одно за другим. Столичные газеты, стремясь перещеголять конкурентов, выдумывали самые экстравагантные заголовки: «Исход похода на Востоке решен!»; «Последние боеспособные дивизии Советов принесены в жертву!»; «Прорыв центра Восточного фронта!» Большинство из них, вслед за «Фёлькишер беобахтер», начали печатать на своих страницах карту Московской области, чтобы читатели собственноручно отмечали на ней продвижение к столице красных победоносных соединений фельдмаршала Бока.
Спустя неделю после пленения Вяземской группировки русских, Браухич докладывал в Главной Ставке результаты блестящей операции группы армий «Центр». Но с первых минут пребывания в «Вольфшанце» Главкому ОКХ невольно бросилась в глаза излишняя суетливость в поведении фюрера. Браухич тут же припомнил звонок накануне в «Асканию» Йодля, который уточнял цифры захваченных под Вязьмой пленных. Главком ОКХ не ошибся — именно этот вопрос и последовал от Гитлера первым.
— Скажите, Браухич, сколько тысяч военнопленных русских на этот раз захвачено войсками Бока? — Гитлер остановился у торца стола в ожидании ответа.
— Согласно докладу штаба группы армий «Центр», вместе с ранеными и больными свыше двухсот тридцати тысяч, мой фюрер, — Главком сухопутных войск повторил ту же цифру, которую назвал и генералу Йодлю.
— Вместе с больными и ранеными, — как-то смакующе повторил слова фон Браухича Гитлер.— Тогда почему командование ОКХ не выполняет моих четких указаний?
Главком сухопутных войск смешался:
— Прошло слишком мало времени после пленения, мой фюрер и штаб фельдмаршала Бока пока не сумел разобраться со всеми. Отделены командный состав и комиссары. Последние расстреливаются на месте.
— Подобные действия командования группой армий «Центр» правильны, и я их одобряю, но почему сразу не решены вопросы уничтожения госпиталей? Кто будет лечить и кормить больных и раненых солдат? Германия, как вам известно, такими ресурсами не располагает,— все более распалялся Гитлер.
— Мой фюрер, возможно, ваши указания не доведены фельдмаршалом Боком до командующих армий,— заторопился с возражениями Браухич.
— Значит, Боку следует немедленно их напомнить! — словно мальчишке вычитывал Гитлер Главкому сухопутных войск. — Директивы издаются мной для того, чтобы они пунктуально выполнялись!
Начальник Генштаба сухопутных войск Гальдер не мог далее терпеть унижений своего непосредственного начальника. Он встал
и громко сказал:
— Мой фюрер! Главком сухопутных войск не в состоянии проверить исполнение всех ваших директив в группах армий. И потом, есть легко раненные солдаты. Они могут...
Гитлер не позволил Гальдеру договорить:
— Вы, Гальдер, ведете речь о легко раненных, тогда как рейх нуждается в здоровой рабочей силе..Я повторяю — здоровой! — Фюрер метнул сердитый взгляд на начальника Генштаба сухопутных войск.
— Колонны здоровых военнопленных, мой фюрер, движутся в направлении Германии, — вставил реплику Йодль.
— Вчера вы докладывали мне об этом, Йодль, — не глядя на «главного оператора» вермахта, возразил Гитлер и тут же обратился к Кейтелю: — Фельдмаршал Кейтель, я прошу вас лично разобраться с этой неприятностью в Смоленске. Почему она стала возможной? В противном случае колонны пленных могут и не дойти до Германии.
Браухич и Гальдер недоуменно переглянулись между собой. Что за «неприятность» имеет в виду фюрер?
Кейтель имел обыкновение вставать, когда к нему обращался Гитлер. И теперь он встал:
— Мой фюрер, я прошу привлечь к расследованию событий в Смоленске и представителя командования ОКХ.
Гитлер, не раздумывая, согласился:
— Пусть это будет Хойзингер. Я не возражаю, Кейтель. Гитлер прошел к окну, резко повернулся к залу:
— Командование сухопутных войск ведет речь о лечении легко раненных пленных, а тут расстреливается пять тысяч здоровых солдат, которыми можно укомплектовать четыре-пять заводов рейха, остро нуждающихся в рабочей силе.
Загадочная «неприятность» для Браухича и Гальдера постепенно стала приоткрываться. Установившуюся было паузу нарушил генерал Йодль. Он пользовался особым расположением Гитлера и нередко, когда это не грозило неприятностями, позволял себе даже
возражать ему:
— Мой фюрер, я считаю, что Кейтелю не следует лететь в Смоленск для расследования причин расстрела военнопленных. Никакой крамолы со стороны командования группы армий «Центр» в этом факте нет. Несколько затаившихся комиссаров спровоцировали массовый побег на узкой городской улице, и это вынудило конвойную охрану применить оружие. Следует запросить от фельдмаршала фон Бока подробный доклад по поводу случившегося и тем исчерпать сам вопрос.
Гитлер крадучись приблизился к генералу Йодлю.
— Вы, Йодль, сознательно преуменьшаете ущербность происшедшего, Я допускаю расстрел трех-четырех сотен смутьянов, но пять тысяч — это недопустимо. Из шестисот тысяч пленных, взятых под Киевом, до рейха дошло менее пятидесяти тысяч. Еще один призыв рабочих в вермахт — и на заводах некому станет работать.
Тон разговора Гитлера стал уже другим. На смену назиданию и угрозе пришло рассуждение, попытка замять дело компромиссом. Чувствуя податливость фюрера, Йодль умело расставлял акценты, толкал к новым решениям.
— Пять тысяч пленных, мой фюрер, тоже не решат проблему. Но подобные рецидивы следует исключить из практики войск. ОКВ подготовит от вашего имени строгий приказ о порядке перемещения военнопленных, а командование сухопутных войск обеспечит его пунктуальное исполнение.
— Ваше предложение, Йодль, безусловно, импонирует мне, и, как Верховный Главнокомандующий, я его утверждаю. Фельдмаршал Кейтель остается в Главной Ставке...
 

2

В ночь на 8 августа наши самолеты нанесли первый бомбовый удар по Берлину. И далее налеты продолжались вплоть до 4 сентября, потому что ни Главком ВВС Геринг, ни ПВО столицы рейха не имели возможности их предотвратить. В этот же день войска 19-й и 30-й армий Западного фронта перешли в наступление восточнее Духовщины.
8 августа Ставка Верховного Командования была преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования. Председатель ГКО -Сталин стал Верховным Главнокомандующим. Вечером в телефонном разговоре с Кирпоносом он обратился с просьбой к Военному совету Юго-Западного фронта — принять все меры для защиты Киева.
Генерал-лейтенант Еременко ехал в столицу с большой тревогой. Он не знал, как будут оценены Сталиным его действия в районе Смоленска и сам факт сдачи города противнику. Телефонные распоряжения по этому поводу он передал не генерал-лейтенанту Лукину, связь с которым была уже потеряна, а генерал-лейтенанту Курочкину, не получив согласия на то ни маршала Тимошенко, ни Ставки. Напротив, обе эти «высшие инстанции» требовали обратного — удержания Смоленска во что бы то ни стало. Как-то на это его «самоуправство» посмотрит Сталин?
Верховный поздоровался с Еременко за руку и тут же предоставил слово начальнику Генштаба. Маршал Шапошников обрисовал положение сторон на фронтах, особо выделив наиболее угрожаемые направления. Когда он закончил свой доклад, Сталин, который все это время медленно ходил взад-вперед по кабинету, остановился перед бывшим командующим Западным фронтом, негромко спросил:
— Как ваше здоровье, товарищ Еременко?
— На здоровье пока не жалуюсь, товарищ Сталин,— бодро ответил бывший комфронта, хотя и не ожидал, что именно с этого вопроса начнется его разговор в Ставке.
— Вот и хорошо, что здоровье у вас отменное,— сказав так, Верховный прошел в глубь кабинета, а, вернувшись обратно, повернул разговор совсем в другую сторону.
— Скажите, товарищ Еременко, а в чем состоят причины наших серьезных неудач на советско-германском фронте?
— Причин несколько, товарищ Сталин. Во-первых, большая часть командного состава Красной Армии в оперативно-стратегическом звене готовилась вести войну по старой схеме — с приграничных сражений и постепенным втягиванием в них, выдвигаемых из тыла, главных сил. Противник же с самого начала боевых действий бросил в наступление свои главные силы.
Во-вторых, из-за недостатка сил и средств до сих пор ни один наш фронт не сумел создать глубоко эшелонированной обороны, которая позволила бы «перемолоть» ударные соединения противника и перехватить инициативу. Наша фронтовая оборона носит, как правило, линейный характер.
В-третьих, из-за отсутствия механической тяги войска лишены возможности быстрого маневра артиллерией, чтобы противостоять танковым атакам противника. Враг оказался сильнее, товарищ Сталин, чем мы предполагали. Но бить его можно, надо только уметь это делать.
Бодрый тон ответа Еременко бросался в глаза, прозвучал очевидным диссонансом к той мрачной оценке состояния фронтовых дел, которые высказал маршал Шапошников.
— Надо уметь бить врага, говорите? — Верховный приостановился, одобряюще посмотрел на Еременко.
— Именно уметь, товарищ Сталин,— с нажимом произнес бывший командующий Западным фронтом.
- Это верно. Тогда поделитесь с нами этим умением.
— Я сошлюсь лишь на те эпизоды, участником которых мне самому довелось быть на Западном фронте. Контрудар 5-го и 7-го механизированных корпусов генералов Алексеенко и Виноградова севернее Орши на Сенно — Лепель мог привести к успеху, окажись в составе наших соединений хотя бы в два раза больше танков типа «KB» и «Т-34». Их лобовая броня выдерживает огонь немецких танковых орудий, а также 37-ми и 50-миллиметровых противотанковых пушек.
Успешными следует признать и действия группы генерала Рокоссовского на Ярцевском рубеже. Решающую роль в том, что танковые группы Гота и Гудериана так и не смогли удержать кольцо окружения у Соловьевой и Ратчинской переправ на Днепре, сыграла артиллерия, хорошо организованная генералом Казаковым.
— А что скажете вы, товарищ Кузнецов, по этому же вопросу? — Верховный круто повернулся к командующему Северо-Западным фронтом.
. Генерал-полковник Кузнецов был немногословен. В дополнение к сказанному Еременко, он отметил лишь четкое взаимодействие наземных войск и фронтовой авиации при контрударе 11-й и 34-й армий под Старой Руссой.
Выдержав небольшую паузу, Верховный пригласил обоих командующих фронтами к «оперативке» и негромко сказал:
— Из доклада начальника Генштаба и ваших оценок обстановки напрашиваются некоторые выводы: успешным оказался контрудар 11-й армии Северо-Западного фронта у Сольцов. Фронт стабилизировался на рубеже Старая Русса — Холм. В центре, на рубеже Великие Луки — Ярцево — Кричев — Жлобин немец тоже перешел к обороне. Значит, мы получили небольшую передышку и используем ее для создания Ржевско-Вяземского оборонительного рубежа и Можайской линии обороны,— Сталин сделал паузу, пристально посмотрел на генералов Еременко и Кузнецова.
После паузы он вновь наклонился над картой.
— Очень тяжелое положение сложилось на Юго-Западном направлении. Не добившись успеха под Киевом, немец ударил южнее, прорвал нашу оборону и вышел в тыл 6-й и 22-й армиям. Навстречу этой северной группировке с юга, от Каменец-Подольского, прорвав оборону Южного фронта, двинулась 11-я армия. Контрудары наших войск из глубины оказались безуспешными. 6-я и 12-я попали в окружение. Отступает 9-я армия. Но сражение за Смоленск и наступление на юге дорого обошлись немцу. Велики людские потери, а танковые дивизии он снял с фронта и отвел в тыл на переформирование. Что ждет нас в перспективе?
Сейчас противник готовит новые удары. Мы ожидаем их на рангах центрального участка: из района Великие Луки — Белый а Калинин, из района Пропойск — Рославль на Брянск. Брянское направление наиболее опасно еще и потому, что прикрывается оно еще не сложившимся Центральным фронтом. Необходимо остановить продвижение немца на Брянском направлении. Учитывая слабость Центрального фронта, создается Брянский фронт. Его задача — не только надежно прикрыть свое направление, но и во что бы то ни стало разбить 2-ю танковую группу Гудериана.
Затем Верховный обратился к генералам с вопросом: какое новое назначение они хотели бы получить? Выслушав их уклончивые ответы, Сталин объявил, что генерал-лейтенант Еременко назначается командующим Брянским фронтом, а генерал-полковник Кузнецов возглавит отдельную армию в Крыму.
Ознакомившись с данными по составу своего нового фронта и получив приказ о назначении, Еременко встал перед Сталиным по стойке «смирно» и громко отрапортовал:
— Спасибо за доверие, товарищ Сталин. Имея более двадцати пяти дивизий, Брянский фронт за несколько дней, безусловно, разгромит Гудериана, повадки которого мне хорошо известны по Западному фронту!
— Желаю удачи,— тепло напутствовал его Верховный.
Когда дверь за новым командующим Брянским фронтом закрылась, Сталин, обведя взглядом присутствующих, многозначительно заметил:
— Вот это и есть как раз тот человек, который нужен нам в такой сложной обстановке... Надо бы таких больше...
Обвальные события первой декады сентября на центральном участке Западного фронта переместились на фланги. В условиях жесткой осады оказались Ленинград, Киев и Одесса. Ставка отреагировала на эти осложнения новыми назначениями. 10 сентября Ленинградский фронт возглавил генерал армии Жуков, сменив на этом посту маршала Ворошилова, Резервный фронт принял под свое начало маршал Буденный. 11 сентября маршал Тимошенко прибыл в Ставку и получил новое назначение, возглавив Юго-Западное направление. Командующим Западным фронтом в этот же день был назначен генерал-полковник Конев. Так, вслед за упразднением надуманного звена в управлении войсками на северо-западе, прекратило свое существование и командование Западного стратегического направления.
Яростные атаки противника на Ленинград приобретали все более ожесточенный характер. Полная блокада города с суши и моря становилась делом ближайших дней, и к этому следовало как-то подготовиться. Командующий фронтом Жуков хорошо это понимал и с первых часов пребывания в Ленинграде увидел своими глазами, что во всех действиях фашистского командования сквозило обычное нетерпение.
Возглавив фронт в критической ситуации, Жуков понял и другое — бывшее его командование использовало в интересах обороны Ленинграда отнюдь не все наличные возможности. Узнав, что по распоряжению маршала Ворошилова корабли Краснознаменного Балтийского флота заминированы, новый командующий фронтом в первый же день пребывания в городе отдал вице-адмиралу Трибуцу контрприказ: «Во-первых, извольте разминировать корабли, чтобы они сами не взорвались, а во-вторых, подведите их ближе к Ленинграду, чтобы они могли стрелять всей своей артиллерией».
Жуков предельно ясно объяснил свою позицию:
— Как вообще можно минировать корабли, на которых имеется сорок боекомплектов! Да, возможно, они погибнут. Но если так, то они должны погибнуть только в бою, стреляя!
С целью улучшения управления войсками 11 сентября генерал-лейтенант Хозин был назначен начальником штаба Ленинградского фронта. 14 сентября командующего 42-й армией генерал-лейтенанта Иванова сменил генерал-майор Федюнинский. Докладывая в этот день по «Бодо» обстановку под Ленинградом маршалу Шапошникову, Жуков отметил, что фактическое положение дел значительно сложнее, чем считала Ставка. Ленинграду угрожает смертельная опасность.
Не менее, чем Ленинградское направление, ГКО беспокоило развитие ситуации на Юго-Западном фронте. Утром 10 сентября маршал Шапошников разговаривал по «Бодо» с Главкомом Юго-Западного направления Буденным. Начальник Генштаба передал ему распоряжения Верховного Главнокомандующего о направлении в район Путивля 2-го кавкорпуса генерал-майора Белова для закрытия прорыва между Юго-Западным и Брянским фронтами на участке Конотоп — Новгород-Северский. Ответственность за успех этой операции Сталин возложил на командующего Брянским фронтом Еременко. Но в тот же день 2-я танковая группа генерала Гудериана ворвалась в Ромны и устремилась далее на юг, навстречу 1-й танковой группе генерала фон Клейста, наступающей от Кременчуга.
Поворотным пунктом в развитии обстановки в районе Киева стало 16 сентября — восточнее Лохвицы сомкнулись бронированные клещи 1-й и 2-й танковых групп. Войска 5-й, 26-й и 37-й армий полностью, 21-й и 38-й армий частично оказались окруженными. Связь с их штабами прервалась. Генерал-полковник Кирпонос с штабом Решал вопрос о выходе из окружения, а Главком Юго-Западного направления ломал голову над проблемой спасения окруженных. Тут-то и появился его приказ, поступивший в штаб фронта из Полтавы: «Главными силами фронта незамедлительно начать отход на тыловой оборонительный рубеж по реке Псёл».
Разгром войск Юго-Западного фронта серьезно озадачил ГКО и, напротив, вызвал прилив энтузиазма в «Волчьем логове». Там вновь взлелеяли надежду закончить «Восточный поход» в сорок первом, и обязательно взятием Москвы, остававшейся ключом ко всей советской системе.
Таким же «ключом ко всей советской системе» оставался для противника и Ленинград. Наши войска по инерции продолжали отход. Чтобы их остановить, необходим был решительный психологический перелом. Последовал суровый приказ, продиктованный лично генералом армии Жуковым:
«Военным советам 42-й и 53-й армий.
Боевой приказ № 0064 штаба Ленинградского фронта.
1. Учитывая особо важное значение в обороне южной части Ленинграда рубежа Лигово — Кискино — Верх. Койрово — Пулковских высот — района Московская Славянка — Шушары — Колиино, Военный совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющему указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа Военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу.
2. Приказ командному и политическому составу объявить под расписку. Рядовому составу широко разъяснить.
3. Исполнение приказа донести к 12. 00 18. 9.41. Жуков, Жданов, Кузнецов, Хозин. 17.9.41».
Двадцатые числа сентября на центральном участке советско-германского фронта отличались подозрительным затишьем. 27 сентября Ставка обязала Военные советы Западного, Резервного и Брянского фронтов мобилизовать все наличные ресурсы для инженерного оборудования местности. Совершенно точно ею были указаны и наиболее вероятные направления главных ударов вражеских войск: Вяземское, Рославльское, Брянское.
Ночью 30 сентября генерал-майор Лелюшенко во второй раз за последние сутки был вызван в Ставку. На столе — карта с обстановкой на 18.00 в районе Севска и Глухова. За столом сидят Ворошилов, Микоян и Шапошников. Верховный в задумчивости рассматривал «оперативку». Намерения противника очевидны. Когда заместитель начальника Главного бронетанкового управления доложил о прибытии, Сталин пригласил его к карте, сказал:
— Мы вызвали вас, товарищ Лелюшенко, ввиду резкого изменения обстановки на Орловском направлении. 2-я танковая группа Гудериана перешла в наступление и, прорвав оборону 3-й армии, держит курс на Орел. 1-й гвардейский стрелковый корпус вам предстоит сформировать не за пять суток, а вдвое быстрее, и выдвинуть его в район Мценска. А сейчас вместе с Главкомом ВВС генералом Жигаревым вы должны вылететь в Орел, чтобы на месте разобраться в обстановке и принять необходимые решения.
Но Лелюшенко предложил свой план действий. Лететь в Орел нет никакого смысла. Там нет наших войск и разбираться совершенно не с кем. Он попросил Ставку о подчинении ему личного состава Тульского артучилища и находящегося в резерве Ставки 36-го мотоциклетного полка. С этим наспех сколоченным «корпусом» он и двинется навстречу соединениям Гудериана. Организовав оборону по реке Зуше, он постарается задержать продвижение врага на Орел до подхода корпусных сил. Формирование корпуса должно взять на себя Главное бронетанковое управление.
Обсуждение предложений Лелюшенко получилось коротким. Маршал Ворошилов заявил, что их надо утвердить. Маршал Шапошников обратил внимание комкора на то, что опыт сколачивания боеспособных группировок из отходящих войск и «окруженцев» полностью себя оправдал у Конева под Витебском и у Рокоссовского на Ярцевском рубеже. Но время не ждет, действовать надо как можно быстрее. Немедленно поднять по тревоге личный состав училища и мотоциклетного полка и выступить до рассвета.
Завершил динамичную дискуссию Верховный. Красным карандашом Сталин прочертил на карте рубеж обороны по реке Зуше и категорически приказал:
— Дальше Мценска, товарищ Лелюшенко, Гудериана не пускать. Для ударов по моторизованным колоннам противника в ближайшее время направим авиацию.
У Лелюшенко были весомые козыри. Его 1-й гвардейский стрелковый корпус комплектовался из уже обожженных войной соединений и частей: двух стрелковых и одной кавалерийской дивизий, двух танковых бригад, двух артиллерийских и мотоциклетного полков. Но первые трое суток в распоряжении комкора имелись только исходные — мотоциклетный полк и три батальона артучилища. Они оседлали шоссе Орел — Тула и пресекли попытки 3-й и 4-й танковых дивизий Гудериана продвинуться в сторону Москвы.
Затем ситуация изменилась. Утром 4 октября в Мценск прибыла 4-я танковая бригада полковника Катукова. На другой день рубеж по реке Зуше заняла 6-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора Петрова и 11 -я танковая бригада подполковника Бондарева. В этот же день Ставка выдвинула на Орловское направление еще и 9-й гвардейский минометный полк майора Шамшина в составе двух дивизионов «эрэсов». Днем 5 октября по танковым колоннам 24-го танкового корпуса генерала фон Гейра нанесла мощные бомбовые удары 6-я резервная авиагруппа генерал-майора Демидова.
Когда сражение под Мценском еще не достигло апогея, а острия 3-й и 4-й танковых групп находились на значительном удалении от Вязьмы, Верховный поручил Поскребышеву соединить его со штабом Ленинградского фронта. Разговор с Жуковым получился недолгим. Сталин спросил о состоянии фронтовых дел и поставил вопрос прямо:
— Не можете ли вы, товарищ Жуков, немедленно вылететь в Москву? Ставка хотела бы посоветоваться с вами.
После разгрома, который учинила 2-я танковая группа Гудериана войскам Брянского фронта, Верховный глубоко понял всю сложность обстановки и твердо решил, что спасти положение в центре фронта под силу только Жукову.
Но в этот день Жуков не смог вылететь в Москву — снова обострилась ситуация на фронте 54-й армии, у Синявино.
Вечером 6 октября в Ленинград вновь позвонил Сталин:
— Товарищ Жуков, как обстоят у вас дела? Что нового в действиях противника за истекшие сутки?
Командующий Ленинградским фронтом досконально знал состояние дел на всех участках, ответил:
— В сентябрьских боях противник понес большие потери в живой силе и технике, товарищ Сталин, и, по показаниям пленных, переходит под Ленинградом к обороне. Но авиация и артиллерия продолжают наносить удары по городу, видимо, для отвлечения внимания.
— Для отвлечения внимания от чего? — прервал доклад командующего фронтом Верховный.
— Авиаразведкой фронта установлена большая передислокация моторизованных колонн вражеских войск из-под Ленинграда в южном направлении. Скорее всего, они перебрасываются на Московское направление.
— Значит, вы убеждены, что в ближайшее время немец не повторит наступление на Ленинград?
— Планов Лееба я не знаю, товарищ Сталин. Какими силами он может это сделать без 4-й танковой группы?
— Пожалуй, вы правы, товарищ Жуков,— сказал Верховный и бесстрастным голосом добавил: — А на Западном фронте обстановка быстро ухудшается.
— Значит, распоряжение о моем вылете в Ставку остается в силе? — поинтересовался Жуков.
— Конечно, в силе. Передайте командование фронтом Хозину или Федюнинскому, а сами вылетайте в Москву.
Когда 7 октября полковник Голованов вошел в кабинет Сталина, там никого из членов Ставки не было. Верховный сидел на стуле в задумчивости, молчал. На столе стояла остывшая еда. В том, что он ощутил присутствие вошедшего, сомнений быть не могло, но что-то очень серьезное удерживало его в этом необычном состоянии. И Голованов никак не решался нарушить эту вечернюю тишину.
— У нас большое горе... К нам пришла большая беда,— услышал, наконец, Голованов тихий, но четкий голос Сталина.— Прорывом фронта под Вязьмой немец завершил окружение главных сил Западного и Резервного фронтов.
Помедлив некоторое время, Верховный тем же «убитым голосом» продолжил свой жуткий монолог:
— Теперь Москву защищать некому и нечем... Что теперь делать?.. Что теперь делать?
Повторив последнюю фразу дважды, Верховный поднял глаза на Голованова, словно тот в состоянии был ответить на его «ужасные вопросы». Никогда прежде, даже при капитуляции войск Юго-Западного фронта под Киевом, комдив не видел Верховного столь несчастным и растерянным.
Прибыв в Москву 7 октября из Ленинграда, Жуков в качестве представителя Ставки за трое суток исколесил всю округу между Угрой и Протвой, севернее Калуги. В ночь на 8 октября в Красновидово он вместе с Коневым, Булганиным и Соколовским разбирался с обстановкой на Западном фронте, а утром следующего дня в Малоярославце встретился с Буденным, командующим Резервным фронтом. Ни Конев, ни Буденный не могли доложить в Ставку о положении своих войск. Доклада Жукова по всем этим вопросам ждал Сталин.
Утром 10 октября Жуков прибыл в штаб Западного фронта, в Красновидово. Там находились заместитель председателя ГКО Молотов, член Ставки Ворошилов, а также представитель Генштаба Василевский. Тут же его пригласили в аппаратную. Звонил Верховный. Разговор был коротким. Сталин объявил решение Ставки: Западный и Резервный фронты объединяются в один, Западный. Командующим назначен Жуков, а Конев отзывается в Москву.
Жуков не согласился с этим решением, попросил:
—Товарищ Сталин, Конев лучше меня знает обстановку, поэтому я прошу назначить его моим заместителем.
— Решением Ставки Конев отзывается в Москву!
— Я прошу назначить Конева моим заместителем!
— Хорошо. Пусть генерал Конев останется вашим заместителем, но сдадите Москву немцу, оба ответите головой! А сейчас, товарищ Жуков, скорее берите все в свои руки и действуйте решительно. Медлить нельзя.
В тот же день, разобравшись с обстановкой, члены комиссии Г КО убыли в Москву, а в Красновидово состоялось заседание Водного совета фронта. Он и решил, что Конев немедленно отправляется на Калининское направление и там возглавит боевые действия 22-й, 29-й, 30-й и 31  -й армий.
В полдень 12 октября командующий Западным фронтом позвонил в Ставку. Верховный спросил по положении окруженных под Вязьмой группировки генерала Лукина, а потом сообщил, что ГКО -принял постановление «О строительстве третьей линии обороны Москвы». Она включала полосу обеспечения и два оборонительных рубежа — главный и городской. Сталин спросил Жукова: какому из рубежей, главному или городскому, следует уделить большее внимание? Тот ответил: конечно, главному. Вопрос же, по которому Жуков решил переговорить со Сталиным, касался использования зениток для борьбы с танками противника.
Верховный согласился с Жуковым не сразу, спросил:
— А это не снизит мощь наших зенитных частей в борьбе с вражеской авиацией?
— Не снизит, товарищ Сталин, — заверил Жуков. — На Ленинградском фронте зенитчики уничтожили более ста немецких танков и помогли наземным войскам устоять.
— Цифры вы приводите убедительные... Хорошо, я посоветуюсь с Генштабом,— пообещал Верховный.
Вопрос решился быстро. Маршал Шапошников поддержал предложение Жукова. Согласился с ним и командующий войсками ПВО Москвы генерал-майор Громадин. В тот же день Сталин подписал приказ: «Всем зенитным батареям корпуса Московской противовоздушной обороны, расположенным к западу, юго-западу и югу от Москвы, кроме основной задачи отражения воздушного противника, быть готовым к отражению и истреблению прорывающихся танковых частей и живой силы противника».
Как ни тяжело складывалась обстановка под Тулой, но Ставка продолжала укреплять Волоколамское и Можайское направления. Днем 16 октября Верховный позвонил командиру 4-й танковой бригады Катукову и приказал срочно вернуться в Кубинку. Комбриг, однако, попросил разрешения передислоцироваться своим ходом.
— А моторесурса на бои хватит, товарищ Катуков? — уточнил Верховный.
— Хватит, товарищ Сталин, — доложил Катуков. — Но будут сэкономлены сутки, за счет погрузки и выгрузки с платформ.
Когда бои развернулись во всей полосе Западного фронта, Военный совет счел необходимым обратиться в Ставку с предложением сократить его протяженность, выделив правое крыло в самостоятельное образование. Приказом Ставки от 17 октября был создан Калининский фронт. Его возглавил генерал-полковник Конев. Фронт объединил 22-ю, 29-ю, 30-ю и 31-ю армии, а также 183-ю, 185-ю и 246-ю стрелковые дивизии; 46-ю и 54-ю кавалерийские дивизии.
Вечером 19 октября на заседание ГКО были приглашены секретарь Московского горкома партии Щербаков, председатель исполкома Моссовета Пронин и начальник Московского гарнизона геНерал Артемьев. Заслушав их доклады о ходе строительства Московской зоны обороны, председатель ГКО обратился ко всем присутствующим с вопросом:
— Будем ли защищать Москву, товарищи? — и сам нарушил тягостное молчание: — Я считаю, что оставлять столицу ни в коем случае нельзя!
Его решительно поддержал член ГКО Берия:
— Конечно, какой может быть разговор, товарищ Сталин!
Но председатель ГКО предложил персонально ответить на него членов ГКО Молотова, Ворошилова и Маленкова, а затем руководителей Москвы — Щербакова, Пронина и Артемьева. Получив их утвердительные ответы, он сказал:
— Я свою позицию высказал. В разговоре со мной ее поддержал и товарищ Жуков. Поэтому я предлагаю принять постановление ГКО о введении в Москве осадного положения. Напишите проект постановления, товарищ Маленков.
Несколько минут, в течение которых Маленков писал проект документа, Сталин молча прохаживался по кабинету. Затем он остановился у торца стола, взял проект, быстро пробежал его глазами и тут же вынес суровый приговор:
— Не годится... Это исключительное постановление завтра по радио услышит весь мир... Пишите.
Маленков положил перед собой чистый лист бумаги. Сталин начал диктовать текст постановления. Его четкие, лаконичные фразы звучали весомо:
— Этим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на сто — сто двадцать километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу Жукову, а на начальника гарнизона Москвы генерала Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах.
В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:
1. Ввести с 20 октября 1941 года в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение...
Государственный Комитет Обороны призывает трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной Армии всяческое содействие.
Еще раз, внимательно перечитав постановление, председатель О подписал его, затем направился к своему рабочему столу и сразу же принялся поочередно звонить командующим военными округами. Номера их телефонов он набирал по памяти. Изредка заглядывая в небольшую записную книжечку, Сталин называл конкретные соединения и приказывал о немедленном направлении их в район Москвы.
 

ОТРАЖЕНИЕ «ТАЙФУНА»

1

К середине октября операция «Тайфун» переживала временное затишье, хотя штаб-квартиры фон Бока — «Аскания» и «Вольфшанце» играли «одну партию», продолжали гнать войска на Москву. Требовалось взять ее теперь уже к новому сроку — 7 ноября.
С нарастанием успехов в России Гитлер стал все чаще покидать Главную Ставку. В полдень 25 октября пикантная встреча союзников в Берлине: Гитлер принимает министра иностранных дел Италии Чиано. Снова подробная информация о положении в России и... скромное обещание, что в ближайшие дни Москва будет окружена со всех сторон. Три недели назад, в Имперской канцелярии, в беседе с Осимой, речь шла о вступлении вермахта в Москву 12 октября, теперь Гитлер говорит лишь о ее полном окружении...
План операций на ноябрь поражал все большей отвлеченностью от реально складывающейся обстановки на Востоке. Начальник Генштаба ОКХ, имевший репутацию «сдержанного перестраховщика», вдруг заявил о себе в качестве дальновидного стратега. Он столь полно отражал умонастроения «верхов», что даже Гитлер с ходу высказался в его поддержку. И как ему было не согласиться, если рисовались перспективы в духе его «стратегического дарования».
Гальдер предложил наносить главный удар силами 3-й и 4-й танковых групп Рейнгардта и Гёпнера не по Москве, а в направлении Рыбинска и Ярославля. Москву предстояло брать только силами 4-й армии фон Клюге. Решив проблему Тулы, 2-я танковая армия Гудериана наступает на Рязань — Муром — Горький. Войска 9-й армии Штрауса перебрасываются на правый фланг группы армий и продвигаются на Воронеж.
План Генштаба ОКХ получил одобрение в «Вольфшанце», но был дополнен задачами для групп армий «Север» и «Юг». Войскам фон Лееба следовало достичь Вологды, а фон Рунштедта продвинуться до Сталинграда и Майкопа!
Главком ОКХ хорошо понимал всю ответственность момента. Чтобы подготовить приемлемый план предстоящего наступления, фон Браухич принял решение о проведении совещания с начальниками штабов армий и групп армий. 1-й обер-квартирмейстер Генштаба ОКХ Паулюс и Хойзингер подготовили для Гальдера документ: «Ориентирование начальника Генерального штаба сухопутных сил от 7 ноября».
Гитлер упредил совещание генералитета штабов совещанием Главкомов родами войск 7 ноября в «Вольфшанце». Браухич выступил на совещании первым и в полном объеме изложил содержание подготовленного для Гальдера документа. После него свои соображения на предмет развития фронтовой обстановки высказали Главком ВВС Геринг и Главком ВМС Редер. В заключение совещания произнес речь Гитлер.
В тот же вечер радио принесло в «Вольфшанце» ошеломительную весть — в столице большевиков, на Красной площади, состоялся военный парад войск Московского гарнизона. Геринг, ссылаясь на плохую погоду, резко снизил интенсивность налетов на Москву, и вот результат.
Обстановка неопределенности, словно вирус, поразила и Главную Ставку. Адъютант Гитлера майор Энгель живописует ситуацию на 12 ноября: «Можно только рыдать! Обстановка теперь такова, что надо брать Москву и юг одновременно. И к тому же становится заметным, что фюрер недостаточно ясно говорит о том, чего он хочет...»
Обстоятельства складывались так, что никто не видел иного выхода из создавшегося положения, кроме как решительно идти на Москву. Гитлер продолжал маниакально верить в могущество вермахта. Он считал, что достаточно подкрепить фон Бока пятью дивизиями с Запада и тремя сотнями танков, и со столицей большевиков будет покончено. С ним был всецело солидарен Кейтель и «почти всецело» Йодль. Так происходило от воздействия подретушированной информации и восприятия самого положения в России.
«Аскания», напротив, тяжело переваривала избыток подлинной информации, которая угнетала. Потери войск к середине ноября достигли ошеломительной цифры — свыше семисот тысяч человек! Запасы продовольствия и боеприпасов в группе армий «Центр», предназначенные для операции «Тайфун», израсходованы. Действия партизан на коммуникациях приобретали все больший размах, и на борьбу с ними приходилось отвлекать регулярные силы. Все новые вопросы ставили «нелогичные действия» большевиков. Столица — на осадном положении, а там проводятся различные пропагандистские мероприятия и даже военный парад. Сталин — в Москве, и значит, город намерен защищаться до конца.
Весь день 13 ноября Гальдер посвятил совещанию со «штабниками» в Орше. Начальник Генштаба ОКХ попытался убедить подчиненных в том, что захват Вологды, Сталинграда и Майкопа обеспечит выгодные исходные позиции для последующей кампании сорок второго года. Фюрер считает, акцентирует внимание Гальдер, что овладеть ими вермахт может еще зимой сорок первого. Ретроспективный анализ проведенных операций показывает их целостность и безошибочность.
Вступительное слово закончено. Начинается дискуссия.
Начальник штаба группы армий «Юг» Зоденштерн категоричен: фельдмаршал фон Рунштедт отдал приказ командующему 17-й армией Готу после захвата Ростова прекратить наступление. Продвижение вперед группы армий далее практически невозможно без радикальных перемен в боепитании войск и их кадрового пополнения. От имени Рунштедта он обратился к Гальдеру с просьбой о разрешении их группе армий перейти к обороне на достигнутых рубежах.
С тем же настроем выступил и начальник штаба группы армий «Север» генерал Бреннеке. Он подчеркнул, что высказывает и свою, и фельдмаршала фон Лееба точку зрения. Состояние их войск вызывает большую тревогу. После переброски на Московское направление 4-й танковой группы войска Лееба не располагает силами для наступления на Петербург. Войска окапываются и уже перешли к
обороне.
Мнения же «штабников» армейского звена оказались не столь единодушными. 9-ю армию Штрауса, перешедшую к обороне по Волге у Калинина, предлагалось оставить в статичном положении. 4-я армия фон Клюге просила командование ОКХ о передышке. Начальник штаба армии Ьлюментрит заявил, что об окружении Москвы не может быть и речь.
3-я танковая группа Рейнгардта оказалась не в силах двигаться на Ярославль. 4-я танковая группа Гёпнера не разделяла идею наступления вообще. Ее командование предлагало отойти на более удобные позиции, чем оказаться перед Москвой обессиленной и обескровленной. Не поддержал идею наступления на Горький и начальник штаба 2-й танковой армии Либенштейн. Он привел слова Гудериана: «Сейчас не май месяц и мы не во Франции».
Как изменилось время! Развитие событий на Востоке даже твердокаменному Гальдеру «вывернуло мозги наоборот» — еще в сентябре он сам отстаивал как раз противоположные варианты и считал их отвечающими обстановке. Теперь тех же подчиненных приходилось убеждать в обратном!
Вечером, после совещания, Гальдер встретился с командующим группой армий «Центр» Боком и вручил ему приказ Главкома ОКХ-Это был документ, точь-в-точь отражающий его план дальнейших действий, одобренный фюрером. Мистификация, да и только. Словно не присутствовал он на совещании, устроенном им самим же, которое тем только и занималось, что напрочь этот план опровергало.
Сроки начала наступления Браухичем не назывались. Он и так был уверен, что командующий группой армий «Центр», получив карт-бланш на свободу действий, не станет далее ссылаться на плохое боепитание войск и выполнит самое важное пожелание фюрера — «не медлить».
Гитлер снова, как и в канун операции «Тайфун», обратился к войскам с воззванием: «Учитывая важность назревающих событий, особенно зиму, плохое материальное обеспечение, необходимо в ближайшее время любой ценой разделаться со столицей русских Москвой».
Мощный пропагандистский залп готовил по случаю продолжения операции «Тайфун». Впрочем, он давно ждал триумфа войск фон Бока. Еще 2 ноября он направил ему приветственную телеграмму, конфиденциально сообщив в ней о намерении фюрера переименовать город Смоленск в город Бока, Бокбург. Теперь приспело такое время. И Геббельс сам готов был выступить в роли генерала, чтобы повести за собой дивизию или армию на этот последний штурм. Его радиостанции, газеты могли это сделать. Они стенали: «Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами. Осталась Москва. Заставьте ее склониться. Москва — это конец войны!»
Войска вступали в генеральный поход вяло, нехотя. Первой перешла в наступление 3-я танковая группа Рейнгардта. На рассвете 15 ноября, после артиллерийской обработки передовой, она нанесла танковый удар по левому флангу Калининского фронта на Клинском направлении. Превосходство в танках, триста против шестидесяти, обеспечило успех прорыва. Вслед наступали войска 9-й армии Штрауса.
Утром 16 ноября на Волоколамском направлении двинулась вперед 4-я танковая группа Гёпнера. Атаки автоматчиков с танками на острие следовали одна за другой, но удачливый Гёпнер испытывал все большее огорчение — русские стойко оборонялись. Прорвать их оборону все не удавалось. К исходу дня командующий 4-й танковой группой получил и вовсе страшное донесение: восточнее Волоколамска, у разъезда Дубосеково, отряд русских уничтожил за день почти два десятка его танков! Использовали они только противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью. А в районе Ново-Петровское большевики атаковали моторизированную дивизию СС «Райх», применив свое «адское оружие»!
Выходил из себя фельдмаршал Бок. Согласно его приказу, вторые сутки 4-я армия фон Клюге должна была наступать на Москву, а тот раз за разом слал в Красный Бор донесения о сложностях на его правом фланге, у Тарусы. Командующий группой армий «Центр» не хотел понимать этих трудностей. На доукомплектование 4-й армии ушли все «западные резервы», но где результат? У Клюге больше дивизий в шести армейских корпусах и меньшая протяженность фронта, чем у 9-й армии, но Штраус наступает! Отношения Бока и Клюге накалились до предела.
Положение 4-й армии вызвало большую тревогу в «Аскании». Начальник Генштаба ОКХ Гальдер находился в том же положении, что и Бок, с точки зрения оценки обстановки под Серпуховым, но он знал, что напрасно Клюге паниковать не станет. Гальдер доложил Главкому ОКХ о трудностях на фронте 4-й армии и посоветовал ему доложить о них Гитлеру. Но Браухич счел такой доклад преждевременным.
Давление Бока, наконец, увенчалось успехом. 17 ноября фон Клюге отдал приказ о наступлении двум из шести корпусов. Командарм 4-й доложил в «Асканию», что все еще не может двинуть вперед свой правый фланг. Положение изменилось к лучшему с переходом в наступление 18 ноября 2-й танковой армии. Не надеясь и в этот раз овладеть Тулой, Гудериан нанес удар южнее, в направлении Венева и Каширы.
Утром 18 ноября Браухич созвал совещание Генштаба ОКХ. Говорил больше других он сам. По его мнению, на Восточном фронте, по вине командования группой армий «Центр», исчезают шансы на захват Москвы. Войска 4-й армии не преодолели кризис у Серпухова. 2-я танковая армия оказывается не в состоянии захватить Тулу.
Но Браухича беспокоила обстановка не только у Бока. Русские наступали на Тихвин. Мощь их атак нарастает, а фон Леебу нечем усилить 16-ю армию Буша. Главкома ОКХ не удовлетворяли и действия войск фон Рунштедта.
Гитлер столь уверен в достаточности сил на Московском направлении, что решает 198-ю кавалерийскую дивизию направить не под Серпухов, а в группу армий «Север». Здесь надо ликвидировать Ладожскую группировку Советов. Для прорыва к Воронежу нужен один армейский корпус. 6-я армия фон Рейхенау должна прикрыть левый фланг 17-й армии Гота.
Касаясь ситуации на фронте Бока, Гитлер еще раз напоминает командованию ОКХ о рубежах кампании сорок первого года — Ярославле и Рыбинске, если боепитание войск и погода позволят достигнуть этой цели. Операции в районе Москвы имеют целью уничтожение сил большевиков, а не фронтальное их оттеснение с занимаемых позиций.
Когда Бок вернулся с передовой на свой КП, ему доложили о телеграмме из «Вольфшанце». В ней Гитлер требовал прекращения фронтальных атак на Москву, но окружения ее с севера. Командующий группой армий «Центр» тут же связался с «Асканией» и доложил Гальдеру, что сил для окружения столицы русских у него нет. Гудериан был непредсказуем. Вечером 21 ноября он доложил в «Асканию», что его войска выдохлись и наступать не могут. Прошло, однако, двое суток, и «наверх» полетели доклады о блестящих победах 2-й танковой армии. 24 ноября 24-й танковый корпус фон Гейра захватил Венев, а 47-й танковый корпус Лемельзена овладел Михайловым. 25 ноября дивизии Гудериана вышли на подступы к Кашире, предприняли наступление на Рязань и Скопин.
Конец ноября. Гальдера тревожат доклады Хойзингера. 28 числа он доложил, что русские ворвались в Ростов. 1-я танковая армия отступает. В этих условиях Рунштедт распорядился об отходе на рубеж Таганрог — Миус — Бахмутовка. Гитлер приказал его отменить. Передав приказ фюрера, Браухич услышал из уст Рунштедта колкое возражение: «Если наверху не доверяют моему руководству, то я должен просить о замене меня другим командующим».
Хотя фюрера гложут сомнения, Браухич не решается доложить ему «глупый вздор» командующего армией резерва Фромма. А тот 24 ноября посоветовал Гитлеру заключить мир с Россией на выгодных для Германии условиях. Он считает военно-экономическую ситуацию в рейхе катастрофической. Смелее Браухича, Гальдера и Фромма оказался имперский министр вооружений Тодт. 29 ноября он заявил Гитлеру, что в военно-экономическом отношении война в России проиграна.
В пятый раз Гитлер отправлялся на Восточный фронт. По разу он побывал у Лееба и Бока, но уже в третий раз вылетал в Мариуполь, к фон Рунштедту. Здесь фюрер встретился с командиром 1-й танковой дивизии СС Дитрихом, пользующимся его доверием. Дитрих доказал ему, что в поражении под Ростовом нет вины командарма 1-й танковой армией. Он выполнял ошибочные приказы Рунштедта!
Гитлер улетел из Полтавы ни с чем. Виноватого в катастрофе под Ростовом выявить не удалось.
В полдень 30 ноября Гитлер вызвал в «Вольфшанце» Браухича и, осыпав его упреками, приказал повторить требование в адрес Рунштедта об отмене приказа на отход войск. Но командующий группой армий «Юг», как и при встрече с фюрером, твердо стоял на , своем: об отмене приказа не может быть и речи. Он повторил просьбу об отставке.
1 декабря Гитлер направил в Генштаб ОКХ три телеграммы. Первой он освобождал Рунштедта от должности командующего группой армий «Юг». Второй назначал на эту должность фельдмаршала фон Рейхенау. Третья имела приказ генерал-полковнику Фромму: срочно переправить в 1-ю танковую армию, для пополнения 3-й, 14-й и 16-й танковых дивизий, по сорок танков «Т-Ш» и по Двенадцать танков «T-IV».
По мере приближения группы армий «Центр» к Москве все энергичнее готовился к вступлению в город и передовой отряд эсэсовцев — «Форкоммандо Москау». Отборное войско шефа рейхе-комиссариата «Москва» Каше передислоцировалось из Смоленска в Малоярославец, чтобы с войсками 4-й армии Клюге ворваться в город и захватить:
— Московский комитет партии. Старая площадь, дом 6.
— Международную организацию рабочей помощи — МОПР. Улица Огарева, дом 17.
— Трест гостиниц. Бани. Мосгорсправку с адресным столом. Милицию. Петровка, 38.
— Готовую продукцию всех видов, в первую очередь необходимые для войск зимние вещи.
Бок настойчиво выискивал хоть какие-то возможности для про- I движения войск к Москве. Вечером 28 ноября ему позвонил из   Яхромы командир 56-го моторизованного корпуса Шааль и доложил, что 7-я танковая дивизия переправились через канал Москва — Волга и захватила плацдарм на восточном берегу. Отличился полк «Бранденбург-800». Переодетые в красноармейскую форму автоматчики уничтожили ночью охрану моста и обеспечили переправу корпуса.
Вечером 30 ноября Боку позвонил полковник Хойзингер и прямо «с порога» задал крамольный вопрос:
— Фюрер хочет знать, господин фельдмаршал, когда можно будет объявить об окружении Москвы?
— Я прошу, полковник, пригласить к аппарату Браухича,— сухо возразил командующий группой армий «Центр».
Хойзингер тут же передал трубку Главкому ОКХ:
— Фельдмаршал, вы уже отдали приказ о наступлении 12-го и 13-го армейских корпусов у Наро-Фоминска?
— У Шрота и Фельберга есть свой командующий армией, а Клюге я разрешил фронтальное наступление на Москву, — бесстрастно бросил в ответ Бок.
— А что происходит у вас на флангах?
— Штраус остановился вчера. Гудериан — сегодня. Положение критическое. Я бросил в бой, Браухич, все наличные силы, чтобы окружить Москву, но их все же не хватает. Я заявляю, что силы группы армий «Центр» на исходе...
Браухич не позволил Боку закончить монолог:
— Фюрер уверен, что большевики находятся на грани полного краха. Он ожидает от вас, Бок, точного доклада, когда этот крах станет наконец-то реальностью.
— Командование ОКХ неправильно оценивает обстановку. У моей группы армий нет достаточных сил для того, чтобы добиться успеха! — сказал, словно отрезал, Бок.
— Но за исход операции отвечаете вы, Бок! — так же повысил голос Главком сухопутных войск.
Бок не остался в долгу:
— Я повторяю, Браухич, что допущен огромный просчет. Командование ОКХ переоценило наши силы. Я прошу вас доложить фюреру, что я не могу достичь цели!
Браухич снова повторил вопрос Хойзингера:
— Но фюрер хочет знать, когда падет Москва?
— Неужели, Браухич, вы не понимаете, что здесь творится? — безразлично бросил в трубку Бок.
В первые декабрьские дни новую попытку овладеть Тулой предпринял Гудериан. Вторично оказалась перерезанной железная дорога Москва — Тула. Вот-вот то же самое должно было произойти и с шоссе, соединяющим город оружейников с Москвой. Но контрудар танково-кавалерийской группировки русских вдоль нее вновь сорвал «победный план» генерал-полковника Гудериана... Это был конец.
К исходу 5 декабря командующий группой армий «Центр» получил донесения из штабов всех армий. Они оказались похожими — сил для наступления нет... Но сводка штаба группы армий «Центр», направленная в «Асканию», успокаивала: «Боевая мощь противника не так велика, чтобы он мог в настоящее время предпринять наличными силами крупное контрнаступление на участке фронта группы армий».
Утром 5 декабря первая тревожная весточка прилетела из штаба 4-й армии. Клюге доложил в Красный Бор, что на его фронте ожидается активизация большевиков. «Наверху» восприняли «ожидаемое» как факт местного значения. Атаки русских у Калинина Бок посчитал отвлекающими. В этот же день Гудериан, без всяких согласований, отдал приказ об отводе своих войск из предместий Тулы.
Но Гитлер продолжал «витийствовать». Он и в декабре требует от Лееба решительного наступления на Петербург. Ему предельно ясна обстановка на фронте группы армий «Центр». Войска группы армий «Юг» должны захватить нефтеносный район Майкопа, лишить большевиков каменноугольного района в восточной части Донбасса... Как далеки были эти заключения от реальности! Убедительные опровержения им последовали 7 декабря.
День выдался просто обвальным. Вместо наступления войск Лееба с юга на Петербург, русские прорвали оборону 16-й армии Буша у Тихвина и вышли к Ситомле.
В полосу непредсказуемых трудностей стремительно погружалась группа армий «Центр». Уже в это время интуиция полководца не подвела Бока. Он понял, что мощь атак противника будет нарастать.
Не в интересах командования группы армий «Центр» было в создавшихся условиях излишне драматизировать обстановку, но, в предчувствии худшего, Бок доложил в «Асканию» ужасающую реальность: ни на одном участке фронта его войска не в состоянии сдержать крупное наступление большевиков... Они панически отступали.
Гитлер решительно отвергал предложения то Браухича, то Йодля о преднамеренном отводе терпящих поражение войск из-под Москвы на отсечные позиции. Он никак не мог понять, почему отступает «всесильный» Гудериан.
Фюрер неистово кричал в микрофон:
— Гудериан! Держитесь во что бы то ни стало! Я посылаю вам подкрепления! Я мобилизую все, что можно в тылу! Твердо надейтесь на меня! Только держитесь, Гудериан!
Эти свои заклинания Гитлер повторял и в переговорах с Леебом, Клюге, Бушем, Штраусом, Рейнгардтом и Вейхсом. Но отступление вермахта продолжалось.
Тут-то и возникла подлинная неразбериха в управлении войсками. Гитлер перестал считаться с мнением Генштаба ОКХ. Браухича он превратил в «письмоносца» для передачи в инстанции срочных бумаг. Его ближайшее окружение с искренним участием и пониманием воспринимало его успокоительно-оправдательную формулу: «Переносить победы может всякий. Поражения — только сильный!»
На фронте группы армий «Центр» катастрофически нарастало напряжение в районе Клина. Русские штурмовали Истру и Солнечногорск. Вечером Бок доложил в «Асканйю», что русские прорвали фронт 2-й армии Вейхса у Ливен. Две дивизии, 45-я и 134-я, оказались в полукольце. Образовался разрыв по фронту между 2-й танковой и 2-й армиями.
Рейхсканцлер в это время находился уже в Берлине. 11 декабря он выступил на заседании рейхстага. Требовалось развеять уныние и воодушевить народ новыми обетами во славу германского оружия, которое продолжает быть самым сильным в мире. Фюрер патетически заявил, что Советы будут непременно разгромлены летом следующего года! В сорок первом немецкие солдаты сражались, маршируя «в бесконечных далях, мучаясь от жары и жажды, задерживаемые непроходимыми от распутицы дорогами, остановленные от Белого до Черного моря ненастным климатом, зноем июля и августа, ноябрьскими и декабрьскими вьюгами, замерзая во льдах и снегах... Наступление зимы, естественно, задержит это движение. С приходом лета наступление продолжится!»
В ночь на 15 декабря Гитлер провел совещание в узком кругу с приглашением командующего армией резерва Фромма. На этот раз он пытался выяснить острейший вопрос: какими резервами располагают сухопутные войска, чтобы подкрепить терпящую катастрофу группу армий «Центр»? Ни Браухич, ни Гальдер на это совещание приглашены не были. Тон на нем задавал Йодль.
фюреру, по предложению того же Йодля, предстояло лично решить вопрос о переброске на Восток 218-й пехотной дивизии из Дании. Но тут же вставал и следующий вопрос — на какой конкретно участок ее направить? Впрочем, этот же вопрос не решился еще и в отношении 88-й, 208-й, 216-й и 246-й пехотных дивизий, которые в кратчайшие сроки предстояло перебазировать в Россию из франции.
К исходу 16 декабря Браухич, Гальдер и Хойзингер были вызваны в «Вольфшанце». В присутствии Геринга, Кейтеля и Йодля фюрер изложил свое видение обстановки. Фронт страдает одним недостатком — у русских больше солдат! Они не располагают достаточным количеством артиллерии и танков. Их положение хуже, чем у вермахта. Поэтому об отходе не может быть речи. Отводить войска допустимо только там, где русские добились глубокого прорыва. Группе армий «Север» отступить на рубеж по реке Волхов, продолжая блокаду Петербурга. Группам армий «Центр» и «Юг» удерживать занимаемые ныне рубежи.
Развязка неумолимо приближалась. И 17 декабря Главком ОКХ еще предпринимал какие-то действия по обеспечению жизнедеятельности групп армий на Восточном фронте. Было подготовлено ряд злободневных решений: об укреплении правого фланга 4-й армии Клюге в районе Калуги за счет переброски туда двух пехотных дивизий; о закрытии унтер-офицерских школ и отправке полутора тысяч их слушателей на фронт в качестве младшего командного состава; о поставке в группу армий «Центр» тысячи грузовиков.
Браухич действовал, не подозревая, что его собственная судьба уже решилась в «Вольфшанце». После многодневных размышлений Гитлер, заручившись одобрением этого шага со стороны Кейтеля и Йодля, решил взять на себя командование сухопутными войсками.
18 декабря Главком ОКХ Браухич проводил из «Аскании» в отпуск для «восстановления здоровья» фельдмаршала Бока, а через сутки сам был приглашен в «Вольфшанце» и получил... отставку. Формулировка и на этот раз звучала стереотипно — «по состоянию здоровья».
В командование группой армий «Центр» вступил фельдмаршал Клюге. Но фронт и при нем продолжал разваливаться на глазах. 9-я армия Штрауса сдала русским Калинин, 3-я танковая группа — Вьшоковск. Самовольный беспорядочный отход продолжали 2-я Танковая и 2-я армии. Гудериан и Вейхс проигнорировали приказ фюрера от 16 декабря об обороне с фанатическим упорством.
В момент «пересадки» фельдмаршалов Бока и Клюге командующий 2-й танковой армией самовольно направился в Главную Ставку, чтобы при личной аудиенции убедить фюрера в необходимости отвода войск группы армий «Центр» на отсечные тыловые позиции. Но вояж «танкового стратега» в Растенбург оказался безрезультатным.
«Вы слишком близки к событиям»,— многозначительно сказал Гитлер и далее несколько раз повторил эту фразу.
Гудериан покинул Главную Ставку в полном расстройстве. Отход войск запрещен, но какими силами сдержать большевиков, если сибирские бригады встали на лыжи и атакуют коммуникации группы армий с разных направлений?
В разгар кризиса на Восточном фронте с новой силой дала о себе знать давняя неприязнь Клюге и командующего 2-й танковой армией. 21 декабря Гудериан возвратился в Орел из Главной Ставки и застал войска в ужасном состоянии. Связь между соединениями повсеместно нарушалась, и панические слухи о возможном окружении побуждали их командиров принимать самостоятельные решения об отходе.
Перед Гудерианом встала дилемма — либо смириться с беспорядочным бегством войск от Москвы, либо организованно отвести войска на оборонительный рубеж по рекам Ока и Зуша. Без всяких согласований с Клюге он принимает второй вариант. В Красном Бору словно этого только и ждали. Последовал контрприказ командующего группой армий «Центр» — «Не отходить!» Но он запоздал на сутки. Хорошо зная, что и Гитлер недоволен действиями Гудериана под Тулой, Клюге тут же обратился в «Вольфшанце» с требованием о снятии его со своего поста. Роковая ошибка генерал-полковника Гудериана пришлась на 23 декабря.
Выслушав список потерь только за одни сутки, Гитлер, находясь в состоянии крайней аффектации, распорядился в адрес начальника Генштаба ОКХ о подготовке расчета на использование химических средств против Петербурга. Эта работа поручалась генералу артиллерии Бранду.
Каждый следующий день становился для вермахта тяжелее. И 27 декабря не принесло облегчения ни на одном из участков. Напротив. Разрастался кризис в полосе обороны 16-й армии. На фронте Кириши — Новгород Советы прорвались к реке Волхов и захватили плацдармы на западном берегу в районе Лазно, Хмелище, Грузино. Командующий группой армий «Север» теперь и не помышлял об операции у Ладожского озера для воссоединения с финскими войсками.
В Генштабе ОКХ продолжались празднества по случаю Рождества, а группа армий «Центр» тем временем терпела одну неудачу за другой. Продолжали отступать в направлении Ржева соединения 9-й армии Штрауса. Прорыв фронта в полосе 6-го армейского корпуса Ферстера у Торжка поставил в тяжелые условия войска смежных соединений. И они начали отход, хотя Гитлер требовал удержания позиций во что бы то ни стало. В резкой форме он переговорил с Клюге, снял с должности генерала Ферстера и назначил на его место по совместительству... командира 8-го авиационного корпуса генерал-полковника Рихтгофена.
В ночь с 30 на 31 декабря Гитлер с половины двенадцатого ночи вел двухчасовую беседу по телефону с Клюге. Командующий группой армий «Центр» хотел отвести на тридцать километров войска своей группировки с целью выравнивания линии фронта и ликвидации ее разрывов на стыках соединений. Но фюрер отклонил это предложение и вновь потребовал от Клюге не отступать ни на шаг!

 

2

Трудно утверждать, когда именно, в начале или в конце октября, фронтовая обстановка для Москвы складывалась более драматично. Но в преддверии ноября бои шли уже на ближних подступах к столице. И этим, пожалуй, все сказано.
Командующий Западным фронтом Жуков, исходя не только из чисто военных соображений, но скорее всего интуитивно, определил для себя наиболее опасным Волоколамское направление и поручил его оборону заново сформированной 16-й армии генерал-майора Рокоссовского.
К командарму 16-й Жуков питал особое расположение. Как-никак давний сослуживец, одногодок, сдержанный, обаятельный, коммуникабельный, интеллигентный человек. Не военный аскет. Умеет располагать к себе людей, не заигрывая с ними и не потворствуя их слабостям. И Рокоссовский не искал со старшим начальником особых отношений. Он всегда помнил, что пришлось им пройти разные жизненные дороги. Жуков продолжал восхождение по службе, воевал на Халхин-Голе, а Рокоссовский почти три года «отбахал» в ленинградских «Крестах». Первый стал генералом армии, Героем Советского Союза. Второй в звании генерал-майора, за год до войны возглавил кавалерийский, а затем, еще формируемый, мехкорпус... И вот Волоколамское Управление.
Напряжение боев за Москву нарастало с каждым днем. Пробыв в Кубинке сутки после возвращения из-под Мценска, 1 -я гвардейская танковая бригада полковника Катукова передислоцировалась в полосу обороны 16-й армии. Сталин обещал командарму 16-й выделить 20 октября танковую бригаду и выполнил это свое обещание.
В кабинет Верховного к вечернему докладу вошли члены Политбюро ЦК Берия, Молотов и Каганович, секретарь ЦК Маленков. Сталин еще продолжал разговор с маршалом Тимошенко. Его войска продолжали отход, сдавая врагу один за другим вполне защитимые рубежи. Раз за разом Верховный ставил перед ним один и тот же вопрос: «Когда будет остановлен немец на юге?» и не получал прямого ответа.
Вконец огорченный, Сталин бросил на рычаг трубку:
— Разве так можно управлять войсками? Я спрашиваю командующего стратегическим направлением об одном, а он докладывает мне, что у него нет резервов!
Наступившую тягостную паузу нарушил Берия:
— Товарищ Сталин! Члены Политбюро ЦК обменялись мнениями и считают, что вы должны обязательно покинуть Москву. Мы не имеем права рисковать вашей жизнью.
Наркома внутренних дел тут же поддержал Каганович:
— Генштаб оставляет в столице оперативную группу в количестве восьми — десяти человек, и мы должны сделать то же самое. Пусть в Москве останутся член Политбюро ЦК Ворошилов и заведующие пяти-шести оборонных отделов.
— Фашисты усиливают авианалеты на Москву, а подойдут поближе — начнут обстрел из пушек. Возможен и прорыв вражеских танков,— высказался член ГКО Маленков.
Сталин успокоился, продолжая ходить по кабинету. Но он хотел услышать и мнение Молотова на этот счет:
— В Куйбышеве возможна более продуктивная работа без воздушных тревог. Мы оказались бы ближе к промышленным центрам Поволжья и Урала. А там решается сегодня многое. Но политически и морально отъезд Политбюро ЦК из Москвы будет воспринят
неоднозначно.
Верховный остановился у торца стола, приготовился вступить
в дискуссию, но тут снова заговорил Берия:
— Вячеслав Михайлович полагает, что об отъезде товарища Сталина из Москвы обязательно должны сообщить радио, газеты. А мы не станем этого делать.
— Станем мы делать официальные сообщения или не станем,— возразил Молотов,— но факт отъезда из столицы главы государства скрыть надолго не удастся.
Мнение Молотова внесло в дискуссию перелом. После перевода Москвы на осадное положение разговор об отъезде Сталина в тыл дважды затевал Калинин. Председатель ГКО тогда просто отмолчался, На этот раз мнение обрело коллективную форму, и способ умолчания уже не подходил. Сталин достаточно подумал над ответом на поставленный вопрос и изложил его вполне убедительно.
В рассудительном тоне он сказал: Товарищам, настаивающим на моем отъезде в тыл, следует
постов, занимаю еще и пост Верховного Главнокомандующего. К исполнению этой обязанности отношусь не формально. Мой отъезд в Куйбышев сломает ритм управления войсками. Здесь же мы приняли решение бороться за столицу до последней возможности и останемся ему верны до конца. Вот вам мой окончательный ответ.
В ночь на 23 октября Верховный направил Военному совету Ленинградского фронта отчаянную телеграмму: «Судя по вашим медлительным действиям, можно прийти к выводу, что вы все еще Не осознали положения, в котором находятся войска Ленфронта. Если в течение ближайших дней не прорвете фронта и не восстановите связи с 54-й армией, все ваши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо, чтобы снабжать войска Ленфронта и дать им выход на восток, если необходимость заставит сдать Ленинград».
Вечером 27 октября в Перхушково позвонил Верховный. Выяснив обстановку в полосе фронта «на сейчас», Сталин спросил: «На каком участке, товарищ Жуков, целесообразнее всего сосредоточить прибывающую с Дальнего Востока 78-ю стрелковую дивизию?». Жуков ответил: «Конечно под Истрой, на Волоколамском направлении!» Весть эта очень обрадовала Жукова. Он тут же пригласил к себе начальника штаба Соколовского и поручил ему лично встретить дальневосточников на станции и препроводить части полковника Белобородова в места новой дислокации.
Ночной звонок Верховного 28 октября был для Василевского обычным, рабочим. Сталин спросил «генштабиста»:
— Когда, по вашим расчетам, товарищ Василевский, 50-я армия генерала Ермакова отойдет на Тульский рубеж?
— Частично, товарищ Сталин, это уже произошло. 31-я кавдивизия Борисова и 154-я стрелковая дивизия Фоканова заняли оборону у Косой Горы. Под Тулой продолжают развертывание 173-я, 217-я, 260-я и 290-я стрелковые дивизии.
— А где находится 258-я Московская стрелковая дивизия Трубникова? — тут же поставил новый вопрос Верховный.
— Это соединение, товарищ Сталин, обороняется в районе Ильино — Поповкино — Севрюково.
— Из вашего доклада, товарищ Василевский, почему-то выпала 108-я танковая дивизия полковника Иванова.
— Решением Военного совета 50-й армии создан Тульский боевой участок. Его возглавил заместитель командарма генерал Попов. 108-ю танковую дивизию он использует в качестве своего оперативного резерва.
Ночью 30 октября в штаб 50-й армии, в поселок Медвенку, позвонил начальник Генштаба Шапошников. Он уточнил обстановку в районе Тулы. Затем с командармом 50-й Ермаковым разговаривал заместитель председателя ГКО Молотов. Его интересовало моральное состояние войск, организация их боепитания. Молотов передал трубку Верховному. Сталин спросил командарма 50-й:
— Скажите, товарищ Ермаков, прямо и честно — удержите вы наличными силами Тулу или не удержите?
Ермаков понимал всю сложность положения, в котором оказались защитники города, и ответил не сразу. Ему ведь противостояла 2-я танковая армия Гудериана.
Верховный знал, что рядом с командармом 50-й находится член Военного совета армии, бригадный комиссар Сорокин, и, прервав возникшую паузу, обратился сразу к обоим:
— Я полагаю, что вы и член Военного совета понимаете значение удержания Тулы для обороны Москвы?
— Удержим,— тихо ответил Сорокин на немой вопрос командарма.— Своими силами удержим.
Ермаков уверенно ответил:
— Значение обороны Тулы я и член Военного совета Сорокин понимаем, товарищ Сталин, и врагу город не отдадим.
— Верю вам, товарищ Ермаков,— сказал Сталин.— Продержитесь еще двое-трое суток, а дальше у Ставки появится возможность помочь 50-й армии личным составом и танками.
На рубеже, когда тяжелейший октябрь без раскачки перешел в ноябрь, из глубины страны помчались на запад сотни воинских эшелонов. Развитая железнодорожная сеть позволила преподнести врагу неожиданный сюрприз.
Вечером I ноября командующий Западным фронтом был вызван в Ставку. Только что Василевский доложил о положении на фронтах. Члены Ставки поднялись со своих мест. Верховный остановился рядом с Жуковым и предложил ему остаться. Он обратился к Жукову с неожиданным вопросом:
— Политбюро ЦК предлагает провести по случаю 24-й годовщины Великого Октября не только торжественное заседание, но и военный парад на Красной площади. Как вы думаете, товарищ Жуков, развитие событий на фронте позволит нам осуществить это важное политическое мероприятие?
Жуков ответил:
— Я уверен, товарищ Сталин, что до праздников противник не отважится начать новое наступление на Москву. До половины его дивизий утратили боеготовность по причине больших потерь. Но группа армий «Центр» производит перегруппировку и накапливание сил.
— Командующему Московским военным округом уже отданы соответствующие распоряжения. Ближе к празднику обяжем принять необходимые меры предосторожности авиационных командиров всех степеней, — сказал Сталин.
— А кто будет командовать парадом?
— Командовать парадом мы поручим генералу Артемьеву, а примет парад маршал Буденный.
— Ясно,— согласился командующий Западным фронтом. Подготовка к торжественному собранию и военному параду в
честь 24-й годовщины Великого Октября велась скрытно. 3 ноября в Кремль были приглашены командующий ВВС Жигарев, командующий ПВО Москвы Громадин и командующий ВВС Московской зоны обороны Сбытов. Каждый из них получил от Верховного конкретные указания о действиях вверенных им войск в предпраздничный период.
Как и предполагалось, 6 ноября с наступлением сумерек авиация противника предприняла попытки прорваться к Москве и нанести бомбовый удар. Но практически все они были успешно отражены. Соединения 2-го воздушного флота фельдмаршала Кессельринга понесли ощутимые потери. Слаженно сработали зенитчики и истребители-ночники.
Совместное торжественное заседание Моссовета и общественных организаций города проводилось не в помещении ГАБТа СССР, а в вестибюле станции метро «Маяковская». Руководители страны доехали из Кремля на автомашинах до Белорусского вокзала и там спустились в метро. Спецпоезд, нарушив привычное направление следования от станции «Белорусская», доставил их к правой стороне платформы станции «Маяковская». К левой стороне платформы прибыл спецпоезд с участниками заседания. Один из вагонов этого поезда стал временно артистической.
В девятом часу вечера спокойным голосом начал свой доклад Сталин. Радио разнесло его слова по всей стране. Их слушали и фронтовики, где имелась для этого возможность. Он обосновал несостоятельность гитлеровского плана «молниеносной войны» и выразил твердую уверенность в нашей окончательной победе над врагом.
Доклад Сталина оказался созвучным патриотической статье в «Правде» командующего 16-й армией Рокоссовского и члена Военного совета Лобачева: «Врагу в Москве не бывать! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»
После доклада состоялся праздничный концерт. Его программа в ретроспективе отражала героические страницы истории нашей Родины. Для участия в нем в тот же день специальным рейсом из Куйбышева в Москву прилетели замечательные певцы Михайлов и Козловский. Арией «Страха не страшусь, смерти не боюсь, лягу за святую Русь!» из оперы Глинки «Иван Сусанин» концерт открыл Михайлов. Затем, дуэтом с Козловским, они исполнили народную Песню «Яр Хмель», популярный романс «Пловец». Козловский спел еще арию герцога из оперы Верди «Риголетто» и трижды арию Ионтека из оперы Монюшко «Галька». В заключение концерта прославленный Краснознаменный ансамбль песни и пляски Красной Армии исполнил несколько известных песен Новикова и «Священную войну» Александрова.
Концерт закончился в одиннадцатом часу. Председатель ГКО пригласил в правительственный поезд членов Политбюро ЦК, секретарей МК и МГК партии, маршала Буденного и генерал-лейтенанта Артемьева. Здесь-то большинство из них и услышало впервые о том, что 7 ноября на Красной площади состоится традиционный парад войск Московского гарнизона. Командиры частей, принимающие участие в параде, получили указания на предмет предстоящих действий за семь часов до построения и движения в
центр Москвы.
В ночь под 7 ноября улицы столицы припорошило свежим снегом. Утром подул холодный ветер. Но поднятые по тревоге войска к назначенному времени заняли исходные позиции от Москворецкого моста до Исторического музея. Необычно многолюдными для осажденного города оказались гостевые трибуны. Но вот Красная площадь взорвалась громом аплодисментов — на трибуне Мавзолея В.И. Ленина появились руководители партии и государства, видные военачальники. Тут же Кремлевские куранты гулко пробили восемь раз. Торжество началось. Генерал-лейтенант Артемьев командует парадом, маршал Буденный его принимает. Оба — на красавцах лошадях.
Вступительный ритуал был закончен. Теперь в центре внимания — председатель ГКО, Верховный Главнокомандующий Сталин. Поздравив советский народ с 24-й годовщиной Великого Октября, он говорит о тех тяжелейших условиях, в которых ему выпало встречать этот праздник в сорок нервом. Но история страны знавала и еще более тяжелые времена. Сталин напомнил о 1918 годе, о походе «Антанты» на молодую Советскую республику. Разве тогда было легче? Но наш народ вынес все тяготы и победил! Фронт у стен Москвы. Положение тяжелое, но не безнадежное. Главное действующее лицо сегодня — это наша Красная Армия.
Обращаясь к ее воинам и партизанам, Сталин сказал: — На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго захватчиков, как на своих освободителей. Великая миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойны этой миссии!
Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!
Пусть осенит вас победоносное знамя Великого Ленина!.. Под знаменем Ленина — вперед к победе!
Громогласное «Ура!» волнами перекатывается по Красной площади. Грохот артиллерийского салюта сопровождается мелодией «Интернационала», который с подъемом исполняет сводный оркестр Московского гарнизона.
И вот на Красную площадь вступают прямоугольники батальонов. Мимо Мавзолея проходят курсанты Московского артучилища, моряки, ополченцы. Их сменяют кавэскадроны, пулеметные тачанки, зенитные установки. Завершают парад танковые части. Поднимая снежные ворохи, на Западный фронт направляется сто шестьдесят боевых машин — танкеток, легких, средних и тяжелых танков 31-й и 33-й танковых бригад полковников Кравченко и Чухина.
К началу ноября были исчерпаны боевые возможности Брянского фронта. 10 ноября решением Ставки он был расформирован. 50-я армия вошла в состав Западного фронта. Генерал-майор Ермаков доложил Жукову о развитии обстановки на Тульском рубеже. Выслушав командарма 50-й, командующий Западным фронтом распорядился:
— Тулу, генерал Ермаков, оборонять до последней возможности. В течение суток представить мне донесение о положении и боеспособности ваших соединений. Одновременно доложить свои соображения на предмет отражения возможного удара противника на Тулу из района Алексина.
Вечером 17 ноября, когда оборона 30-й армии была полностью дезорганизована, а сама она оказалась «распаханной» на три части — за Волгой, на южном берегу Волжского водохранилища и восточнее Ламы, Жукову позвонил Верховный. Это был уже третий звонок Сталина в Перхушково в течение суток, и он, не здороваясь, спросил:
— Товарищ Жуков, вы уверены, что нам непременно удастся Удержать Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Отвечайте честно, как коммунист!
— Москву, товарищ Сталин, мы безусловно удержим! -— твердо ответил Жуков, — но Западному фронту требуется не менее двух армий и хотя бы две-три сотни танков.
— Это неплохо, что у вас такая уверенность, товарищ Жуков,— Рассудительно сказал Верховный. И тут же добавил: — Позвоните в Генштаб и договоритесь с товарищем Василевским, где сосредоточить две резервные армии, которые требуются Западному фронту. Их формирование завершится до конца ноября. Танков Ставка пока не имеет.
— Спасибо за помощь, товарищ Сталин, — поблагодарил Жуков. ~ до декабря мы продержимся наличными силами.
Но разговор продолжался. Верховный сказал:
— Кроме того, Ставка решила подчинить Западному фронту 30-ю армию и в командование ею назначить генерала Лелюшенко. Как вы на это смотрите, товарищ Жуков?
— Я согласен с решением Ставки. Генерала Лелюшенко я хорошо знаю и рад буду видеть у себя во фронте.
— Все, товарищ Жуков,— закончил разговор Сталин.
Напряжение боев в полосе Западного фронта с каждым днем нарастало. 18 ноября стало одновременно и радостным и трагичным для 316-й стрелковой дивизии. За упорство и героизм ее воинов решением Ставки она была преобразована в 8-ю гвардейскую. Но в этот же день дивизия лишилась своего боевого командира. Генерал-майор Панфилов был смертельно ранен осколком мины. Так 16-я армия потеряла одного из самых уважаемых своих военачальников.
19,20 и 21 ноября продолжалось ожесточенное сражение по всему Западному фронту. Но особенно драматично развивались события на его флангах. Теснимая превосходящими силами врага, 16-я армия Рокоссовского отошла к Истринскому водохранилищу, заняв оборону по его западному берегу. В оперативном смысле это было отнюдь не лучшее решение. Командарм 16-й, обсудив на Военном совете ситуацию, обратился к Жукову с предложением ночью скрытно отойти на восточный берег водохранилища и там создать более прочный рубеж обороны. Но командующий Западным фронтом не внял доводам генерала Рокоссовского. Он приказал стоять насмерть на занимаемом рубеже, чтобы не нарушать взаимодействия с 5-й армией генерала Говорова.
Ночью 22 ноября в штаб 16-й армии позвонил Верховный. Он подробно расспросил генерала Рокоссовского об обстановке в полосе обороны каждой дивизии. Узнав о выходе противника на восточный берег Истры, Сталин попросил командарма 16-й задержать немца на этом рубеже хотя бы на сутки, а там Ставка подкрепит армию резервами. Но сдержать превосходящего врага все же не удалось.
К исходу 23 ноября обстановка в полосе обороны 16-й армии накалилась до предела. Серией ударов противнику удалось захватить Клин и Солнечногорск. Командарм 16-й направил в район Клина своего заместителя, Захарова, с задачей не пропустить врага к Дмитрову. Сходную задачу в районе Солнечногорска решал генерал-майор Ревякин.
Когда члены Политбюро ЦК, ГКО и Ставки заняли свои привычные места за столом, Верховный на ходу, искоса бросив взгляд на «оперативку», обратился к Василевскому:
— Докладывайте, товарищ Василевский. Василевский подошел к карте, начал итоговый доклад:
— Обстановка в полосе обороны Ленинградского фронта за минувшие сутки не изменилась. Близится к развязке операция наших войск на юге. Утром маршал Тимошенко доложил, что Ростов будет завтра освобожден от захватчиков. Продолжаются ожесточенные бои на Западном фронте. Беспокоит ситуация на Дмитровском и Кубинском направлениях. Генштаб предлагает, товарищ Сталин, выдвинуть в район Яхромы 1 -ю ударную армию Кузнецова, а в район Крюково — 20-ю армию Власова, чтобы остановить продвижение врага. Требует подкрепления и Наро-Фоминское направление. 33-я армия Ефремова понесла большие потери в людях и, в случае сильного удара, едва ли устоит. Генштаб предлагает подкрепить ее хотя бы одной стрелковой дивизией из резерва Ставки.
Василевский оторвал взгляд от карты, посмотрел на Верховного. Но возникшую паузу нарушил Ворошилов:
— Значит, вы считаете необходимым, товарищ Василевский, введение в бой, пусть даже частично, уже сегодня, с таким трудом созданных Ставкой стратегических резервов?
Ворошилова тут же поддержал Молотов:
— Вот-вот, и я хотел спросить о том же. Стоит ли понимать ваше предложение, товарищ Василевский, так, будто Генштаб пришел к выводу о пике кризиса у противника?
Начальник Оперативного управления Генштаба чуть повернулся к сидящим рядом Молотову и Ворошилову:
— В кризисе противник находится с конца октября, хотя и продолжает наступать на ряде направлений. Однако Генштаб считает, что пик кризиса у него еще не наступил и группа армий «Центр» в состоянии нанести два-три сильных удара, чтобы изменить обстановку в свою пользу.
Верховный тоже подключился к разговору:
— Короче, яснее, товарищ Василевский.
— Понятно, товарищ Сталин,— отреагировал на это замечание Василевский.— Зима торопит гитлеровцев. Думаю, что у руководства Германии нет единого плана действий в сложившейся обстановке. Они мечутся по всему фронту в поисках хоть каких-нибудь шансов. К тому же все обещанные Гитлером сроки захвата Москвы Давно прошли.
Сталин остановился рядом с «генштабистом», спросил:
— А может, товарищ Василевский, мы все-таки перебросим под Наро-Фоминск 1-й гвардейский кавкорпус генерала Белова?.. Что скажет Генштаб по этому поводу?
— Нет, товарищ Сталин, — возразил Василевский. — В связи с обострением обстановки в районе Венева снимать корпус Белова с Серпуховского направления нельзя.
— Хорошо, понятно. А скажите, товарищ Василевский, есть ли предпосылки для переобмундирования немца по зимним нормам? И есть ли вообще у немца зимняя форма?
Генерал-лейтенант Василевский ответил четко:
— По данным Генштаба, немцы не имеют зимней формы, товарищ Сталин. Возможно, по этому вопросу принято какое-то решение на совещании командования сухопутных войск в Орше? О нем нам сообщили белорусские партизаны.
В разговор вступил Берия:
— Пленные, товарищ Сталин, взятые недавно под Волоколамском, утверждают, что среди немцев нарастают панические настроения в предчувствии усиления морозов.
— Брянский и Смоленский подпольные обкомы партии сообщают, что у гитлеровцев нет зимнего обмундирования,— дополнил Берию маршал Ворошилов.— С начала ноября немецкие тыловые службы занимаются мародерством, реквизируют теплую одежду у нашего населения.
Сталин остановился у торца стола, сделал характерный жест руг кой в сторону Ворошилова:
— А что же мы? Нельзя допустить, чтобы наши люди, оказавшиеся в оккупации, одевали немца в зиму. Пусть Красный Крест заявит решительный протест!
— Партизанам, товарищ Сталин, — сказал Ворошилов, — уже передано распоряжение Центрального штаба о перемещении населения на партизанские базы.
— В Генштаб ежедневно поступают сведения, товарищ Сталин, что партизаны Белоруссии, Украины, Брянской и Смоленской областей усилили «рельсовую войну», чтобы нарушить коммуникации противника, сорвать подвоз к фронту техники, вооружения, боеприпасов, продовольствия и вещевого имущества,— вставил реплику Василевский.
Сталин остановился у карты:
— Надо подключить к этой работе дальнюю авиацию, товарищ Василевский. Свяжитесь с Головановым, и пусть несколько его экипажей доставят партизанам взрывчатку, группы инструкторов-подрывников. Дело это неотложное.
— С Головановым у Генштаба хороший контакт, товарищ Сталин, и я надеюсь положительно решить этот вопрос.
Конец ноября выдался трудным и противоречивым для Красной Армии. На Ленинградском направлении наши войска продолжали удерживать инициативу в районе Тихвина, но сам город отбить у врага все не удавалось. На юге освобождение Ростова 29 ноября победно увенчало совместные усилия войск Южного и Закавказского фронтов.
Под Москвой не утихали тяжелые бои. Особые испытания выпали на долю 16-й армии Рокоссовского. На последнем рубеже насмерть стояли 8-я гвардейская панфиловская дивизия, 78-я стрелковая дивизия Белобородова, 2-й гвардейский кавкорпус Доватора, 18-я дивизия Чернышева.
В ночь на 29 ноября на улицу Кирова к маршалу Шапошникову, только что вернувшемуся из Арзамаса, за новым назначением прибыл бывший начальник штаба Брянского фронта генерал-майор Санда-лов. Начальник Генштаба не стал задерживать у себя приглашенного, предельно четко изложил суть стоящих перед 20-й армией задач, в которую тот был назначен начальником штаба.
Шапошников не скрывал — армия еще не смогла сосредоточиться и развернуться у развилки Дмитровского и Рогачевского шоссе. Но время не ждет. Обстановка под Москвой складывается благоприятной для перехода Западного фронта в контрнаступление. Направление главного удара 20-й армии — Солнечногорск. Начало операции — через неделю.
Утром 29 ноября Ставка подчинила командованию Западного фронта две резервные армии. Обе они немедленно выдвигались в полосу обороны 16-й армии: 1-я ударная генерал-лейтенанта Кузнецова—в район Яхромы, 20-я — генерал-майора Власова — в район Белого Раста и Крюково.
Хотя этой минуты ждали все члены ГКО, предложение Жукова показалось Верховному преждевременным. Наши неудачи в приграничных сражениях, на Украине и под Вязьмой обязывали его быть осмотрительнее в оценке реального соотношения сил на данный момент времени. К тому же Сталин знал о жесточайшем дефиците металла. Перспективы не радовали. Только в марте сорок второго ожидался пуск на Урале подмосковной «Электростали». А фронтам требовались танки, самолеты, снаряды... Верховный выслушал доводы Жукова, но ни согласия, ни возражений сразу не высказал.
К концу ноября Ставка убедилась в бесплодности операций Калининского фронта. Конев получил директиву: «В течение трех суток подготовить контрудар в направлении Тургиново». Выходом в тыл Клинско-Солнечногорской группировки врага эта операция способствовала бы успеху контрнаступления Западного фронта. Однако командующий Калининским фронтом заявил в ответ, что не располагает силами для нанесения такого контрудара, и предложил взамен операцию по освобождению Калинина. Верховный поручил Генштабу разъяснить Коневу несостоятельность занимаемой им позиции.
В полночь 4 декабря в Перхушково позвонил Верховный: ~ Чем еще, к тому, что уже дано, Ставка должна помочь вашему фронту товарищ Жуков? Калининский фронт опрокинуть боевые порядки врага не смог. По замыслу Ставки, фронт выполнял вспомогательную задачу и превосходства в силах над противником не имел.
Спустя сутки, тоже на рассвете, перешли в наступление войска Западного фронта: 30-я армия Лелюшенко — севернее Рогачева 10-я армия Голикова — из района Михайлова.
В тот же день, 6 декабря, началась Елецкая наступательная операция войск Юго-Западного фронта. В ней участвовали: 1-я гвардейская стрелковая дивизия Руссиянова и 3-й кавкорпус Крюченкина.
Перемены на фронтах скрупулезно анализировались в Ставке. Генерал-лейтенант Василевский предельно точно докладывал фронтовую обстановку:
— До сих пор неудовлетворительно развивается наступление в полосе Калининского фронта. Генштаб полагает, что командующему фронтом следует поверить в успех контрнаступления. Но сейчас у Конева такой уверенности нет.
Верховный остановился у торца стола:
— Но, возможно, дело не только в уверенности или сомнениях командующего фронтом и его штаба?
Этот вопрос Сталин адресовал маршалу Шапошникову:
— Я знаю, Борис Михайлович, что командующий фронтом генерал Конев — очень настойчивый и упорный человек?
Шапошников был как всегда корректен:
— В оценке личных качеств Конева, товарищ Сталин, вы, пожалуй, близки к истине. Но дело и в том, что он наносит удары прямолинейно, в стиле военной доктрины противника.
Верховный искоса бросил взгляд на «оперативку»:
— Как это «прямолинейно»?
— Он прорывает оборону врага на участках фронта до пятнадцати километров, — пояснил Шапошников. — Это касается и 22-й армии Юшкевича, и 31-й армии Вострухова.
— Но почему же Генштаб не указал до сих пор Коневу на эту ошибку? — вставил реплику Молотов.
— В том-то и дело, Вячеслав Михайлович, что Генштаб обращал его внимание на это обстоятельство при утверждении плана операции, но Конев проигнорировал их.
В дискуссию тут же вступил Берия:
— Генерал Конев мнит из себя выдающегося полководца, товарищ Сталин. Завалил Западный фронт, и теперь на Калининском У него ничего путного не получается.
Сталин снова обратился к начальнику Генштаба:
— Продолжайте, товарищ Шапошников. Но короче. Шапошников поправил пенсне, высказался до конца:
Учитывая, чти все населенные пункты превращены противником в опорные узлы, а дороги, как правило, им заминированы, вступающим войскам следует применять более гибкую тактику, обходные маневры.
— А товарищ Жуков, что же, действует иначе? — Верховный остановился, искоса посмотрел на карту.
— Конечно, иначе, товарищ Сталин,— ответил Шапошников.— Хотя 30-я армия тоже прорывалась на широком фронте, Лелюшенко разумно использовал свое выгодное оперативное положение и теперь развивает первоначальный успех.
_ Продолжайте доклад, товарищ Василевский,— на ходу, сделав характерный жест рукой, сказал Верховный.
— Главные силы 30-й армии нависали над левым флангом и тылом группировки противника, противостоящей нашим 1-й ударной, 20-й и 16-й армиям, и постоянно угрожали ударом на Клин, — Василевский сопровождал свои слова показом на карте.— Артподготовка перед началом наступления не проводилась. Атака началась за два часа до рассвета. Таким образом, была обеспечена внезапность удара.
— Но темнота усложняла действия и наших танковых частей, товарищ Василевский! — возразил Ворошилов.
— Это было учтено, Климент Ефремович, — парировал Василевский.— Чтобы командиры машин и водители не напоролись в темноте на препятствия и выдерживали направления атаки, с ними днем проводились занятия на местности.
— А кто еще из командармов действует подобным образом, товарищ Василевский? — спросил Молотов.
— Опыт Лелюшенко на Западном фронте использует командующий 10-й армией Голиков.
Верховный снова остановился рядом с докладчиком:
— Скажите, товарищ Василевский, а почему ночью войска наступают только на отдельных участках? Какие тут причины? Что думает Генштаб по этому поводу?
— Ночью наступают подвижные части, товарищ Сталин, а стрелковые соединения пополняются резервами и подтягивают отставшие тылы, — ответил Василевский.
— А почему бы Генштабу, товарищ Василевский, не распространить повсеместно положительный боевой опыт 30-й армии? — требовательно спросил Верховный.
В разговор тотчас вступил Шапошников:
— Мы изучим опыт командарма 30-й Лелюшенко, товарищ Сталин, и дадим директиву в войска.
Верховный остановился рядом с Василевским, но обратился к наркому боеприпасов Ванникову:
~ Скажите, товарищ Ванников, где находится в настоящее время конструктор вашего профиля товарищ Щелкин? Вопрос застал наркома боеприпасов врасплох. Ванников не знал, где находится конструктор Щелкин.
— Извините, товарищ Сталин, но мне неизвестно нынешнее местонахождение Кирилла Ивановича Щелкина.
Председатель ГКО продолжил диалог:
— Я располагаю информацией, товарищ Ванников, что конструктор Щелкин в составе московского ополчения ушел на фронт
В разговор сразу же вступил Ворошилов:
— Но он имеет отсрочку от призыва, товарищ Сталин. Председатель ГКО уверенно возразил:
— Товарищ Ворошилов, разве у ополченцев кто-нибудь спрашивает такие документы? Достаточно фамилии, имени, отчества года рождения — и все. Становись в строй.
Тут же председатель ГКО распорядился:
— Поэтому, товарищ Ванников, надо разыскать Щелкина и вернуть его в Москву. Крупный специалист по боеприпасам, он поможет наркомату в решении проблем по минным взрывателям, которые не терпят отлагательства.
Каждый следующий день приносил разнокалиберные вести с фронтов. Одни из них радовали, другие огорчали. 13 декабря перешли в наступление войска 5-й, 33-й и 43-й армий Западного фронта на Можайском и Наро-Фоминском направлениях. 3-я армия Юго-Западного фронта освободила Ефремов и повела наступление на Орел. Среди потерь значились и особенно заметные. 19 декабря у деревни Палашкино под Рузой пулеметная очередь врага скосила командира 2-го гвардейского кавкорпуса генерал-майора Доватора и командира 20-й кавдивизии полковника Тавлиева.
Вечером 14 декабря в Москву прилетела английская делегация во главе с министром Иденом. Еще в аэропорту союзникам дали понять, что они могут побывать на любом из участков фронта под Москвой. Предложение пришлось англичанам по душе. Они посетили Клин. В самом городе и по дорогам близ него валялось огромное количество трофейной боевой техники, автомашин и повозок, что лучше любых слов говорило о подлинном разгроме гитлеровских полчищ на подступах к столице. Идеи выразил восхищение действиями Красной Армии и пообещал непременно рассказать о них своим соотечественникам. Свое обещание он выполнил. По возвращении в Лондон он созвал в конце декабря журналистов и восторженно заявил: «Я был счастлив увидеть некоторые из подвигов русских армий, подвигов поистине великолепных».
Декабрьское контрнаступление Красной Армии потрясло вермахт до основания. Противник был отброшен с подмосковных позиций на сто пятьдесят — двести пятьдесят километров на запад и угроза нашей столице была окончательно ликвидирована. Москва начинала жить «нормальной военной жизнью». В самом конце декабря вернулись из эвакуации многие оборонные наркоматы правительственные учреждения. В филиале ГАБТа возобновились вечерние спектакли. Как знаменательно все это было!.. Москва выстояла!

 

В ЦЕНТРЕ СРАЖЕНИЯ - ОПЯТЬ ВЯЗЬМА
 

1
 

Впервые за последние годы не получилось у Гитлера новогодних торжеств. Кризис на Востоке разрастался, и фюреру было не до них. Но по традиции, и 1 января, после обсуждения обстановки на фронте группы армий «Центр» и в Крыму, состоялся ритуал награждения высших чинов Главной Ставки крестами «За военные заслуги». Хотя о каких заслугах в момент позорного бегства войск могла, собственно, идти речь?
Особенно беспокоили «Вольфшанце» неудачи войск Клюге. К исходу 1 января 9-я армия Штрауса утратила Старицу и продолжала откат к Ржеву. В переговорах с Гитлером командующий группой армий «Центр» предлагал оставить город и занять оборону по правому берегу Волги. Клюге был уверен, что не удержит позиции 3-я танковая армия Рейнгардта. Но Гитлер не соглашался на сдачу Ржева.
На правом фланге группы армий «Центр» обстановка складывалась ничуть не легче. Шмидт, возглавив объединение 2-й танковой и 2-й армий, оказался не в силах закрыть брешь по Оке, перед Сухиничами. Правый фланг 4-й армии Кюблера с боями отходил к Боровску и Малоярославцу. Попытки боевой группы Штумме, командира 40-го армейского корпуса, задержать продвижение русских к Юхнову не удались.
Не радовала и ситуация в Крыму. Осуществив десантную операцию в районе Феодосии, русским удалось отбросить 42-й армейский корпус на рубеж Киет — Новая Покровка — Коктебель и вернуть себе территорию Керченского полуострова.
Каждый следующий день на Восточном фронте прибавлял забот ОКВ. Учитывая, что с потерей Старицы управление 9-й армией Штрауса нарушилось, начальник Генштаба ОКХ Гальдер предложил Гитлеру отвести уцелевшие войска на подготовленные отсечные позиции.
Но Гитлер снова проявил неуступчивость, заявив, что линия фронта остается неизменной, невзирая на последствия. Когда же Йодль доложил, что прорыв русских на фронте 4-й армии перерос в оперативный и угрожает тылам всей группы армий «Центр», фюpep пришел в необычайное возбуждение. Досталось всем — Кейтелю, Йодлю, Гальдеру.
В конце концов, настойчивость командующего группой армий «Центр» восторжествовала. Гитлер вынужден был согласиться с фельдмаршалом Клюге. Формула на отход получилась витиеватой: отходить, если заделывание брешей чересчур ослабит примыкающие участки фронта.
Замысловато, «по кругу», развивалась ситуация в Крыму. 2 января фюрер потребовал от фельдмаршала Манштейна, чтобы 11-я армия во что бы то ни стало вернула Керченский полуостров!. Фельдмаршал возразил. Имеющихся у него сил достаточно лишь для выполнения одной из задач. Либо взять Севастополь, либо отвоевать Керченский полуостров. Какую из них считать в данный момент важнейшей?
Гитлер высказался в пользу решения сначала второй задачи, ибо давно считал Керченский полуостров удобным трамплином для завоевания Кавказа.
Манштейн тотчас распорядился: штурм Севастополя отложить, 50-ю и 132-ю пехотные дивизии перебросить в район Новой Покровки и Карагоза, чтобы, атакуя по всему перешейку, в течение десяти—пятнадцати дней овладеть и Феодосией, и Керчью.
Реалии фронтовой обстановки требовали неотложных решений. Прорыв русских южнее Боровска вынуждал Клюге просить фюрера об отводе 4-й армии Кюблера и на смежном, Можайском участке фронта. Гитлер воспринял эту просьбу как покушение на его нынешнее положение Главкома ОКХ и обвинил Клюге, Кюблера и Штрауса в безволии, отсутствии мужества при принятии непопулярных решений.
По предложению Йодля линию разграничения между 4-й и 4-й танковой армиями установили так, что весь участок прорыва между Боровском и Малоярославцем отошел к 4-й танковой армии Гёпнера. Но этот «необыкновенный трюк» фюрера стал «лебединой песней» для командарма 4-й танковой.
Спустя неделю 7-й и 20-й армейские корпуса, призванные локализовать брешь у Боровска, оказались в полуокружении. И Гёпнер, не известив Клюге, отдал приказ об их отходе на отсечную позицию. Кейтель подтвердил доклад командующего группой армий «Центр» о происшедшем. И повторилась история позорной отставки Гудериана. Гитлер тотчас изгнал Гёпнера из вермахта за «самовольный» отвод войск.
В тот же день, 8 января, в войска поступила еще одна грозная депеша Верховного Командования вермахта:
«Цель русского командования — отдельными атаками привести в замешательство наш фронт. Противник рассчитывает на уязвимость нашего руководства, которой оно, как это доказано опытом, не страдает... Эта борьба в основном решится в пользу того, у кого более крепкие нервы, главным образом среди руководства, русские доказали наличие крепких нервов. Нашей обязанностью является и в этой области никоим образом не оказаться в более худшем положении.
Мысль о том, что силу атак русских можно ослабить и что они добровольно отступят, основывается на неверном умозаключении... Укорочение фронта, которого можно достичь отводом войск, большей частью лишается смысла из-за ослабления боевой силы соединений, вырванных со своих позиций. Поэтому легче с наименьшими силами удерживать укрепленную длинную позицию, чем сопротивляться на укороченной, но неукрепленной линии с большими силами. Потери в людях от обморожения и ранений будут больше, чем при обороне на более длинной, примитивно укрепленной позиции».
Но грозные приказы «Вольфшанце» помогали мало. Обстановка даже в течение одного дня подчас коренным образом изменялась. Русские «не желали руководствоваться ими» и то и дело вносили в нее ощутимые коррективы. Вечером 8 января Гитлер вынужден был «удовлетворить просьбу» Клюге на поэтапный отвод 4-й армии Кюблера в междуречье Угры и Лужи. Этим решением намечалось стабилизировать фронт группы армий «Центр» на рубеже Зубово — Медынь. Непредсказуемой оставалась обстановка у Сухиничей, где Советы развили наступление в Западном направлении. У 2-й танковой армии не было возможностей, чтобы остановить их безостановочное продвижение на Киров.
Совещание с Клюге продолжалось весь день. Анализировалась обстановка в полосе обороны 9-й, 4-й, 2-й танковой и 2-й армий. Прорыв русских в обход Ржева в направлении Сычевки и Вязьмы угрожал окружением 9-й армии у Нелидова. Гитлер доминировал в решении всех вопросов. Его тезис оставался неизменным: «Не отходить!» Тут он даже позволил себе потрафить командующему группой армий «Центр»:
— Борьба за выигрыш каждого дня, каждого часа является выигрышем вообще, даже в том случае, если нервное напряжение будет слишком велико. Если удастся остановить войска, будет сделано большое дело. Вся слава выпадет на долю Клюге. Жесткая оборона любой ценой помогает сковать и обескровить противника, если кто-то отступает добровольно, он дает возможность большевикам действовать наверняка.
Для стабилизации обстановки на правом фланге, в районе Кирова и Орла, принимается решение об изменении разграничительной линии между войсками Клюге и Рейхенау. При этом 2-я армия Вейхса переходит в подчинение командования группы армий «Юг»,с изъятием 35-го армейского корпуса. Он включался во 2-ю танковую армию.
Близилась развязка в полосе обороны группы армий «Север». Гитлер требовал удерживать фронт на Валдайской возвышенности, а Лееб утверждал, что в районы Старой Руссы и Демянска невозможно подтянуть резервы. Бесплодные препирательства «благополучно» разрешились 15 января — фельдмаршал Лееб попросил фюрера об отставке! Гитлер прошение удовлетворил. В командование группой армий «Север» вступил командующий 18-й армией Кюхлер.
День 15 января в этом смысле получился знаменательным. Приступ паралича «выбил из седла» гранда западных победных походов — фельдмаршала Рейхенау. Командующим группой армий «Юг» был назначен... фельдмаршал Бок. В должность командующего 9-й армией вступил командир 41-го мехкорпуса генерал Модель. Ярый приверженец «блицкрига» Штраус, «по болезни», был изгнан из вермахта.
В директиве О KB, отданной войскам Восточного фронта в этот день, Гитлер констатировал: «После того как не удалось закрыть разрывы, возникшие у Медыни и Ржева, я отдал фельдмаршалу фон Клюге приказ: фронт 4-й армии, 4-й танковой армии и 3-й танковой армии отвести к линии Юхнов — Гжатск — Зубцов — Ржев. На указанной линии необходимо парализовать действия противника. В первый раз в эту войну мною отдается приказ о том, чтобы отвести большой участок фронта. Я ожидаю, что этот маневр будет проведен так, как это достойно немецкой армии. Чувство превосходства наших войск над противником и фанатичная воля нанести ему максимальный вред служат стимулом к выполнению цели».
Каждый следующий день приносил новые тревоги. Не порадовала Генштаб ОКХ и боевая сводка за 16 января. 9-я армия сдала Андреаполь и Селижарово. Шансов остановить наступление большевиков в направлении Белого и Сычевки у нее не было. Командующий 9-й армией Модель находился в это время в «Вольфшанце». Разговор Моделя с фюрером получился жестким.
— Мой фюрер, интересы рейха вынуждают меня просить вас о перегруппировке войск. Я горю желанием не отступать к Смоленску, а наступать на Москву!
— В этом случае, Модель, вы можете положиться на полную поддержку с моей стороны, — заявил Гитлер.
— Поэтому я и прибыл в Главную Ставку, мой фюрер,— монокль I звездочкой блеснул в глазу генерала.— Для наступления войскам 9-й армии не хватает танков.
— Всем нужны танки,— Гитлер неопределенно повел плечами.— Танки нужны в наступлении, а вам, Модель, требуется еще остановить большевиков, чтобы затем перейти в наступление, возможно, даже на Москву.
— А я хочу, мой фюрер, наступлением остановить красных перед Ржевом и двинуть свои войска вперед.
— Танки, Модель, стали нашей ахиллесовой пятой. Пусть Клюге усилит 9-ю армию за счет пассивных участков.
— Мой фюрер! Я хочу получить танковый корпус, дислоцированный в Гжатске, — заявил в ответ Модель.
— Вы вынуждаете меня, Модель, изменить решение в отношении этого корпуса,— возразил Гитлер.
— Мой фюрер, вы командуете 9-й армией или я? — категорично поставил вопрос Модель.
— Хорошо, я передам вашу просьбу Йодлю. Вы свободны, Модель,— закончил аудиенцию Гитлер.
В течение нескольких следующих дней резервный танковый корпус был переброшен из Гжатска в Ржев и помог генералу Моделю остановить отход 9-й армии.
Стремительно нарастала активность русских в полосе обороны группы армий «Юг». Воздушная разведка настойчиво докладывала о наличии всех признаков крупного наступления войск Юго-Западного фронта. Главный удар намечался на стыке 6-й и 17-й армий из района Волчанска, северо-восточное Харькова, во фланг 4-му армейскому корпусу. Еще более грозное наступление ожидалось южнее, в полосе обороны 17-й армии, из района Изюма в направлении Барвенкова и Лозовой.
Радовало лишь донесение штаба 11-й армии из Крыма. Войска генерал-полковника фон Манштейна повели успешное наступление на Керченском полуострове, нанеся сильный концентрический удар под Феодосией. С большими потерями русские отходили на отсечную позицию по перешейку от Ак-Моная до Дальних Камышей.
Уже в январе сорок второго Верховное Командование вермахта занялось актуальными проблемами длительного экономического обеспечения войны. Нарастали невероятные сложности с горючим, резиной, металлом. На совещании по военно-экономическим вопросам 21 января начальник экономического управления ОКВ Томас открыто заявил:
— Разгром России, которого ожидало Верховное Командование, Не наступил. Нам нужно понять, что против России окажется необходимой новая кампания. В связи с этим на Рождество мы оказались перед необходимостью приступить к новому усилению производственных мощностей нашей промышленности, чтобы восполнить потери сухопутных войск и дать им все необходимое для решения новых трудных задач...
Необходимость перестройки промышленности Германии вновь родила идею «сепаратного мира». Риббентроп продолжал лелеять мысль о замирении с Советами. Неожиданную поддержку он получил из Токио. Япония предложила Гитлеру свое посредничество на переговорах. Но мощный клан «сепаратистов» продолжал добиваться почетного мира с западными странами. Восстановились контакты венгерского «дипломата» Керера и офицера английской разведки Эйткена.
Параллельно с официальной дипломатической службой Германии вела переговоры на предмет заключения «сепаратного мира» с западными странами и «верхушечная оппозиция» немецких дипломатов и генералов во главе с Герделером, Беком и Вицлебеном. Являясь руководителем бюро планирования Генштаба ОКХ, Герделер уже в ноябре сорок первого пришел к убеждению о поражении вермахта в России.
В Главной Ставке днем и ночью продолжались совещания Верховного Командования. Гитлер выходил из себя, требуя то от Кюхлера стоять насмерть под Демянском, то от Клюге не сдавать большевикам Можайск. Однако 20 января 4-я танковая армия сдала Можайск, а 9-я армия Моделя — Торопец. Реальной становилась угроза прорыва русских к Витебску и Смоленску. Ударом от Волоколамска в направлении Сычевки их войска намеревались отрезать от остального фронта Ржевско-Нелидовскую группировку 9-й армии. Гитлер потребовал от Клюге, чтобы он поторопил Моделя с встречным ударом в направлении Оленино и Ржева.
Каким образом решать предстоящие весной и летом стратегические задачи — тут у ОКВ имелось полное единодушие: наступлением с решительными целями!
Фронтовые коллизии складывались чаще всего столь непредсказуемо, что нередко безжалостно крушили добрые человеческие отношения в стане некогда близких приятелей, а то и однокашников, друзей. Виной тому в действиях подчиненной стороны в большинстве случаев становились разные оценки «сиюминутного криминала».
Так и случилось, что в первые февральские дни до крайности обострились отношения между Кюхлером и Бушем. «Двухнедельный командующий» группой армий «Север» даже потребовал отставки командующего 16-й армией. Только вмешательство Гитлера устраняло возникшие трудности в командовании группой армий «Север».
Перемены в армейском командовании, однако, продолжались. 1-й оберквартирмейстер Генштаба ОКХ Паулюс снова был возвращен на фронт. Высоко оценивая его организаторские способности и стратегический ум, Гитлер поручил ему командование 6-й армией.
11 февраля в «Вольфшанце» прибыл Главком румынской армий маршал Антонеску. В его присутствии доклад о положении на Восточном фронте сделал Йодль. Фюрер на этот раз проявил сдержанность, оценивая ситуацию под Петербургом и в Крыму. Об откате вермахта от Москвы вопрос не поднимался. Но чтобы наступать, нужны новые силы. Поэтому Румыния должна выполнить обязательство и довести свои экспедиционные силы в России до двадцати шести дивизий.
Антонеску не отрицал своих обязательств перед рейхом, но убеждал Гитлера, чтобы он потребовал и от Венгрии соблюдения обязательств. Факты же говорили о другом. Вместо усиления группировки в России до двухсот тысяч человек, Главком венгерской армии Хорти продолжал сосредоточение своих войск на румынской границе. Тут же Антонеску попытался выяснить у фюрера — действительно ли он поддерживает Венгрию в ее территориальных претензиях к Румынии?
Но Гитлер ушел от прямого ответа: "— Не может так быть, что одна страна бережет себя, а жертвы приносят только другие. Моя цель — заставить Венгрию принести свои жертвы. Поход этого года в Россию должен привести к разгрому русской мощи. Я надеюсь, что до наступления зимы мы победим. Но теперь я готовлюсь к любым возможностям, в том числе и к новому зимнему походу...
12 февраля ОКВ направило в войска директиву для Восточного фронта на весенне-летний период:
«Зимняя борьба на Востоке перешла через высшую точку. Благодаря настойчивости и твердому боевому духу войск вражеское наступление остановлено. Цель русского командования — зимним наступлением разбить и уничтожить наши силы — не достигнута... В предстоящие недели необходимо позаботиться о том, чтобы укрепить позиции и уничтожить русские подвижные силы, переброшенные через фронт...
После окончания распутицы на юге необходимо восстановить сплошной фронт обороны, как исходную базу для наступательных операций. Группа армий «Юг» имеет задачу провести подготовку Для наступательной операции согласно директиве, которая будет издана особо... Одновременно ей следует ликвидировать прорыв русских западнее Изюма, затем овладеть Керченским полуостровом, занять Севастополь, чтобы высвободить силы для предстоящего наступления...
Группе армий «Центр» следует подготовить удар из района Ржева на Осташков, чтобы восстановить связь с группой армий «Север» в районе Демянска».
Понимая уязвимость позиции немецких войск у Демянска, 18 февраля Гитлер провел совещание с командующими группами армий «Север» и «Центр» в присутствии фельдмаршала Кейтеля, Генералов Йодля, Гальдера и Хойзингера. За минувшие месяцы войны Гитлер сожалел лишь об одном обстоятельстве — в октябре не ударили по Советам японцы. Но и тут налицо важная подвижка: они уже вступили в войну с Америкой, и это привязало восточного союзника к военной колеснице рейха. Придет лето, и русские сполна получат свое. Все группы армий спешно пополняются новыми соединениями из Западной Европы. Так что и после «досадных неудач» вермахт еще силен, как
никогда.
День Красной Армии, 23 февраля, в «Вольфшанце» и в «Аскании» ожидался с тревогой. Начальник Генштаба ОКХ Гальдер не сомневался, что этот праздник Верховное Командование большевиков обязательно отметит на ряде участков фронта активными действиями. Но вечерние донесения штабов групп армий свидетельствовали лишь о давлении русских в пунктах — на Любаньском направлении, в районе Демянска, у Холма, севернее и южнее Вязьмы, на Барвенковском выступе.
Гитлер лично окрестил район восточнее Старой Руссы крепостью «Демянск» и ежедневно в феврале начинал анализ обстановки с этого участка обороны. Напряжение здесь с каждым днем возрастало.
Кюхлер позвонил в «Вольфшанце»:
— Мой фюрер, у генерала Эйке на исходе боеприпасы. Крепость «Демянск» в опасности! Я предлагаю...
— Нет, я предлагаю, Кюхлер,— прервал собеседника Гитлер,— удерживать крепость «Демянск» до последнего солдата! Вы слышите меня, — до последнего солдата! Большевики сражаются за Демянск, потому что понимают его стратегическое положение.
— Группа армий «Север» остро нуждается в резервах, мой фюpep,— вставил реплику Кюхлер.
Но Гитлера было уже не остановить.
— Резервы нужны всем. Не думайте, что у вас ситуация тяжелее, чем у других. Только что я получил донесение фельдмаршала Клюге, что русские вновь атакуют Юхнов. Я позвонил ему и приказал нанести контрудар, чтобы не допустить их прорыва к
Вязьме.
— Мой фюрер, Клюге имеет пять армий, у меня же их только две, — возразил Кюхлер.— Маневр силами с пассивных участков исключен, потому что по всему фронту идут тяжелые бои.
— Я распорядился о создании оперативной группы во главе с Зейдлицем в составе пяти дивизий. Она предпримет наступление от Старой Руссы с целью деблокирования 2-го армейского корпус Эйке.
Утром 28 февраля, когда 12-й армейский корпус вел борьбу за удержание Юхнова, в Главной Ставке состоялось совещание с командованием группы армий «Центр». Триумфатором на нем оказался спаситель Ржева генерал Модель. Гитлер, при открытии, объявил о присвоении ему воинского звания «генерал-полковник» и вручил «Дубовые листья» к «Железному кресту».
Обсудив обстановку в полосе обороны группы армий «Центр», фюрер подтвердил, что поставленные перед войсками Клюге боевые задачи остаются в силе. Общей их задачей оставалось удержание Вязьмы.
Но Гитлеру не терпелось быстрее бросить вермахт в наступление хотя бы на одном-двух участках Восточного фронта. В полдень 2 марта он провел совещание в «Вольфшанце» с командующим группой армий «Север» фон Кюхлером.
Речь на нем как раз и шла о наступлении. Хотя главной задачей на левом фланге Восточного фронта оставалась операция по деблокаде 2-го армейского корпуса Эйке в крепости «Демянск», наступление у Старой Руссы было намечено осуществить в период 13— 16 марта. Наступление же на Холм намечалось начать 5 марта, а у реки Волхов, на Будогощь — 7 марта. Фюрер потребовал от Кюхлера педантичного выполнения отданных приказов.
Обострение обстановки в полосе обороны группы армий «Центр» в первой половине марта чрезвычайно озадачило Гитлера. С утра 9 марта он дважды вел переговоры с Клюге по поводу локализующих действий 14-й моторизованной дивизии западнее Сычевки. Но как в данной ситуации поступить с намерением Моделя все-таки наступать на Осташков? Насколько эта операция отвечает сложившимся условиям? Чтобы выяснить эти вопросы, Гитлер вызвал командующих группой армий «Центр» и 9-й армии в Главную Ставку.
Встреча фюрера с фельдмаршалом Клюге и генерал-полковником Моделем оставила у Гальдера двоякое впечатление. Снова, как и в последний февральский день, премьером на ней выглядел одержимый наступлением Модель. С непререкаемым апломбом он настойчиво доказывал Гитлеру целесообразность немедленного удара на Осташков:
— Удар вдоль Волги на север, мой фюрер, является важной акцией накануне летнего наступления вермахта. Перерезав коммуникации 3-й и 4-й ударных армий русских, войска группы армий «Центр» снимут проблему резервов для обороны Великих Лук, Велижа и Белого.
— Мой фюрер, вам известно, что группа армий «Центр» не располагает в данный момент оперативными резервами для наступления, — твердо возразил Клюге.
Гитлер бросил на него сердитый взгляд, заявил: ~~ У ОКВ тоже нет оперативных резервов. Но Модель прав. Для подготовки летнего наступления нам будут необходимы плацдармы. Прорыв на Осташков, возможно, откроет дорогу на Рыбинск, Ярославль, к Уралу.
— Моей главной целью и впредь остается Москва, — отчеканил генерал-полковник Модель.
— Немецкий солдат должен утвердиться летом не только у Осташкова и Ржева. Наступайте, Модель!
Чувствуя поддержку Гитлера, Модель заявил:
— Мой фюрер, я хотел бы получить 56-й моторизованный корпус Шааля, уже отличившийся в боях под Москвой... Мне нужен бронированный ударный кулак.
Гитлер смешался и не сразу нашелся что ответить. Клюге сердито бросил в сторону Моделя:
— Но кто в гаком случае защитит Вязьму, Модель? Генерал Йодль постарался соблюсти нейтралитет:
— Разумнее, Модель, основательно пополнить техникой ваш 48-й танковый корпус генерала Гейма.
— Сдача Вязьмы Советам явилась бы грубейшей ошибкой с нашей стороны, — вставил реплику начальник Генштаба ОКХ Гальдер. — Это подорвало бы оборону группы армий «Центр» на Московском направлении.
— Выходит, я не получу никакой поддержки войсками? — демонстрируя несогласие, возразил Модель.
Гитлер вдруг круто повернулся к залу и, словно посчитав вопрос о силах решенным, твердо заявил:
— Вы должны, Модель, достигнув Осташкова, повернуть войска на Ярославль и Иваново. Этот маневр будет неожидан для большевиков и явится важнейшим звеном в покорении Москвы. Она с тыла открыта.
Однако Модель вернул фюрера к трудной проблеме:
— Но, мой фюрер, как вы решаете вопрос о подчинении мне 56-го моторизованного корпуса?
Фюрер искусно ушел от прямого ответа:
— Настало время, Модель, вести наступление небольшими группами. Я много думал над этой проблемой. Возьмитесь за ее реализацию. Я вам доверяю...
В первые месяцы сорок второго «главный пропагандист рейха» Геббельс сравнительно редко наведывался в «Вольфшанце». И его можно было понять: вермахт терпел одну неудачу за другой. Фюрер круглые сутки был в круговерти неотложных дел, латая то одну дыру то другую. Теперь, в середине марта, Гитлер сообщил «верному Йозефу» обнадеживающую весть о предстоящих победных наступлениях.
Через три дня после возвращения Гитлера из Берлина Геббельс прибыл в Главную Ставку. Канцлер выглядел переутомленным, но чувствовал себя бодро, тем более что он уже глубоко продумал план всей летней кампании сорок второго на Восточном фронте. Беседа получилась содержательной. И на этот раз не обошлось без «экивоков» в адрес генералов, приведших вермахт к зимнему кризису под Москвой.
Вернувшись в Берлин, Геббельс занес в дневник восторженные откровения: «На наступающую весну и лето у фюрера снова есть совершенно ясный план. Его главные цели — Кавказ, Петербург и Москва. Наступление на отдельных участках будет вестись с потрясающей силой».
Разработка плана летнего наступления неизбежно ставила перед ОКБ задачу выявления реальных возможностей групп армий. Анализ Йодля выявил в целом безрадостную картину. Из ста шестидесяти двух дивизий только восемь были пригодны для ведения наступательных действий. Еще три дивизии могли обрести боеготовность после пополнения и предоставления им хотя бы трехнедельного отдыха. В пассиве значились все остальные. Сорок семь дивизий рассматривались пригодными лишь для ограниченных действий, тогда как семьдесят три дивизии были способны лишь обороняться.
Ошеломительными оказались людские потери вермахта на Восточном фронте. Почти тридцать четыре процента, миллион восемьдесят тысяч, от той численности, что открывала поначалу победоносный «Восточный поход», оказались вычеркнутыми из послужного списка.
Грандиозная операция, задуманная Гитлером на правом крыле Восточного фронта, разрабатывалась Генштабом ОКХ в форме четырех ступеней.
На первой ступени наступления прорыв к Воронежу производился силами 2-й и 4-й танковой армий немцев при участии соединений 2-й венгерской армии.
Вторая ступень завершала предварительный этап операции. Она Достигалась путем окружения русских силами 4-й танковой армии Гота и 6-й армии Паулюса.
После выполнения задач первой и второй ступеней группа армий «Юг» на третьей ступени делилась на две группы армий — «Б» и «А».
Четвертая ступень — главная в оперативном плане. Вновь слившаяся в одну группа армий «Юг» наступает из Сталинграда на Кавказ, чтобы до сентября достичь линии Батуми — Баку, овладеть побережьем Черного и Каспийского морей, достичь границ Турции и Ирана.
Гитлера вполне удовлетворил обмен мнениями с Йодлем. А 25 марта главным докладчиком во время вечернего раута оказался Фельдмаршал Лист. Он сделал сообщение о ситуации на левом Фланге Восточного фронта — в Норвегии и на Мурманском направлении.
Двое последующих суток, 26 и 27 марта, Главную Ставку будоражили донесения из групп армий «Север» и «Центр» — и у Погостья, и у Ржева русские отчаянно атаковали позиции вермахта. Еще опаснее развивались события у Ржева. Большевики, используя свежие подкрепления, снова атаковали позиции 23-го армейского корпуса. Генерал-полковник Модель позвонил в Главную Ставку и предложил Гитлеру отвести часть войск, наступающих на Осташков, и отразить возникшие угрозы. Фюрер дал согласие на такие действия «любимца».
28 марта в Главной Ставке состоялось обсуждение плана летней кампании сорок второго года. Предложенный начальником Генштаба ОКХ Гальдером вариант всей операции, получившей наименование «Блау», не вызвал у присутствующих особых возражений. В заключение Гитлер разразился пространной речью, охватив в ней и на этот раз толику международных проблем. Речь шла даже о Цейлоне и Австралии, о возможности нападения Японии на Советский Союз с востока, если у нее достанет авиации для нанесения мощных ударов с воздуха по приморским центрам большевиков.
 

2

Конечно, победы Красной Армии, особенно в центре советско-германского фронта, побуждали ее Верховное Командование к продолжению наступательных действий. Ставка и не помышляла ни о чем другом, кроме как о продолжении наступления, причем по всему фронту. Доминировали соображения как военно-стратегического, так и морально-политического характера.
К исходу 2 января войска Западного фронта выбили гитлеровцев из Малоярославца. Здесь особо отличились 43-я и 49-я армии генералов Голубева и Захаркина, которые, наступая на запад, блокировали Юхновскую группировку 4-й армии Кюблера в составе девяти дивизий. С юга она была окружена 50-й армией и 1-м гвардейским кавалерийским корпусом генералов Болдина и Белова.
В тот же день завершилась Керченско-Феодосийская десантная операция. Войска 44-й армии Первушина овладели Феодосией, создав угрозу окружения 42-го армейского корпуса и 8-й румынской кавалерийской бригады на Керченском полуострове. С моря Керчь атаковали десанты 51-й армии Львова.
Наступление Красной Армии продолжалось по всему фронту. Но пришло время обсудить перспективы всей военной кампании сорок второго. Такое обсуждение состоялось в Ставке 5 января. С обобщенным докладом выступил начальник Генштаба маршал Шапошников. Он докладывал лаконично, не спеша, толково. Часто останавливался на середине предложения, пил воду. Прогрессирующая болезнь не позволяла ему работать в полную силу круглосуточно, но Верховный мирился с этим, потому что не видел пока достойной ему замены. Докладывая, маршал Шапошников строго следовал установке Верховного о том, что сейчас наступил подходящий момент для перехода во всеобщее наступление.
Обрисовав обстановку на всех фронтах, начальник Генштаба перешел к изложению плана действий наших войск весной и летом сорок второго года:
— Поскольку основные силы противника сконцентрированы на Московском направлении, то главный удар и следует нанести здесь, чтобы уничтожить крупнейшую фронтовую единицу — группу армий «Центр» Клюге. К решению этой задачи Генштаб рекомендует привлечь войска левого крыла Северо-Западного фронта, а также полностью войска Калининского, Западного и Брянского фронтов. Наряду с этим...
Верховный продолжил мысль Шапошникова:
— Наряду с этим в операции планируется также участие резервов Ставки Верховного Главнокомандования.
Начальник Генштаба продолжал:
— На острие главных ударов будут выдвинуты закончившие формирование бригады морской пехоты.
Войска Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов при поддержке Краснознаменного Балтийского флота наносят удар по позициям группы армий «Север». Их главная задача — быстрейшая деблокада Ленинграда. Начало операции — 7 января.
Юго-Западный и Южный фронты наносят поражение группе армий «Юг» и освобождают промышленные районы Харькова и Донбасса. Войска Кавказского фронта и Черноморского флота путем Десантирования в районе Перекопа блокируют 11-ю армию фон Манштейна с целью освобождения всего Крымского полуострова.
Паузу после доклада нарушил Верховный:
— Немец всеми силами стремится сорвать наше наступление, отсидеться в обороне до весны, а весной вновь приступить к активным наступательным действиям. Его цель очевидна — выиграть время и получить желанную передышку. Мы должны навязать ему свои условия — гнать его на запад без всякой передышки.
Совершив два-три «челнока» по кабинету, Верховный обратился к членам Политбюро ЦК, ГКО и Ставки:
— Обсудим, товарищи, предложения Генштаба.
Первым и... последним выступающим оказался командующий Западным фронтом Жуков:
Наступление следует продолжать на Западном направлении. Здесь сложились наиболее благоприятные условия, ибо противник не восстановил боеспособность своих войск. Но войска Калининского, Западного и Брянского фронтов остро нуждаются в пополнении личным составом, боевой техникой и резервами, в первую очередь танковыми частями.
Несколько иначе приходится оценивать перспективы наступления на Ленинградском и Юго-Западном направлениях. Под Ленинградом и Харьковом противник создал сильную оборону, прорвать которую без мощных артиллерийских средств и авиации очень непросто. Наступающая сторона в таких условиях несет большие потери. Поэтому здесь лучше до весны удерживать оборону.
Верховный остановился рядом с Жуковым, бросил в его сторону сердитый взгляд и тут же заявил:
— Я разговаривал с маршалом Тимошенко. Он поддерживает идею нашего наступления по всему фронту.
— В настоящее время, товарищ Сталин, мы не располагаем достаточными экономическими возможностями для одновременного наступления всех фронтов,— бросил реплику председатель Госплана Вознесенский.
— На войне всегда чего-то не хватает,— в упор глядя на Вознесенского, возразил Сталин.— Нас торопит время. Немца надо быстрее перемалывать, чтобы он не смог наступать весной и летом. За три-четыре месяца можно многое успеть. Не успеем мы — немец
успеет.
Начало наступлению 7 января положили 4-я и 52-я армии генералов Иванова и Клыкова из состава Волховского фронта Мерецкова, которому, по замыслу Ставки, отводилась основная роль в разгроме группы армий «Север» и деблокировании Ленинграда. Главные удары наносились в направлении Тосно и Любани. В полосе этого же фронта вводились в прорыв 59-я и 2-я ударная армии генералов Галанина и Соколова.
На следующий день, 8 января, вступили в дело войска центрального участка. Ударная группировка Калининского фронта прорвала оборону 9-й армии западнее Ржева и повела наступление на Сычевку. 9 января двинулись вперед 3-я и 4-я ударные армии генералов Пуркаева и Еременко из состава Северо-Западного фронта. Из района озера Селигер 3-я ударная армия наносила главный удар в направлении Холма и Великих Лук. 4-я же ударная армия повела наступление из района Осташкова на Андреаполь и Велиж.
10 января перешли в наступление войска Западного фронт. Группировка в составе 20-й и 1-й ударной армий, а также 2-го кавкорпуса, поддержанная 22-й танковой бригадой и пятью лыжными батальонами, нанесла удар из района Волоколамска на Шаховскую и Сычевку.
Войска 33-й армии Ефремова, действуя в центре Западного фронта, упорно продвигались в направлении Вязьмы. Смелым маневром армия замыкала внешнее кольцо окружения вокруг Юхновской группировки врага. Внутреннее кольцо окружения обеспечили 43-я и 49-я армии Голубева и Захаркина с севера, а также 50-й армии генерала Болдина с юга.
После упорных боев войска Западного фронта прорвали оборону 3-й танковой армии генерала Рейнгардта на реке Лама. В образовавшуюся брешь 13 января устремился вперед 2-й гвардейский кавкорпус генерала Плиева, 22-я танковая бригада и лыжные батальоны поддержки. Используя этот успех «смежников», перешли в наступление 16-я и 5-я армии генералов Рокоссовского и Говорова.
Открывшаяся перспектива — расчленение группы армий «Центр» — представлялась реальной. Однако 19 января Ставка принимает решение о выводе из сражения 1-й ударной армии и передаче ее в состав Северо-Западного фронта.
Как член Ставки, Жуков не мог согласиться с таким решением. Он позвонил Шапошникову, сказал:
 — Борис Михайлович, принято не лучшее решение об изъятии 1-й ударной армии из моего фронта.
Маршал Шапошников высказался уважительно: — Георгий Константинович, голубчик, помочь ничем не могу. Это решение принято лично Верховным.
— Но товарищ Сталин, по-видимому, согласовывал это принципиальное решение с Генштабом?
— Как согласовывал,— уклончиво ответил начальник Генштаба. — Василевский и я выступали с предложением — до окончания наступления у Шаховской выводить из боя 1-ю ударную армию нецелесообразно. Но Верховный разговаривал по этому поводу с Командующим Северо-Западным фронтом Курочкиным. Он пообещал при таком усилении быстро разгромить Демянскую группировку противника. Товарищ Сталин ему поверил.
 — Борис Михайлович, и при таком усилении не справится генерал Курочкин с Демянской группировкой, — возразил Жуков. — Немецкое командование отлично понимает значение удержания Демянска и Старой Руссы в своих руках для стабилизации фронта Под Ленинградом.
У Шапошникова не нашлось убедительных доводов, чтобы возразить командующему Западным фронтом, и он снова подтвердил свою первоначальную позицию:
— Звоните, Георгий Константинович, товарищу Сталину. Примет он вашу аргументацию или отвергнет — это все во власти Верховного.
Жуков тут же позвонил в Ставку, Верховному:
— Решение Ставки о выводе из боя 1-й ударной армии я считаю неправильным и прошу его отменить!
— Что значит неправильное? — тем же сердитым тоном возразил Верховный.— Северо-Западный фронт достиг хороших успехов в наступлении. Надо как можно быстрее кончать с Демянской группировкой.
— Я рад за генерала Курочкина, но Демянскую группировку он не разгромит, товарищ Сталин. Противник немедленно усилит ее, поскольку она нависает над флангами Северо-Западного и Калининского фронтов...
Верховный прервал Жукова на полуслове:
— Тем более с нею надо быстрее кончать.
— В данный момент у Северо-Западного фронта не имеется для этого достаточных сил. Гнаться за проблематичными шансами на второстепенном участке я считаю, товарищ Сталин, необоснованным и ошибочным!
— Выводите 1-ю ударную армию без разговоров! — в приказном тоне отрезал Верховный. — Посчитайте, сколько у вас во фронте имеется армий, товарищ Жуков.
— У меня и фронт имеет протяженность шестьсот километров. А резервов нет. Все армии ведут ожесточенные бои. Возможности для маневра исключены.
Вместо ответа генерал армии Жуков услышал в телефонной трубке прерывистые короткие гудки.
События между тем на Северо-Западном и Западном фронтах во второй половине января развивались именно так, как и предсказывал член Ставки Жуков. Стратегическое чутье не подвело полководца и на этот раз. Он видел развитие обстановки изнутри.
Войска Юго-Западного и Южного фронтов перешли в наступление 18 января и с ходу прорвали оборону противника на фронте от Славянска до Балаклеи. Продвинувшись за трое суток на запад на двадцать километров, 57-я армия Рябышева создала хорошие условия для ввода в прорыв 5-го кавкорпуса Гречко. Но освободить Балаклею и Славянск армиям смежных фронтов не удалось. Не хватило сил, особенно танков.
Бои в районе Славянска имели затяжной, тяжелый характер и вынудили войска Южного фронта перейти к обороне. Тот же финал получился у Юго-Западного фронта. К исходу 27 января 6-я армия Городнянского освободила Лозовую, но дальше наступать не смогла.
Драматически развивалась ситуация в Крыму. Противостояние у Киет-Коктебельского рубежа не устраивала ни одна из сторон. Наша Ставка планировала для 51-й армии Львова наступление на Джанкой, Чонгар и Перекоп. Одновременно 44-я армия Первушина должна была наступать на Симферополь с высадкой морских десантов в районах Алушты, Ялты, Евпатории и Перекопа. Но фон Манштейн упредил наступление Кавказского фронта генерал-майора Козлова. Нанеся удар от Карагоза на Феодосию, противник овладел городом, отбросив наши войска на Ак-Монайские позиции.
Достаточно противоречивой выглядела боевая обстановка в конце января в полосе наступления войск Западного фронта. В район десантирования 8-й и 201-й бригад 4-го воздушно-десантного корпуса у деревень Желанье и Озеречня юго-западнее Вязьмы пробились соединения 33-й армии и 1-го гвардейского кавкорпуса генералов Ефремова и Белова. Контрудары моторизованных соединений группы армий «Центр» с разных направлений отрезали их от основных сил Западного фронта, вынудив вести борьбу в окружении.
Затяжной, с проблематичными шансами, характер приобретала обстановка в полосе наступления войск Юго-Западного направления маршала Тимошенко. Боеспособные резервы к концу января истощились у обеих сторон. В то же время промышленный район Харькова, наряду с Донбассом и Крымом, оставался главной, ключевой заботой Ставки...
Тяжелые бои в центре советско-германского фронта, особо ожесточенные в районах Ржева, Сычевки и Юхнова, не снизили своего накала и в феврале. Переданные в состав Калининского фронта 3-я и 4-я ударные армии генералов Пуркаева и Еременко продолжали успешное наступление на Невель и Велиж. Взаимодействуя с ними, войска 22-й армии генерала Вострухова прорывались южнее в направлении Демидова и Смоленска. Соединения 39-й армии генерала Богданова, западнее Сычевки, наступали на Дорогобуж. Одновременно из района Юхнова на Вязьму наступали 1 -й гвардейский кавкорпус Белова и 33-я армия Ефремова. 1 февраля они внезапно для противника продвинулись в северном направлении и завязали бои непосредственно за Вязьму.
. Вечером 5 февраля нарком авиапромышленности Шахурин и Главный конструктор штурмовиков «Ил-2» Ильюшин по срочному вызову прибыли в Кремль. Сталин не спеша направился навстречу вошедшим.
Пожимая руку известному конструктору, он сказал:
— Товарищ Ильюшин, вы были правы, а мы нет.
— В чем именно, товарищ Сталин? — насторожился Главный конструктор штурмовиков.
— Я имею в виду вашу машину «Ил-2». Вы с самого начала предложили делать ее в двухместном варианте, а мы, не разобравшись, Настояли на одноместном. А одноместным штурмовикам требуется прикрытие истребителей. Но истребителей у нас еще мало, не хватает.
Сказав так, Сталин повернулся к Шахурину:
— Надо, товарищ Шахурин, как можно быстрее вернуться к двухместному варианту «Ил-2». Несколько таких машин хорошо показали себя на фронте.
Нарком авиапромышленности возразил:
— Насколько я понимаю ситуацию, товарищ Сталин, сделать это будет очень и очень нелегко.
Наркома тут же поддержал Главный конструктор:
— Восстановление чертежей, оснастки, товарищ Сталин, займет довольно много времени.
— Делайте что хотите, но фронту нужны двухместные штурмовики. Требуется, товарищи, выполнить и еще одно важное условие — самолетов должно выпускаться не меньше, чем выпускалось до сих пор.
Берия вставил осторожную реплику:
— А где авиаторы наберут столько воздушных стрелков для двухместных штурмовиков, товарищ Сталин?
Сталин с вызовом ответил наркому внутренних дел:
— Этот вопрос, товарищ Берия, следует адресовать не товарищам Шахурину и Ильюшину, а ГКО, раз он ставит перед наркоматом авиапромышленности такую задачу.
— А как будет решен вопрос с бронелистами, товарищ Сталин? Их ведь сегодня не хватает? — искоса взглянув на председателя ГКО, сказал Шахурин.
Сталин был готов к ответу и на этот трудный вопрос:
— Бронелисты есть на Кировском заводе в Ленинграде, товарищ Шахурин. Скоро войдет в строй железнодорожная ветка до Кобоны, и тогда мы сможем вывезти бронелисты оттуда на ваши заводы.
— Для проработки вопроса, товарищ Сталин, мне требуется четыре-пять дней,— твердо заявил Ильюшин.
— А я могу отпустить лишь трое суток, — возразил Сталин.— Не я, война нас торопит, товарищ Ильюшин.
Через трое суток Главный конструктор «Ил-2» вновь вместе с Шахуриным был вызван в Кремль. На этот раз Ильюшин привез чертежи и доложил Сталину, что конструкторами найдено решение, которое без всяких переделок и без потерь в количестве выпускаемых машин позволяет оборудовать за кабиной летчика и кабину стрелка-радиста.
Невзирая на очевидные обстоятельства истощения наступательных возможностей наших войск, Ставка продолжала требовать от командований фронтов наращивания ударов по отступающему врагу. При этом преследовалась стержневая цель — разгромить группировки противника в центре советско-германского фронта, не позволить ему провести перегруппировку сил для осуществления летнего наступления на Московском и Кавказском направлениях. И директива Ставки от 16 февраля не явилась исключением в этом роде. Она потребовала от генерала армии Жукова мобилизовать все силы Калининского и Западного фронтов для разгрома группы армий «Центр». Перед его войсками ставилась важная задача: к 5 марта выйти на рубеж Оленино — река Днепр — Ельня и далее по реке Десна до Снопоти.
Для содействия войскам Западного фронта в разгроме Юхновской группировки 4-й армии Ставка подтвердила свое решение о десантировании севернее Масальска 4-го воздушно-десантного корпуса с частями усиления. В исключительно сложных погодных условиях в период с 16 по 24 февраля транспортная авиация резерва Ставки совершила свыше шестисот самолето-вылетов, доставив в район сосредоточения почти семь с половиной тысяч десантников и полторы тысячи тюков с боеприпасами, вооружением и продовольствием.
Перешедшие в наступление 22-я, 30-я и 31 -я армии Калининского фронта не смогли прорвать оборону 9-й армии, В тот же день, 17 февраля, Конев доложил Главкому Западного направления о полном окружении группировки войск 29-й армии Швецова и 11 -го кавалерийского корпуса полковника Соколова в районе Сычевки.
Главком Западного направления мучительно искал причины столь трудного протекания наступательных операций и к началу третьей декады февраля пришел к выводу — наступление следует прекратить, войскам Калининского и Западного фронтов перейти к позиционной обороне, осуществить необходимую перегруппировку сил. Ставка, однако, с таким предложением Жукова не согласилась и потребовала продолжения наступления фронтов до последней возможности.
По мере усложнения ситуации в центре фронта, Ставка все больше внимания уделяла обстановке на его флангах. Ленинград со стороны Карельского перешейка и со стороны Урицка был прикрыт надежно. Резервом Ленинградского фронта оставалась Приморская оперативная группа, получающая подпитку со стороны Балтийского флота.
Поэтому в создавшихся условиях Верховный не видел другого пути для облегчения режима блокады Ленинграда, Кроме как продолжения наступательных действий войск Волховского фронта. На войска генерала армии Мерецкова Ставка возлагала очень большие надежды. Когда наступление 4-й и 52-й армий генералов Иванова и Яковлева практически прекратилось, ее решением были ведены в сражение 59-я и 2-я ударная армии генералов Галанина и Клыкова. Продолжалась Крымская эпопея. Неоднократные попытки
войск Крымского фронта Козлова прорваться через вражеские оборонительные порядки на рубеже Киет — Дальние Камыши успешно отражались войсками 11-й армии. Отчаянная борьба продолжалась здесь на протяжении всего февраля. Тут уж не приходилось думать о наступлении войск 51-й армии Львова на Джанкой и 44-й армии Первушина на Симферополь.
С новой силой в конце февраля разгорелись бои на левом крыле Западного фронта. К исходу 25 февраля войска 49-й и 50-й армий генералов Захаркина и Болдина сомкнули кольцо окружения вокруг 12-го армейского корпуса генерала Шрота в районе Юхнова. Наступление здесь было важным, но частным успехом наших войск, не повлиявшим на развитие фронтовой ситуации в районе Вязьмы.
Март выдался для Красной Армии очень сложным во всех отношениях. Войска устали, но продолжали наступать из последних сил, испытывая невероятные трудности, связанные с острой нехваткой боеприпасов. Именно в марте их выпуск опустился до самой низкой отметки за все минувшие месяцы войны. Не хватало и стрелкового оружия всех видов.
Нарастало напряжение чисто человеческого свойства в Ставке. Как только начальник Генштаба раскладывал на столе «оперативку» центрального участка фронта, Верховный тут же останавливался возле нее и кончиком мундштука обводил причудливую загогулину — линию фронта, огибающую со всех сторон Вязьму.
Далее следовал его традиционный вопрос начальнику Генштаба: «До каких пор войска Западного направления намерены мириться с такой фронтовой конфигурацией?» Он никак не хотел понять, что ни войска Калининского фронта уже не в состоянии преодолеть оставшиеся от Демидова до Смоленска пятьдесят километров, ни войска Западного фронта не могли сделать то же самое со стороны Кирова и Ельни.
Как-то повлиять на решение проблемы смыкания войск двух фронтов под Смоленском не могли и войска 33-й армии и 1-го гвардейского кавкорпуса генералов Ефремова и Белова. Они ушли вперед исключительно для решения «проблемы Вязьмы», а оказавшись в окружении, были в состоянии проводить лишь отдельные частные операции, опираясь на возрастающую поддержку смоленских партизан. Косвенно их активность способствовала усилиям войск 49-й и 50-й армий генералов Захаркина и Болдина в разгроме соединений 12-го армейского корпуса генерала Шрота в районе Юхнова.
Отчаянное сопротивление противника продолжалось более недели. Но к исходу 5 марта его судьба была решена. Только половине корпуса удалось вырваться из окружения и соединиться с основными силами 4-й армии. Другая половина частично была уничтожена, а частично сдалась в плен.
Неоднократные настойчивые предложения командующего Западным направлением Жукова о необходимости остановиться и временно закрепиться на достигнутых рубежах категорически отклонялись Верховным. Напротив, директивой Ставки от 20 марта он вновь подтвердил свое требование о безусловном выполнении войсками ранее поставленных задач.
Вечером 21 марта генерал армии Жуков позвонил маршалу Шапошникову. Он понимал, что ближайший советник Верховного не станет принимать самостоятельное решение в части оперативных действий фронтов, но мнение на этот счет обязательно выскажет. К тому же каждый из них — и Шапошников, и Жуков — имел «свою дистанцию» в отношении Верховного. У начальника Генштаба она была намного «короче».
— Борис Михайлович, неужели товарищ Сталин не понимает, что наступательные возможности наших фронтов исчерпаны и войскам пора остановиться?
Шапошников выразил свое искреннее согласие:
— Георгий Константинович, разделяю вашу точку зрения. Настало время проводить активную стратегическую оборону, чтобы измотать врага. Но товарищ Сталин требует продолжения наступления.
— Зная состояние наших войск, думать иначе сегодня уже нельзя, Борис Михайлович,— решительно заявил Жуков. — Мы продолжаем наступление, не имея численного превосходства над противником ни в чем. К тому же ясно, что наши союзники «вторым фронтом» долго еще нам не помогут.
— Товарищ Сталин тоже не верит в реальность «второго фронта», — согласился Шапошников.— Без их поддержки мы должны исповедовать активную оборону. До середины лета накопить резервы, а затем перейти в решительное контрнаступление на двух-трех стратегических направлениях...
Это происходило 28 марта. Так получилось, что в тот же день и в то же самое время в «Волчьем логове» проводилось подобное же оперативное совещание с обсуждением сходной повестки дня. И та и другая стороны намеревались летом где-то решительно наступать, а где-то держать непроходимую оборону. Совпали даже персоналии основных докладчиков. С одной стороны выступал начальник Генштаба ОКХ Гальдер, с другой — начальник Генштаба Красной Армии Шапошников.
Германская сторона опиралась на данные о превосходстве вермахта на земле, в воздухе и на море, тогда как советская учитывала Превосходство противника лишь в сухопутных силах. Совещание в «Волчьем логове» закончилось в тот же день выступлением Гитлера. Совещание в Кремле продолжалось 29 и 30 марта и завершилось краткими выводами Сталина.
Маршал Шапошников был предельно сдержан, излагая возможные операции Красной Армии в весенне-летней кампании. Будучи твердо уверенным в том, что союзники и в сорок втором не откроют «второй фронт» в Европе, он предложил на весенний период до июня ограничиться активной стратегической обороной.
Начальник Генштаба Красной Армии высказал несогласие как с предложением командующего Западным направлением Жукова о необходимости проведения Ржевско-Сычевской наступательной операции по разгрому основных сил группы армий «Центр», так и с предложением командующего Юго-Западным направлением маршала Тимошенко о крупномасштабной операции войск Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов.
Верховный, остановившись традиционно у торца стола, внешне недовольно произнес:
— Начальник Генштаба говорит в основном об активной стратегической обороне. Но, по-моему, нельзя допустить, чтобы немец нанес по нашим войскам серию мощных ударов первым и вновь захватил боевую инициативу в свои руки. Присутствующим известно, что товарищ Жуков предлагает проведение Ржевско-Сычевской операции, а другим фронтам рекомендует отсиживаться в обороне. Это полумера. Кстати, и Военный совет Юго-Западного направления предлагает иную развязку на Украине. Послушаем товарища Тимошенко.
Командующий Юго-Западным направлением подошел к карте и уверенно доложил о возможностях его войск и выгодах занимаемых ими исходных позиций:
— Военный совет Юго-Западного направления, товарищ Сталин, считает, что мы в состояний и безусловно должны нанести по противнику упреждающий удар, расстроить его наступательные планы под Курском и Харьковом. Мы должны закрепить отвоеванную у врага боевую инициативу. Иначе может повториться ситуация, которую мы пережили в начале войны. Я также поддерживаю предложение товарища Жукова о проведении Ржевско-Сычевской наступательной операции, поскольку она позволит сковать силы противника в центре.
— Семен Константинович в обоих случаях прав,— вступил в разговор Ворошилов. — Победу под Москвой надо закрепить новыми победами на всех фронтах. Я верю в успех войск Юго-Западного направления, товарищ Сталин, хотя ситуация с резервами действительно складывается не простая.
— И я так считаю, товарищ Ворошилов,— поддержал члена Ставки Верховный.— По немцу надо нанести в районе Харькова сокрушительный удар!
— Но Барвенковский выступ, товарищ Сталин, это не только наше преимущество, но и наша слабость. В любой момент противник может нанести встречные удары с севера и юга под основание самого выступа и положение 6-й и 57-й армий сразу станет тяжелым,— вставил реплику Василевский. Верховный без труда парировал этот довод заместителя начальника Генштаба:
— Вот поэтому и надо нанести упреждающий удар, чтобы сорвать возможные удары немца.
— Мы не располагаем пока что достаточными резервами и материальными средствами для проведения операции такого масштаба, товарищ Сталин,— решительно возразил Жуков.
— Нет, Георгий Константинович, Военный совет Юго-Западного направления уверен в успехе Харьковской наступательной операции,— возразил Тимошенко.
— Ну вот, уверенность в успехе у Военного совета Юго-Западного направления есть,— как бы подытожил обсуждение этого вопроса Верховный...
Настойчивость Жукова все-таки повлияла на окончательное решение Ставки. Она вынуждена была согласиться с его мнением и отклонить предложение о проведении крупного наступления в районе Харькова. Однако Сталин, как Верховный Главнокомандующий, дал разрешение Военному совету Юго-Западного направления на проведение частной операции с целью освобождения Харьковского промышленного района.


 

ФЕЛЬДМАРШАЛ ФОН БОК НАЧИНАЕТ И...
 

1
 

Весь итоговый день марта Гитлер посвятил выяснению обстановки в полосе обороны группы армий «Центр». С этой целью Клюге и Модель были вызваны в «Вольфшанце». Скорее всего, фюрера вывел из себя «непреклонный Модель», вдруг изменивший свои наступательные планы. Вместо согласованного три недели назад в Главной Ставке удара 23-го армейского корпуса на Осташков командующий 9-й армией предложил заменить его ударом на Нелидово. Доводы Модели звучали убедительно. Весенняя распутица не позволяет наступать по бездорожью, да и ударный кулак получился маломощным, чтобы пробиться до озера Селигер.
Командующий группой армий «Центр» занял по этому вопросу неприступную позицию — у него нет в резерве даже двух-трех пехотных дивизий для подкрепления 9-й армии. Изъять силы у других армий он не может, поскольку все они с конца января сражаются в полумешке и с трудом сдерживают русских, непрерывно атакующих немецкие позиции в районах Сычевки, Медыни и Кирова.
Начальник Генштаба ОКХ Гальдер занимал промежуточную позицию. Идею операции «Наводка моста» он поддерживал. Но ее исполнение относил на лето, когда определится успех войск генерала Зейдлица по деблокаде 2-го армейского корпуса генерала Эйке в «крепости Демянск». Начальник Генштаба ОКХ не исключал активного участия в этой операции войск оперативной группировки
генерала Цорна.
Перед Гитлером встала дилемма: либо подтвердить прежнее решение и позволить генерал-полковнику Моделю наступать на Осташков, либо заморозить на время существующую диспозицию войск группы армий «Центр».
С одной стороны, фюрер четко усвоил, что при имеющихся силах Модель сам не уверен в том, что ему удастся достигнуть Селигера. С другой, он согласился с опасениями фон Клюге по ситуации вблизи Ярцево. Там нависала опасность над главной коммуникацией центральной группировки — шоссейной и железной дорогами Смоленск — Вязьма. В конце концов, пришлось принять компромиссное решение и ограничить усилия 9-й армии на Ржевском участке фронта.
Конечно, и в начале апреля ОКВ беспокоила ситуация в полосе обороны группы армий «Север». Кстати, теперь тут больше подходило сочетание «в полосе наступления», потому что фон Кюхлер каждый свой разговор с Гитлером начинал с доклада об успехах то 18-й армии Линдемана у Любани, то 16-й армии Буша у Старой Руссы. Оперативная группа генерала Цорна укрепила северный обвод кольца «крепости Демянск», но уверенности в прочности «всего сооружения» не было.
В полдень 10 апреля в «Асканию» позвонил Клейст. Командарм 1-й танковой сообщил Гальдеру, что перед его фронтом продолжается оживленное передвижение противника. Он предположил, что с плацдарма Барвенковского выступа маршал Тимошенко готовит крупную наступательную операцию. Осторожный фон Клейст просил начальника Генштаба ОКХ, чтобы «Аскания» предусмотрела участие в отражении этой угрозы хотя бы одной штурмовой авиадивизии из состава 4-го воздушного флота генерал-полковника фон Рихтгофена.
Будто снежный ком, нарастали тревоги в войсковом стане фельдмаршала Клюге. Прорыв русских в полосе обороны 9-й армии разрастался вглубь и вширь. «Железный Модель» требовал от войск фанатичной стойкости, но его приказы не выполнялись. Начальник армейского штаба генерал Кребс буквально разрывался, улаживая то один, то другой конфликт с командирами дивизий и корпусов. Генерал Хойзингер с удовольствием принял поручение начальника Генштаба ОКХ вылететь вместо него на совещание в штаб-квартиру группы армий «Центр». Последний раз он был в Красном Бору вместе с фельдмаршалом Браухичем в октябре сорок первого, в разгар операции «Тайфун». Ситуация тогда выглядела намного проще. Войска Бока рвались к Москве, и требовалось лишь поддерживать .их устойчивое боепитание и высокий психологический настрой. Теперь, спустя пять месяцев, в полосе действий войск Клюге наличествовала совсем другая оперативная ситуация.
Так получилось, что ключевой проблемой на совещании стал вопрос о возможных действиях 9-й армии Моделя. Тот рвался наступать, предлагая на выбор различные направления — на Торопец или на Осташков, а возможно, и на Калинин. Вызывающее поведение командарма 9-й напоминало Хойзингеру схожие демарши Гудериана, когда 2-я танковая армия достигла Тулы и захват оружейных арсеналов России казался ее командующему делом двух или трех ближайших дней.
— Господин фельдмаршал, я руководствуюсь трезвым расчетом на внезапность, а также приказом фюрера, обязывающим меня к активным действиям, — монокль Моделя блеснул лучиком отраженного им света.
— Но у группы армий, Модель, нет резервов, — парировал командующий группой армий «Центр».
— А я не могу наступать без свежих подкреплений! — повысил голос ретивый командующий 9-й армией.
Фельдмаршал Клюге ответил тем же: :
— Вам не хуже меня известна, Модель, та плачевная ситуация, которая даже не позволяет нам сманеврировать наличными силами. Странно, но группа армий «Центр» не имеет в наличии пассивных участков!
Командующий 9-й армией снова не согласился:
— Господин фельдмаршал, в пассиве вся 2-я армия Вейхса!
— Этот вопрос окончательно решен фюрером и фельдмаршалом Боком, и я не имею права его перерешать, учитывая концепцию летнего плана,— повысив голос, отрешенно бросил в ответ фельдмаршал Клюге.
— Будет лучше, господин фельдмаршал,— командарм 9-й повернулся в сторону генерала Хойзингера,— если это наше общее предложение обоснует перед Верховным Главнокомандующим представитель Генштаба сухопутных войск.
«Генштабист» не сдержался, уклончиво возразил: ~~ Господа генералы! Вы переоцениваете мои возможности. Да и фронтовая обстановка претерпела в последние три месяца разительные перемены. Мы до конца еще не смогли восстановить свои наступательные возможности ни под Петербургом, ни на Московском направлении, ни в Крыму.
Предложение Моделя о возвращении 2-й армии в группу армий «Центр» прозвучало впервые. Крутой реверанс на север части сил с Курского направления группы армий «Юг» еще требовал всестороннего анализа.
Вопрос этот дальнейшего развития не получил, ибо генерал Грейфенберг напомнил присутствующим, что предложение командующего 9-й армией противоречит замыслу директивы ОКB № 41. 2-й армии фон Вейхса предписана важная роль в операции «Блау», и фюрер не допустит никаких корректировок утвержденного плана.
Гитлер упорно игнорировал все «антипоказатели наступления» и «непреклонным цугом» вкупе с фельдмаршалом Кейтелем и генералом Йодлем форсировал подготовку стратегической операции. Наряду с главным направлением, отрабатывались задачи вспомогательных групп армий.
Ситуация в центре Восточного фронта обсуждалась на оперативном совещании 11 апреля. На нем Гитлер принял решения: никаких наступательных действий впредь не предпринимать; стабилизировать ситуацию в полосе обороны 9-й и 4-й армий близ Оленино и южнее Спас-Деменска.
Полдня 13 апреля фюрер анализировал ситуацию в группе армий «Север». В Главную Ставку был вызван с докладом Кюхлер. Свежих идей не прозвучало. Решение предложил Йодль: «Блокаду Петербурга ужесточить; при поддержке авиации стабилизировать фронт у Погостья; у Любани на Волхове и южнее Старой Руссы продолжать наступление».
16 апреля Главную Ставку и Генштаб ОКХ крупно порадовал доклад фон Клюге: Войска группы армий «Центр» ликвидировали блокированную в феврале 33-ю армию генерала Ефремова, южнее Дорогобужа.
Не менее благоприятно для ОКБ прозвучал в этот день и доклад Манштейна о перспективах развития военной ситуации в Крыму. Войска 11-й армии в ближайшее время овладеют твердыней русского флота Севастополем и очистят от большевиков весь Крымский полуостров. 11-я армия с первых дней операции «Блау» примет в ней самое активное участие! Выводы по «крымской развязке» командарма 11-й подтвердил начальник штаба группы армий «Юг» генерал Зоденштерн.
20 апреля — праздник. День рождения Гитлера. В сорок втором немецкий народ еще отмечал его в надежде, что предстоящим летом удастся преодолеть все «зимние трудности» и победно завершить «Восточный поход» в России. Но появились в рейхе люди, которые разуверились в конечной победе. А следующий день Гитлер посвятил общению с Геббельсом я Гиммлером. Накануне они приняли участие в торжественном обеде по случаю дня рождения фюрера, а теперь выкладывали перед ним свои самые сокровенные чаяния.
В «задушевных беседах» участвовал «партайгеноссе» Борман. Он ревностно следил за тем, чтобы перед фюрером не ставились «летние проблемы». Победы придут, но они должны прийти хоть чуть-чуть неожиданно и для посвященных в тайны «Вольфшанце», что бы стать новым импульсом к возрождению «непобедимого национал-социалистского духа».
В этот же день, 21 апреля, после месячных боев группа Зейдлица пробилась в расположение 2-го армейского корпуса Эйке в крепость «Демянск». Возрождение «рамушевского коридора» с ликованием было встречено в Главной Ставке. Этот успех вермахта оказался для Гитлера кстати вдвойне, потому что пришел он накануне двух важных событий — его выступления в рейхстаге и встречи с Муссолини.
В пасмурный день 26 апреля рейхсканцлер выступил в рейхстаге я потребовал для себя неограниченных полномочий, чтобы единолично решать вопросы «благополучия немецкого народа». Снова огромный зал ревел «Хайль, Гитлер!», и снова звучали торжественные обещания о скором завершении трудного, но победного «Восточного похода».
Отгремели фанфары в рейхстаге, и в тот же день Гитлер продолжил свое «турне» по землям могучего рейха. Его поезд неспешно двигался на юг. Позади, остались Лейпциг, Регенсбург, Мюнхен. В замке «Клессгейм», вблизи Зальцбурга, состоялась его встреча с дуче. Им действительно было о чем поговорить, излить друг другу душу. Но все имеющееся «рабочее время» поглотили самые неотложные дела.
Пожалуй, впервые столь подробно Гитлер посвятил итальянского диктатора в свои сокровенные летние планы. Феноменальный удар войск группы армий «Юг», при участий итальянского экспедиционного корпуса, и захват Сталинграда начисто отрежет от Москвы всю южную часть страны и откроет союзникам путь в Закавказье.
В тот день, 29 апреля, когда в замке «Клессгейм» Гитлер и Муссолини вершили политические дела, Риббентроп телеграфировал германскому послу в Токио Отту: «При тяжелом положении России наступление на Владивосток и к озеру Байкал имело бы решающее значение, ибо смогло бы привести к полной ликвидации большевизма».
Лишь 3 мая Гитлер возвратился в «Вольфшанце». Главная Ставка работала на победу в режиме часового механизма. Тотчас пошли Доклады. Генерал Йодль был, как всегда, лаконичен: «Весенняя распутица вынудила свернуть активные боевые действия с обеих сторон».
Генерал-полковник фон Кюхлер определенно вознамерился потеснить на «олимпе непокорных» самого Моделя. Будучи вызванным для доклада в «Вольфшанце» вместе с Зейдлицем, отличившимся при деблокаде 2-го армейского корпуса в «крепости Демянск», Кюхлер смело предложил фюреру свой план действий на летний период.
Он был амбициозен и прост. Операцию «Блау» не начинать до окончания операции под Петербургом. Есть все основания полагать, что противостоящая группировка русских крайне ослаблена борьбой за Любань и теперь в самый раз нанести мощный удар вдоль Волхова и по берегу Ладожского озера достигнуть позиций финской оперативной группы «Олонецкая». Выполнение этой задачи не займет более трех недель. Судьба Петербурга и Кронштадта будет решена.
Гитлер не принял прожект «маститого полководца»:
— Вы, Кюхлер, пытаетесь убедить меня в достоинствах не очевидного варианта. Так же настойчиво Браухич и Бок сломали мой «Южный вариант», и всем известно, чем закончился их поход на Москву.
— Мой фюрер, вы всегда желали разделаться вначале с Петербургом, а затем решать все другие проблемы в России, — смело возразил Кюхлер.
— Нет и нет, на этот раз я буду непреклонен,— громко чеканил Гитлер. — Когда фельдмаршал Бок овладеет Сталинградом, Грозным и Баку и доложит мне, что в его руках флот большевиков на Каспии, только тогда я позволю вам решить судьбу Петербурга.
Кюхлер продолжал упорно возражать:
— Мой фюрер, Петербург держит ключи от всего российского севера. У большевиков там имеются небольшие силы. Мы сможем блокировать поставки военных грузов в Россию через Мурманск и Архангельск.
— Почему же до сих пор, Кюхлер, вы не разгромили Приморскую группу Советов, которая прикрывает Петербург с запада? — вставил реплику генерал Йодль.
— Вы же знаете, Йодль, что левый фланг — самое слабое место моей группировки войск,— обернувшись к карте, походя, ответил
Кюхлер.
— Генштаб ОКХ завершает разработку операции на южном фланге Восточного фронта, — добавил Гальдер.— И сейчас не время, Кюхлер, будоражить его службы другими крупными оперативными планами.
— Мой фюрер, если до конца мая Манштейн овладеет Крымом, то его силы было бы целесообразно перебросить под Петербург чтобы отвлечь сюда крупные силы Жукова из-под Москвы. Пусть 11-я армия докажет свое умение сражаться и в сложных условиях местности,— вставил реплику Хойзингер.
— Если к июню мы увидим, что у Бока достанет сил и без 11-йармии, то войска Манштейна действительно возможно будет использовать и против Петербурга. Особенно пригодятся здесь его тяжелые орудия типа «Карл», — Гитлер благосклонно посмотрел на «оператора» Генштаба ОКХ.— Вы, Хойзингер, умеете иногда заглядывать на два хода вперед.
Первые донесения об успешных действиях 11-й армии на Керченском полуострове поступили в «Вольфшанце» к исходу 8 мая. Вначале обнадеживающие, а потом победные рапорты действительно внушали уважение. 9 мая: «Продолжается успешное наступление на Керчь». 11 мая: «Окружена половина войск противника». 12 мая: «Взято двадцать девять тысяч пленных, двести двадцать орудий и сто семьдесят танков...»
В день, когда из штаба Манштейна поступило последнее донесение, командующий группой армий «Юг» Бок передал в Главную Ставку первое тревожное сообщение о начале наступления русских в районе Харькова. Далее, сводки из Симферополя и из Полтавы шли параллельно. Одна сводка, из Крыма, радовала, другая, с Украины, огорчала.
Мощный удар во фланг и тыл 47-й и 51-й армий при непрерывной поддержке наземных войск со стороны штурмовой авиации обеспечил окружение трети сил противника на Ак-Монайских позициях, не успевших отойти к Турецкому валу. Управление войсками было расстроено.
По-другому развивались события в районе Харькова. Войска Бока, как и в декабре сорок первого под Москвой, оказались здесь в незавидном положении. Уже на второй день наступления русских, 13 мая, в обороне 6-й армии Паулюса севернее Липцев и южнее Змиева зияли бреши. Особенно тяжелое положение сложилось на фронте 8-го армейского корпуса в районе Волчанска, а также в полосе обороны 131-й пехотной и 454-й охранной дивизий восточнее Краснограда.
Как только приспела первая пауза в боевых действиях у Харькова, группа «Клейст» нанесла танковые удары по 9-й армии Харитонова, из района Славянск — Краматорск вдоль Северского Донца и западнее Барвенково. Превосходство в силах оказалось на стороне вермахта: по пехоте — в полтора раза, по артиллерии — в два, По танкам — в шесть раз. Одновременно из района Балаклеи на Старобельск и Барвенково нанесли удар две группировки 6-й армии Паулюса. Хотя отсечение крупных сил у западного обвода барвенковского выступа было очевидным, фон Бок до поры до времени не расточал по этому поводу особых восторгов.
Донесения о победах на Харьковском направлении Гитлер получал уже находясь в Берлине. Приутихшая, было, зимой «пропагандистская машина» Геббельса, не дожидаясь итогов «второй битвы под Харьковом», вновь ударила в литавры. Командарм 6-й Паулюс оказался в ореоле славы. За успешное проведение Харьковской операции он удостоился «Рыцарского креста». Портреты «народного генерала» ежедневно печатались на страницах почти всех германских газет.
На новый расклад сил 10 мая обратил внимание Верховного
Главнокомандующего генерал Йодль:
— Операция «Блау», ввиду слабости групп армий «Север» и «Центр», содержит немалый риск, мой фюрер. Русские могут предпринять удар на Смоленск.
— В результате нашей южной операции, Йодль, русские силы тоже автоматически будут переброшены к югу! — возразил Верховный Главнокомандующий.
К полдню 27 мая определился успех группы армий «Юг» на барвенковском выступе. Столь благоприятное развитие событий побудило Бока к продолжению наступления восточнее Харькова и у Северского Донца. До начала операции «Блау» они позволяли улучшить исходные позиции, создать выгодные предпосылки для решающего удара на юго-запад.
В полдень 31 мая Гитлер возвратился из Берлина в Главную Ставку. На следующий день утром в сопровождении Кейтеля, Хойзингера и Вагнера стартовал на Полтаву. Там, в штаб-квартире фон Бека, он назначил совещание с командным составом группы армий «Юг». Разработка оперативного плана «Блау» завершалась, и Гитлер решил услышать мнение о готовности войск к наступлению «фронтовиков».
На совещании в Полтаве 1 июня с докладом по плану операции «Блау» выступил Бок. Он высказал свои соображения по каждому из этапов летнего наступления. Едва ли не впервые его доклад полностью удовлетворил фюрера. Гитлер отметил «стратегическое чутье» Бока. Далее, он обрисовал задачи грандиозного плана, придав анализу военно-политический рефрен. И здесь Гитлер повторил крылатую фразу: «Если до осени Германия не получит в свои руки Майкоп и Грозный, вдобавок к Украине и Донбассу, то он вынужден будет покончить с бесперспективной войной!» Убедившись в том, что подготовка операции «Блау» идет в соответствии с утвержденными им сроками, Гитлер тотчас улетел в «Вольфшанце». Нигде не чувствовал он себя в большей безопасности, чем у восточно-прусских озер — Мауэр-Зее и Шпирдинг-Зее, в глухом Гёрлицком лесу.
Напряжение боев в районе Севастополя с каждым днем нарастало. Но канули в лету сначала пять, а затем и семь суток, отпущенные фюрером на овладение «черноморской крепостью». Это ставило под сомнение возможное подключение войск 11-й армии к операции «Блау» пусть даже на четвертом ее этапе, при решающем наступлении на Сталинград.
На полтавском совещании 1 июня Гитлер установил «ключевые вехи» продолжения операций группы армий «Юг». Одновременно с началом решающего штурма Севастополя 7 июня, 6-я армия Паулюса наносила удар на Волчанск, а 12 июня, во взаимодействии с 1-й танковой армией Клейста,— на Купянск. Начало операции «Блау» он назначил на 15 июня.
На рассвете 10 июня войска Паулюса перешли в наступление на Волчанск. Четверо суток боев привели к успеху. На исходе 14 июня в тридцати километрах восточнее города были окружены 28-я и 38-я армии Рябышева и Москаленко. Расширился плацдарм для наступления на Сталинград.
Победные донесения поступали в июне в «Вольфшанце» из штаба группы армий «Север». Кюхлер сообщал: «18-я армия Линдемана «дожимает» 2-ю ударную армию Власова перед Волховом, а 16-я армия Буша укрепляет позиции 2-го армейского корпуса Брокдорфа в крепости «Демянск».
Небывалое упорство защитников Севастополя и потери авиации на Восточном фронте вынудили ОКБ перенести начало операции «Фридрикус-2» с 12 на 22 июня. Дважды переносилось и начало операции «Блау» — с 15 на 23 и 28 июня. К дню «X» в ней войскам 11-й армии Манштейна следовало закончить «севастопольские дела» и находиться у Азовского моря в готовности к маршу на Сталинград. В Главной Ставке упорно ждали победного доклада из Симферополя.
Вечером .19 июня, в полосе наступления 6-й армии Паулюса, произошло событие, вызвавшее переполох в «Аскании» и «Вольфшанце». Командир 40-го танкового корпуса Штумме позвонил фон Боку в Полтаву и сообщил, что русские сбили самолет в прифронтовой полосе, на борту которого Находится начальник оперативного отдела 23-й танковой дивизии майор Рейхель. После совещания в Харькове он возвращался в свою дивизию, имея при себе карты и приказы на первый этап операции «Блау». Помимо плана участия в ней соединений 40-го танкового корпуса, в приказах имелись сведения о предстоящих операциях соседей слева — 2-й и 4-й танковой армий.
Хорошо понимая, чем может закончиться и для него это происшествие, командующий группой армий «Юг» распорядился: принять все меры для выяснения судьбы майора Рейхеля и доложить ему о результатах расследования. Утром следующего дня разведывательные группы обнаружили «физелер шторх» [1] в четырех километрах от передовой на территории противника. Трупы майора Рейхеля и летчика находились у самолета, но при них не было оперативных документов.
До возвращения в Главную Ставку Гитлер не знал об утрате оперативных документов майором Рейхелем. 24 июня, вернувшись в «Вольфшанце», он потребовал немедленного прибытия в Восточную Пруссию фельдмаршала фон Бока с докладом по «злополучному делу».
— Случай с Рейхелем, Бок, является результатом вашей нетребовательности к подчиненным. Это игнорирование отданных мною приказов по сохранению тайны и особого обращения с оперативными документами. Если большевики и на этот раз устоят в большой излучине Дона, то можете считать, Бок, что и вы внесли в их победу свою посильную лепту
Бок искренне покаялся за проступок:
— Мой фюрер! Случай с майором Рейхелем не снимает нашей большой вины. Но он никогда больше не повторится. Я уже подготовил приказ по этому поводу.
Гитлер повернулся к залу, бросил в лицо Боку:
— Нет, Бок, ваших мер теперь будет уже недостаточно. Я решил — виновных будет судить полевой суд!
Командир 40-го танкового корпуса Штумме, начальник штаба Франц и командир 23-й танковой дивизии Бойнебург лишились постов и были преданы военно-полевому суду. Заступничество Бока и Паулюса не произвело на Геринга, председателя суда, впечатлен
ния.
Так же, как Кюхлер страстно жаждал овладеть Петербургом, фельдмаршал Клюге бредил если и не захватом самой Москвы, то хотя бы заключением ее в танковые клещи со стороны Загорска и Коломны. Он считал, что при успехе операции «Блау» эта задача становится для группы армий «Центр» вполне по плечу.
Следует новая гамма победных планов. На этот раз фон Клюге предложил «новинку» — операцию «Калуга».
Гитлер льстиво воздал ему должное:
— Это хорошее качество для полководца, фельдмаршал, быстро забывать поражения и грезить новыми победами. Жажда лавров и в шестьдесят лет не проходит у военных. Они всегда думают о наступлении.
Клюге с достоинством ответил:
— Мой фюрер, ориентироваться больше на лучшие жизненные коллизии — это качество должно быть присуще любому человеку. Иначе жизнь становится чересчур пресной.
Так случалось и раньше. Тон Гитлера изменился:
— Но каков Модель. То он намерен наступать на Осташков, то на Нелидово, но нет наступления ни там, ни там. Просить резервы
умеют все.
— Мой фюрер, я уже обращал ваше внимание на то, что генерал-полковник Модель склонен сорить войсками.
— Я это давно знаю. Но Модель помог нам в феврале остановить большевиков перед Ржевом. Генерал Йодль тут же осторожно добавил:
— 9-я армия держит наиболее уязвимый фронт. Поэтому Моделю всегда нужно иметь резервы.
Клюге с трудом переносил даже справедливые замечания Йодля и реагировал на них с сарказмом:
— Резервы желательно иметь, прежде всего, командующим группами армий. На фронте, Йодль, подобные истины познаются гораздо быстрее, нежели в штабе.
Кейтель занял нейтральную позицию:
— Сегодня, фельдмаршал Клюге, все наши возможности подчинены наступлению войск фон Бока на юге.
С рассветом 28 июня группа «Вейхс» в составе 2-й, 4-й танковой и 2-й венгерской армий перешла в наступление на Воронеж из района Курска. Из района Волчанска нанес удар 40-й танковый корпус Швеппенбурга. Спустя двое суток вперед двинулась 6-я армия Паулюса.
С каждым днем операция «Брауншвейг»[2] набирала темпы. Бои повсеместно вели арьергарды русских, усиленные танками. Основные их силы отходили на восток. На поле боя оказывалось совсем мало убитых и раненых. Вместо ожидаемых сотен тысяч пленных сдавались лишь сотни. «Вольфшанце» охватили сомнения в правильности избранной стратегии.
Тем временем блистали победами другие. Вечером 30 июня в Главной Ставке выступил с докладом Кюхлер. Его сообщение было оптимистично: группировка 2-й ударной армии Власова на Волхове ликвидирована! Атаки русских у Киришей безрезультатны! Группа армий «Север» решает задачи, поставленные перед ней фюрером. Завершается операция по ликвидации «мешка» у Погостья. Продолжается подготовка наступления на Осташков с плацдарма крепости «Демянск». Доклад умилил Гитлера, и Кюхлер удостаивается очередного воинского звания «генерал-фельдмаршал»!
Наконец, позади все трудности в Крыму. Командарм 11-й генерал-полковник Манштейн доложил в «Вольфшанце» 1 июля: «Севастополь взят! Захвачены Корабельная сторона и Малахов курган. Сопротивление разрозненных групп у Мекензиевых гор и Любимовки в течение ближайших суток будет подавлено. Остатки большевистских войск отброшены к бухтам Стрелецкая, Камышовая, казачья, на мыс Херсонес и уничтожаются. Их положение безнадежно...»
И этот триумф вермахта получил достойную оценку Верховного главнокомандующего. Чудом уцелевший при воздушной атаке
5 июня на морском катере близ Фороса командующий 11-й армией генерал-полковник Манштейн, вслед за Кюхлером, также удостоился очередного воинского звания «генерал-фельдмаршал»!
Поздно вечером 2 июля «Вольфшанце» получило первое обнадеживающее донесение фон Бока о том, что у Старого Оскола встретились острия ударной группы «Вейхс» и 6-й армии. Окружено не менее двух русских армий. 24-я танковая дивизия прорвалась к Воронежу.
Рано утром 3 июля «юнкере» фюрера стартовал на Полтаву. К завтраку он уже прибыл в штаб-квартиру Бока. И сразу, без малейшей раскачки открыл совещание. Гитлер иногда бросал отрывистые взгляды на «оперативку» и с нажимом поучал «бестолковых генералов»:
— На данном этапе «Брауншвейга», захват Воронежа может принести лишь моральное удовлетворение. Эта цель не должна отвлекать группу армий. Судьба всей грандиозной операции будет решена на юге.
В девять утра совещание закончилось и Гитлер немедленно возвратился в «Вольфшанце».
7 июля Гитлер изменил свое отношение к «проблеме Воронежа». Он заявил: «Если Воронеж свободен от большевиков, то его надо взять, не то позднее придется брать город с боем, как это случилось с Ростовом».
8 этот же день произошло разделение группы армий «Юг» на две группы армий: «А» и «Б». Группу армий «Б» возглавил Бок. Группу армий «А» — Лист.
Своей директивой от 11 июля Генштаб ОКХ уточнил порядок выполнения оперативных задач: совместные действия флангов групп армий «Б» и «А» на Каменск должны привести к уничтожению остатков большевистских войск в районе Валуйки — Россошь — Богучар — Каменск — Рубежное, не позволить отойти им за Дон...
Бок двинул 4-ю танковую армию Гота к устью Северского Донца, чтобы там она встретилась с 1-й танковой армией Клейста. Эти его действия вызвали ожесточенные споры в Главной Ставке. Гитлер решил: 4-я танковая армия переходит к Листу. Войска группы армий «Б» прикрывают группу армий «А»... Фельдмаршал фон Бок освобождался с должности командующего группой армий «Б».
К 11 июля, когда ситуация в полосе обороны 2-й танковой армии Шмидта стала критической, танковым атакам подверглись позиции 18-й армии Линдемана на рубеже Дымно — Грузино -Кириши. Цель и здесь преследовалась та же, что и при наступлении против войск Клюге в центре Восточного фронта. В середине июля обстановка обострилась и на фронте 16-й армии Буша в районе крепости «Демянск» и Холма.

 

2

Фронтовая обстановка для советских войск с первых дней апреля развивалась противоречиво. Иссяк наступательный порыв 54-й армии Федюнинского в районе Погостья. Огорчали Ставку и доклады штабов Волховского, Западного и Крымского фронтов. Их командование чаще всего ссылалось на нехватку боеприпасов, бронетехники и непогоду, но дело фактически упиралось не только в раскисшие весенние дороги.
Утром 3 апреля с командующим Западным фронтом Жуковым связался по радио командарм 33-й Ефремов. В марте он уже обращался во фронтовой штаб за разрешением о выводе трех своих дивизий, окруженных между Вязьмой и Юхновым, но тогда получил решительный отказ со стороны командующего фронтом. Теперь такое решение стало совершенно неотложным делом. Снег на деревенских улицах под лучами весеннего солнца превратился в жидкую кашицу, и бойцы «чавкали» по ней в валенках, не имея другой обуви «по сезону». К тому же почти у всех были обморожены ноги. В катастрофическом положении оказалась группировка Ефремова с медикаментами, перевязочным материалом и продовольствием. Голод усиливался с каждыми сутками.
Не получив ответа из штаба Западного фронта в течение двух суток, командарм 33-й обратился по радио к Верховному:
— Товарищ Сталин, нужны или нет мои дивизии Ставке? Верховный сразу уловил крайне взвинченное состояние генерала Ефремова, но возразил примирительно:
— Это не вопрос, товарищ Ефремов. Западный фронт не смог выполнить задач, с учетом прорыва к Вязьме вашей армии и кавкорпуса Белова. Сегодня я посоветуюсь с Генштабом, как лучше организовать отход ваших войск с Угры.
— Я могу двигаться только по короткому маршруту, товарищ Сталин. Бойцы истощены и не выдержат многодневного перехода тон командарма 33-й не изменился.— У нас нет боеприпасов и продовольствия. Медсанбаты переполнены ранеными и больными. Гибнут лошади, их нечем кормить.
~ Решение обязательно примем и сообщим вам, товарищ Ефремов. Не отчаивайтесь. Держитесь.
Эти заверения Верховного обнадеживали, но окончательное решение о выводе в тыл группировки 33-й армии было принято Ставкой с задержкой, лишь спустя четверо суток.
Утром 7 апреля у Шпыревского леса приземлился наш «транспортник пересек фронт по распоряжению Верховного, чтобы
вывезти из окружения генерал-лейтенанта Ефремова. Но командарм 33-й отказался покинуть свои войска. Летчику он сказал: «Я с солдатами сюда пришел, с ними и уйду отсюда». Самолетом были отправлены в Износки знамена соединений, а также важнейшие оперативные документы.
После заседания Военного совета армии 11 апреля Ефремов зачитал командному составу приказ о порядке прорыва. Вырвавшиеся из Шпыревского леса части к полдню 14 апреля достигли Щумихинского леса. Здесь командарм 33-й приказал начальнику артиллерии Абросимову построить «наличное войско». Набралось почти тысяча штыков. Начальник артиллерии произнес «речь надежды». Он сказал, что вражеская пропаганда усиленно распространяет слухи, будто командарм 33-й оставил войска и улетел в Москву. Но генерал Ефремов находится среди нас. Еще один-два перехода, и удастся соединится с главными силами Западного фронта! Большак Старая Лука — Горнево, протянувшийся вдоль линии фронта, усиленно охранялся противником. На участке Рупасово — Большое Виселево прорваться к Угре не удалось. Прорыв состоялся следующей ночью, у Малого Виселева. Но как только красноармейцы бросились по залитому водой лугу к Угре, множество ракет тотчас осветило всю прибрежную территорию, и по ним в упор из-за реки, от Костюково, ударили вражеские пулеметы. Ефремов приказал всем отойти. Ефремов, сопровождаемый генерал-майором Афросимовым, полковниками Якимовым, Камбургом и Ушаковым, адъютантом Водолазовым, офицером связи Ахромкиным, хирургом профессором Жоровым и личной охраной, быстро шел вдоль цепи красноармейцев, изготовившихся к неравному бою. Требовал одного -подпускать гитлеровцев поближе и стрелять наверняка, беречь патроны. Сам он при выходе из Шумихинского леса тоже вооружился автоматом и теперь, задерживаясь на секунду то у одного, то у другого дерева, бил из него по надвигающейся вражеской цепи короткими очередями. Но вдруг командарм 33-й остановился, отбросил в сторону автомат, схватился за живот, опустился на снег. — Командарм ранен! — прокатилось по солдатской цепи. Сплошная серая масса приближалась. Эсэсовцы были пьяны. Они непрерывно палили куда попало из автоматов, совершенно не обращая внимания на наш ответный огонь. Когда до них осталось не более сорока метров, Ефремов оторвал окровавленную руку от живота, вынул из кобуры пистолет, приставил к виску, нажал спусковой крючок. В окружении командарма тут же раздалось еще несколько таких выстрелов. Это случилось в лесу у Горнево в полдень 17 апреля.
Утром 19 апреля у церкви в деревне Слободка, вблизи большака Вязьма — Юхнов. попавшие в плен ефремовцы хоронили своего командарма. После опознания тело генерал-лейтенанта Ефремова завернули в темную непромокаемую ткань, покрыли генеральской
шинелью и опустили в могилу. Немецкие офицеры отдали русскому генералу честь, солдаты произвели ружейный салют.
Наступательные возможности войск Западного направления оказались исчерпанными. В условиях начавшейся весенней распутицы 20 апреля Ставка приняла решение о переходе Калининского и Западного фронтов к стратегической обороне.
Видимо, не столько надеясь на успех наступления наших войск в Крыму, а скорее с целью отражения здесь летнего наступления противника, 21 апреля Ставка образует Северо-Кавказское направление во главе с маршалом Буденным. Оно включало войска Крымского фронта, Севастопольского оборонительного района, Северо-Кавказского военного округа, Черноморского флота и Азовской военной флотилии. Перед ними была поставлена задача: очистить Крым от противника, не допустить высадку его морских десантов на побережье Азовского и Черного морей на участке Ростов — Туапсе.
В это же время Ставкой принимается решение по характеру действий наших войск под Ленинградом. Командующий Ленинградским фронтом Хозин 21 апреля прилетел в Ставку и убедил Верховного в целесообразности слияния Ленинградского и Волховского фронтов. В этом случае, доказывал он, группировка войск выполнит важнейшую задачу и деблокирует Ленинград по суше. Возражения по поводу принятых решений бывшего командующего Волховским фронтом генерала армии Мерецкова не были приняты во внимание.
До 24 апреля устояла «ледовая дорога жизни» на Ладожском озере. Ленинградский фронт вступил в летний этап борьбы за город на Неве с ограниченными запасами горючего. Именно эту позицию назвал в числе самых важных секретарь Ленинградского обкома, член Военного совета фронта Жданов, когда Верховный разговаривал с ним по телефону.
В конце апреля Ставка уделила особое внимание флангам советско-германского фронта. 28 апреля активные наступательные действия предприняла 14-я армия Щербакова на Мурманском направлении. В этот же день, в преддверии возможных летних осложнений Ставкой издается директива о воссоздании на базе Закавказского военного округа Закавказского фронта во главе с генералом армии Тюленевым.
30 апреля войска Ленинградского фронта завершили Любаньскую операцию. 2-я ударная армия Власова, находясь в окружении, перешла к обороне на рубеже Кривино — Ручьи — Червинская Лука~~ Красная Горка — Еглино — озеро Черное. Здесь, под Любанью повторилась в мае — июне история 33-й армии Ефремова под Вязьмой. Отличалась же она противоположно — подвижничеством командарма 33-й Ефремова и предательством командарма 2-й ударной Власова. Одного приняла земля с почестями, другого, позднее,— с позором.
Ставка упразднила 3 мая Главное командование Западного направления. Во главе 33-й армии встал в этот же день генерал армии Мерецков. Ему вменялось в обязанность воссоздать армию генерал-лейтенанта Ефремова.
Вечером 8 мая Верховный получил от представителя Ставки на Крымском фронте Мехлиса телеграмму:
«Теперь не время жаловаться, но я должен доложить, чтобы Ставка знала командующего фронтом. 7 мая, то есть накануне наступления противника, Козлов созвал Военный совет для обсуждения будущей операции по овладению Кой-Асаном. Я порекомендовал немедленно дать указание армиям в связи с ожидаемым наступлением противника. В подписанном приказании комфронта в нескольких местах ориентировал, что наступление ожидается 10— 15 мая. Это делалось тогда, когда вся обстановка истекшего дня показывала, что с утра противник будет наступать. По моему настоянию ошибочная в сроках ориентировка была исправлена. Сопротивлялся также Козлов выдвижению дополнительных сил на участок 44-й армии».
В тот же вечер Верховный ответил Мехлису жесткой телеграммой: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы — не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму не сложные, и вы могли бы сами справиться с ними. Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».
Утром 10 мая, оценив сложившуюся обстановку севернее Феодосии, Ставка приказала генерал-лейтенанту Козлову отвести войска фронта на Турецкий вал и организовать упорную оборону. Но из-за отсутствия связи Козлов не смог передать этот приказ в штабы армий.
Почти половина соединений 47-й и 51-й армий к концу третьего дня боев оказалась в окружении у Ак-Моная. При попытке вырваться из вражеского кольца погиб командующий 51-й армией генерал-лейтенант Львов.
На следующий день Ставка передала директиву на имя Главкома Северо-Кавказского направления Буденного: «Срочно вылететь в штаб Крымского фронта и организовать оборону на линии Турецкого вала».
В полдень 13 мая враг прорвал позиции наших войск на Турецком валу, а 15 мая захватил Керчь. Маршал Буденный отдал приказ об эвакуации войск Крымского фронта с Керченского на Таманский полуостров. Отбиваясь от наседающего противника на земле, уцелевшие соединения несли огромные потери при погрузке, выгрузке и на воде от вражеской авиации. Переправилось на Тамань лишь сто двадцать тысяч человек. Пятнадцать тысяч, обеспечив эвакуацию главных сил фронта, укрылись в Аджимушкайских каменоломнях и до конца октября продолжали сражение с врагом.
Потери Крымского фронта превысили сто семьдесят тысяч человек! Было уничтожено или досталось врагу большое количество боевой техники и тяжелого вооружения — почти четыреста самолетов, триста пятьдесят танков, три с половиной тысячи орудий и минометов!
Поражение на Керченском полуострове чрезвычайно осложнило обстановку на южном фланге фронта. Прежде всего, это касалось положения защитников Севастополя. Решения Ставки последовали незамедлительно. 19 мая она расформировала Крымский фронт, передав остатки его войск в состав вновь созданного Северо-Кавказского фронта.
Представитель Ставки армейский комиссар 1-го ранга Мехлис был снят с должности начальника Главпура и направлен членом Военного совета 6-й армии Воронежского фронта. Командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Козлов был понижен в звании до «генерал-майора» и назначен командующим 24-й армией.
На рассвете 12 мая, в самый разгар неудачного развития военной обстановки в Крыму, войска Юго-Западного фронта маршала Тимошенко, упредив противника, перешли в решительное наступление на Харьков.
Еще и 14 мая из штаба маршала Тимошенко в Ставку поступали «победные доклады»: «Ударные соединения обеих группировок прорвали оборону 6-й армии и продвинулись в районе Волчанска до двадцати пяти километров, в направлении Краснограда — до сорока».
Командование Юго-Западного фронта промедлило с вводом в сражение подвижных соединений, которые завершили бы окружение группировки 6-й армии противника в районе Харькова. К 16 мая стрелковые соединения наших армий истощили свои наступательные возможности и темп их продвижения резко упал. А их вторые эшелоны вводились в сражение только с утра 17 мая.
Ситуация в полосе наступления Юго-Западного фронта круто изменилась. Она стала угрожаемой. Подтверждалось недавнее предостережение маршала Шапошникова о рискованности наступления из «оперативного мешка», каковым являлся барвенковский выступ.
Получив только первые тревожные сообщения из штаба Южного фронта, начальник Генштаба Василевский тут же позвонил начальнику штаба 57-й армии Анисову, чтобы выяснить истинное положение на участке прорыва армейской группы «Клейст». Анисов подтвердил, что обстановка в районе Барвенково критическая.
Верховный выслушал начальника Генштаба Василевского, но сказал, что он посоветуется еще с Тимошенко. Командующий Юго-Западным направлением доложил в Ставку о принимаемых им мерах по локализации прорыва в полосе Южного фронта и вновь заверил Сталина, что обстановка на южном фасе барвенковского выступа контролируется.
Начальник Генштаба Василевский дважды настойчиво убеждал Верховного в необходимости прекращения наступления на Харьков. И в первый, и во второй раз в качестве главного возражения Сталин выдвигал позицию Военного совета Юго-Западного направления:
— Вы говорите, что у Тимошенко нечем остановить войска Клейста у Барвенково и Славянска, а он докладывает, что уже направил против группировки немца две дивизии 57-й армии из-под Лозовой, дивизию из оперативной группы Бобкина и 23-й танковый корпус из состава 6-й армии Городнянского.
Начальник Генштаба наклонился над «оперативкой»:
— Дивизии 57-й армии Подласа, о которых докладывает Тимошенко, запоздали с ударом, товарищ Сталин.
Верховный остановился посреди кабинета, пристальным взглядом измерил начальника Генштаба:
— Что значит опоздали? Что же, маршал Тимошенко докладывает мне устаревшие оперативные данные?
Василевский оторвал взгляд от карты:
— Да, устаревшие. 3-й танковый корпус Маккензена ушел на двадцать километров вперед, товарищ Сталин. Наши дивизии будут отражать его вторые эшелоны.
Верховный сделал характерный жест рукой:
— Но войска Бобкина и 23-й танковый корпус Городнянского находятся на тридцать с лишним километров севернее, товарищ Василевский?
— Товарищ Сталин, эти войска достигли линии Змиев — Красноград, и они тоже не успевают вернуться даже на исходные позиции, — упорствовал «генштабист».
Верховный колебался и, как не раз происходило в таких случаях, не сразу прервал «трудный разговор»:
— Здесь, в Москве, мы можем выдвигать различные предложения, а Тимошенко там, рядом с событиями. Пусть он и решает, как поступить его войскам.
Вечером 19 мая начальнику Генштаба позвонил член Военного совета Юго-Западного направления Хрущев. Он подтвердил, что окружения нашей ударной группировки не избежать. Но Сталин, дескать, отвергает предложение командования Юго-Западного фронта о прекращении наступления.
Генерал-полковник Василевский сказал:
— Я уже два раза за последние сутки вносил такие предложения товарищу Сталину, но каждый раз они отклонялись под тем предлогом, что Военный совет Юго-Западного направления и лично маршал Тимошенко относятся к такому решению отрицательно.
— Так что же делать? — поставил вопрос Хрущев.
— Вы, товарищ Хрущев, являетесь членом Политбюро ЦК партии и должны лично обратиться к товарищу Сталину по этому вопросу,— ответил Василевский.
Пополудни 23 мая кольцо окружения южнее Балаклеи замкнулось. Войска 6-й и 57-й армий, оперативной группы Бобкина и часть сил 9-й армии оказались отрезанными от основных войск Юго-Западного и Южного фронтов. Неудача стряслась сродни «тайфунской катастрофе» в октябре сорок первого под Вязьмой. До конца мая продолжалась борьба за спасение окруженной группировки. Но и она оказалась безуспешной. Потери наших войск превысили двести двадцать пять тысяч человек! Из окружения пробилась лишь треть попавших в беду соединений и частей. Прорывались они через линию фронта отдельными небольшими группами.
Два крупнейших поражения наших войск на левом фланге советско-германского фронта, на Керченском полуострове и под Харьковом, в начале весенне-летней кампании сорок второго наложили тяжелейший отпечаток на весь ход последующих боевых событий года.
В пору катастрофических неудач наших войск на южном участке фронта неоднозначно развивалась обстановка на Ленинградском и Московском направлениях.
Неразрешимой проблемой для войск Ленинградского фронта осталась ситуация на любаньском выступе. Ликвидация Волховского фронта не улучшила положения дел. Совсем скоро выяснилось, что руководить из Ленинграда девятью армиями, тремя отдельными корпусами и двумя группами войск, разделенными занятой врагом зоной, практически невозможно. В этот же день она разрешила командующему Ленинградским фронтом Хозину отвести уцелевшие соединения 2-й ударной армии Власова на доукомплектование и отдых.
Обострение фронтовой ситуации побуждало Ставку непрерывно заниматься поисками резервов всенародного отпора врагу. 30 мая ГКО рассмотрел «Вопросы партизанского движения» и принял постановление о создании при Ставке Центрального штаба партизанского движения, а при Военных советах фронтов — штабов партизанского движения. Их возглавили известные партийные и советские работники: Центральный штаб — Пономаренко, Украинский — Строкач, Брянский — Матвеев, Западный — Попов, Калининский — Радченко, Ленинградский — Никитин, Карело-Финский — Вершинин.
Несмотря на постигшие наши войска крупные неудачи, Ставка требовала от командований фронтов активизации наступательных действий. Преследовалась цель: накануне летних сражений необходимо повсеместно сковать силы противника и не допустить их маневра с пассивных участков на угрожаемые направления.
Учитывая всю сложность положения, создавшегося в конце мая из-за понесенных огромных людских и материальных потерь, Ставка реализует важную директиву и восполняет свой резерв за счет восьми стрелковых дивизий и трех стрелковых бригад из состава Дальневосточного фронта. Опасность внезапного нападения Японии на нашу страну в это время возросла, но где было взять немедленно боеспособные резервы, чтобы прикрыть потери Юго-Западного и Южного фронтов?
На этот раз Сталин и не скрывал беспокойства. Он поздоровался с Мерецковым за руку, обратился по имени и отчеству, что случалось с ним крайне редко:
— Ставка допустила ошибку, Кирилл Афанасьевич, объединив Ленинградский и Волховский фронты. Вы, помнится, возражали против этого, но мы вас не послушали. Обещания Хозина о деблокаде Ленинграда не оправдались. Вы хорошо знаете Волховский фронт. Поэтому Ставка поручает вам вызволить 2-ю ударную армию. пусть даже без боевой техники. Директиву о восстановлении Волховского фронта получите в Генштабе. По прибытии в Малую Bишеру немедленно вступайте в командование фронтом и действуйте решительно.
До войны Севастополь был подготовлен для обороны с моря и с воздуха. Керченско-Феодосийская десантная операция в январе сорок второго облегчила положение защитников Севастополя, но губительное поражение войск Крымского фронта в конце мая окончательно лишило их всяких надежд.
На исходе 13 июня в адрес защитников Черноморской твердыни
поступила телеграмма Верховного: Вице-адмиралу т. Октябрьскому.
Генерал-майору т. Петрову.
Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя —
красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих
удары немецким захватчикам и их румынским прихвостням. Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной. И. Сталин».
Когда в тот же день воодушевляющие слова Верховного еще передавались по телефонам в штабы соединений и частей, в Северной бухте уже шла разгрузка 138-й стрелковой бригады майора Зелинского. Крейсер «Молотов» и эскадренный миноносец «Бдительный» доставили их из Новороссийска. Самоотверженная борьба за Севастополь продолжалась.
Утром 13 июня маршал Тимошенко позвонил Верховному, попросил срочных подкреплений:
— Товарищ Сталин, танковые корпуса прибывают. Требуется пехота, хотя бы две-три дивизии.
Верховный отклонил эту просьбу:
— Стрелковых дивизий дать не можем, их у нас сейчас просто нет. Обходитесь собственными силами.
— Немецкие танки таранят нашу оборону восточное Волчанска, товарищ Сталин,— возразил Тимошенко. — Мы готовим танковый контрудар, но остро нужна пехота.
— Танков у вас больше, чем у противника, товарищ Тимошенко. Беда в том, что они либо стоят, либо используются в бою разрозненно, отдельными бригадами.
Но маршал Тимошенко не отступал:
— Танковый контрудар западнее реки Оскол нанесем и мы, товарищ Сталин, но я убедительно прошу вас подкрепить Юго-Западный фронт пехотой.
В ночь на 20 июня Василевскому позвонил начальник штаба юго-западного фронта Баграмян и сообщил, что в сбитом зенитчиками самолете обнаружен оперативный план немецкого командования. Ему доставлена карта с нанесенными на нее задачами го танкового корпуса и 4-й танковой армии. Начальник Генштаба сообщил о полученных документах Верховному. Сталина это сообщение заинтересовало, но он высказал сомнения по поводу достоверности документов.
Маршал Тимошенко заявил, что попавшие в его штаб документа не вызывают сомнений. Верховный потребовал держать в секрете то, что стало известно нашему командованию из содержимого планшета майора Рейхеля.
В три часа 22 июня ударная группировка 6-й армии Паулюса нанесла удар по позициям 38-й армии Москаленко в общем направлении на Купянск. Одновременно из района Славянска перешел в наступление на позиции 9-й армии Лопатина 3-й танковый корпус Маккензена.
Докладывая обстановку Верховному «на данный момент», начальник Генштаба высказал предположение, что начатое противником наступление, по-видимому, является предтечей более масштабной операции с прорывом гитлеровских войск к Волге и на Кавказ, а возможно, и в обход Москвы с юго-востока.
7 июля Ставка разделила Брянский фронт на Брянский и Воронежский. Брянский фронт, вместо Голикова, возглавил Рокоссовский, Воронежский — Ватутин.
8 составе Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов насчитывалось восемьдесят одна стрелковая и двенадцать кавалерийских дивизий, тридцать восемь мотострелковых и стрелковых бригад, девять укрепрайонов, шестьдесят две танковых бригады — всего один миллион семьсот тысяч человек, две тысячи триста танков, шестнадцать с половиной тысяч орудий и минометов, семьсот шестьдесят боевых самолетов.
К исходу дня 11 июля соединения 40-го танкового и 8-го армейского корпусов из состава 6-й армии форсировали реку Черная Калитва и вышли на линию Дегтево — Боковская. Передовые соединения 4-й танковой армии генерала Гота вышли в район Россоши. Основные силы Юго-Западного фронта, 28-я и 38-я армии генералов Крюченкина и Москаленко, оказались в полуокружении и начали поспешный отход на восток.
Ставка мучительно искала выход из создавшегося критического положения. 12 июля на базе управления Юго-Западного фронта она образовала Сталинградский фронт во главе с маршалом Тимошенко.
В создавшейся нелегкой обстановке начальник Генштаба Василевский обратил внимание Верховного на то, что войска противника могут появиться на Северном Кавказе, минуя район Ростова. Форсировав Дон на участке Верхнекурмоярская — Цимлянская группа армий «Б» может двинуться на Сальск или Элисту, в тыл войскам Южного фронта. Оценив вероятную угрозу, Сталин распорядился — оборону левобережья Дона от Верхнекурмоярской до Азова возложить на войска Северо-Кавказского фронта маршала Буденного.
Захваченный делами по восстановлению Волховского фронта Мерецков ни на минуту не выпускал из поля зрения 2-ю ударную армию. Он хорошо помнил поручение Верховного — спасти ее личный состав, пусть даже без тяжелого оружия. Захлопнув 25 июня узкий коридор у Мясного Бора, противник вынудил оставшиеся в окружении соединения прорываться с боем через плотное кольцо вражеских дивизий. Приказ Власова на прорыв звучал обескураживающее: «Войскам выходить из окружения мелкими группами, кто где хочет и как знает».
Командный состав штаба армии разделился на три группы. Военный совет с ротой автоматчиков двинулся к передовой в полночь 25 июня. У реки Полисть штабные группы попали под сильный артиллерийско-минометный огонь противника и были рассеяны по территории... Пробилось из окружения свыше шестнадцати тысяч бойцов и командиров. Почти шесть тысяч погибло при прорыве. Более восьми тысяч оказалось во вражеском плену.
Ведя бойцов через боевые порядки врага, погибли командиры дивизий Буланов и Черный. Чтобы избежать позорного плена, застрелились член Военного совета Зуев и начальник особого отдела армии Шашков. Вышли из окружения и пробились к своим начальники армейской связи и разведки Афанасьев и Рогов. Командарм 2-й ударной Власов, после двухнедельного блуждания по лесам, укрылся в деревне Пятница и 11 июля добровольно сдался в плен гитлеровцам

.
                                                   

СТАЛИНГРАД ВЗЯТЬ К 20 ОКТЯБРЯ
 

1
 

Высокие темпы наступления войск групп армий «Б» и «А» фон Вейхса и Листа породили в «Вервольфе»[3] сомнения по поводу дальнейшего хода операции «Брауншвейг». Суждение о том, что окружение русских западнее Дона еще возможно, высказал на совещании 17 июля генерал Йодль. С этой целью ударом с севера требовалось быстрее достичь Ростова.
Этот план получил закрепление в директиве ОКВ № 44 от 18 июля: «Первая важнейшая цель состоит в том, чтобы уничтожить сжатые перед группой армий «А» между Доном и Донцом силы армий Тимошенко. Чтобы предотвратить их отход через Дон на юг, нужно сильными подвижными соединениями восточного фланга захватить возможно больше плацдармов на Донце и нанести удар на Ростов. С этой же целью необходимо ввести ударную группу с Фронта севернее Таганрога на Ростов, чтобы замкнуть кольцо вокруг вражеских армий, находящихся в излучине Донца.
Для прорыва на Кавказ необходимо перейти Дон. Поэтому нужно попытаться 48-м танковым корпусом захватить на Дону плацдармы... Для прикрытия этой операции с востока, необходимо захватить плацдармы между Доном и Волгой и занять Сталинград. Если это не удастся сделать внезапным ударом, тогда целью остается достигнуть Волги южнее Сталинграда, чтобы прервать любое движение судов по Волге...
Как только удастся переход через Дон и прорыв в кавказскую область, высвободившиеся силы 11-й армии будут переброшены в группу армий «Север» с задачей овладеть Петербургом. Тем самым высвободятся финские дивизии на Карельском перешейке и установится связь с Финляндией».
В интересах обеспечения успеха грандиозной операции на юге Гитлер потребовал от командующего группой армий «Центр» активизировать мероприятия по плану операции «Кремль». Производилась демонстративная аэрофоторазведка московских оборонительных позиций, окраин Москвы, а также предместий Владимира, Иванова, рубежа Рыбинск — Горький — Тамбов. Возросла переброска диверсантов через линию фронта в район Калинин — Москва — Тула.
Осуществление операции «Кремль» потребовало немалых ресурсов, а их уже не хватало для наступления групп армий «Б» и «А» в большой излучине Дона. Не импонировал Паулюсу и приказ ОКВ о передаче 40-го танкового корпуса фон Швеппенбурга в 4-ю танковую армию Гота, которая получила приказ овладеть Ростовом.
При вечернем анализе обстановки 18 июля Гитлер изменил первоначальное решение о форсировании 11-й армией Керченского пролива и прорыва на Кубань. Возобладало мнение, что с захватом Ростова путь на Тамань будет открыт. Верховный Главнокомандующий отдал приказ о переброске 11-й армии в район Петербурга.
23 июля, когда недооценка оборонительных возможностей противника стала очевидной, на свет появилась «исчерпывающая директива» ОКВ № 45. Ею предписывалось: «После уничтожения противника южнее Дона группа армий «А» должна овладеть восточным побережьем Черного моря. Далее, она должна частью сил двигаться через Кубань на Майкоп и Армавир. Подвижные группы должны захватить нефтеносные районы Грозного, перекрыть высокогорные перевалы и выйти вдоль Каспийского моря к Баку. Группа армий «Б» должна взять Сталинград и оттуда наступать на Астрахань...»
Успехи войск на фронте заметно блекли в глазах посвященных с нарастанием трудностей в «Восточном походе». Русские армии отходили к Сталинграду и вглубь Сальских степей, к Манычу, увлекая за собой войска Вейхса и Листа. Ребром встал вопрос: «Какую из задач: захват Сталинграда или движение на Кавказ следует выполнять в первую очередь?»
В соответствии с директивой ОКВ № 45 17-я и 1-я танковая армии Руоффа и Клейста на рассвете 25 июля перешли в наступление на Краснодар, Сальск и Ставрополь, положив начало операции «Эдельвейс».
Хотя в Главную Ставку поступали противоречивые донесения с различных участков Восточного фронта, Верховное Командование вермахта оптимистично оценивало развитие обстановки в целом. К исходу 30 июля Йодль доложил:
— Мой фюрер, настал момент для смещения акцентов на юге. Судьба Кавказа будет решаться на Волге, у Сталинграда. Поэтому необходима срочная передача сил из группы армий «А» в группу армий «Б». Но это должно произойти как можно дальше к югу от Дона. Такой маневр поставит командование большевиков в исключительно трудное положение.
Суждение Йодля не являлось неожиданным. Неделю назад сходную идею уже выдвигал Гальдер, но она была отвергнута фюрером, как не отвечающая реальной фронтовой обстановке. И вот Йодль реанимировал ее с крохотным позиционным уточнением: «Как можно дальше к югу от Дона».
Гитлер без труда уловил эту «новизну», возразил:
— У вас, Йодль, я все чаще замечаю появление таких неопределенностей — ближе... дальше. 4-я танковая армия Гота у реки Маныч. Кому передать это направление для прорыва?
— Мой фюрер, — заявил Йодль, — ситуация на юге получает новую динамику. Гот в Пролетарске, а Клейст — в Сальске. Зачем дважды брать с боем одну и ту же территорию? Прикажите Готу развернуть 4-ю танковую армию на Сталинград, а 1-ю танковую Клейста — на Краснодар.
— Мой фюрер, предложение Йодля отвечает ситуации в полосе наступления войск Листа, — сказал Кейтель.
— А вы, Йодль, готовы ответить мне, когда будет захвачен Грозный? Там, между прочим, добывается нефть!
— С потерей Сталинграда защита Грозного потеряет для большевиков всякий смысл, — вставил реплику Гальдер.
Генерал Йодль быстро скользнул указкой по карте:
— Да, это так, мой фюрер. Гальдер прав.
Гитлер колебался. Предстояло принять «трудное решение». Он повернул голову в сторону генерала Хойзингера:
— А что скажете вы, Хойзингер? Успеет Клейст прорваться к Черному морю раньше, чем Советы остановят их у Краснодара? Может, лучше идти на Ставрополь и Пятигорск?
«Оператор» Генштаба ОКХ ответил сдержанно:
— Мой фюрер, при любом оперативном решении Ставропольское направление должно в нем присутствовать. Войскам Листа Необходимо быстрее блокировать дороги через горные перевалы Центрального Кавказа.
— Но Листу необходимо быстрее блокировать и черноморские порты! —возразил Гитлер.
— А добиться этого можно только прорывом к побережью,— как бы продолжил его мысль Йодль.
Гитлер быстро встал, подошел к карте:
— От Туапсе мелкими шажками горнострелковые дивизии достигнут Сочи, потом Сухуми и Поти. Это, конечно, кратчайший путь в Турцию и Иран... Вы предлагаете, Йодль, хорошую перспективу, и я принимаю ваше предложение. .
Приказ ОКВ от 31 июля предписывал войскам группы армий «Б» овладеть Сталинградом. С этой целью из группы армий «А» ей передавалась 4-я танковая армия Гота. Она получила задачу двигаться вдоль левого берега Дона. Ее наступление в направлении Сталинграда оказалось для русского командования очень неприятным сюрпризом.
Всю первую неделю августа войска 6-й армии находились в обороне, подготавливая встречные удары 14-го и 24-го танковых корпусов Виттерсгейма и Лансермана, чтобы окружить у Слепихина 62-ю армию Колпакчи. 7 августа 6-я армия перешла в наступление. Тяжелые бои продолжались трое суток. Но главные силы русских 9 августа вырвались из окружения и переправились на левый берег Дона у Калача. Упорное сопротивление большевиков на рубеже Абганерово — Плодовитое встретила и 4-я танковая армия Гота.
Начатая в конце июля операция войск Конева и Жукова против 9-й армии Моделя в районе Ржева приобретала крайне опасное развитие. В полдень 7 августа фельдмаршал Клюге прилетел в Винницу просить подкреплений.
Гитлер встретил его предостережением:
— Вы, Клюге, хотите строить дела своей группы армий так же, как это имело место и год назад у Бока. Но вам не надо напоминать, чем закончился поход группы армий «Центр» на Москву в декабре. Я не хочу, чтобы та неудача повторилась на юге. Исход операции там для меня ясен. Советы практически разгромлены. Я лишь не могу назвать точные сроки, когда войска Вейхса и Листа поставят там окончательную точку. Паулюс и Гот находятся в трех-четырех дневных переходах от Сталинграда. Клейст в ближайшие дни захватит Краснодар, Майкоп и Пятигорск. Конечная цель «Восточного похода», Клюге, близка как никогда.
— Но, мой фюрер,— Клюге не собирался уступать,— русские атакуют не только Ржев и Сычевку. 9-я армия не в состоянии держать фронт в районе Демидова. Возможен совершенно неожиданный удар войск Жукова на Смоленск.
— Я смогу помочь вам, Клюге, только после захвата Сталинграда и Кавказа! — отрезал Гитлер.
— Мой фюрер, идет август. Настала пора операции «Смерч» В октябре о ее проведении не придется уже и думать. Партизаны у Смоленска и Витебска атакуют транспортные коммуникации и моих войск. Опасно атакуют.
— Борьба с партизанами — ваше внутреннее дело, Клюге. Превращайте в пепел русские деревни, в которых будет убит хотя бы один немецкий солдат.
Кюхлер тоже рвался в бой. В полдень 8 августа командующий группой армий «Север» пожаловал в Винницу с предложениями о прорыве на Петербург с целью его захвата. Гитлер, тоном выше обычного, сказал:
— Хотя директива ОКВ № 45 принята нами всего две недели назад, благоприятное развитие обстановки на юге позволяет ОКВ внести в нее коррективы. Уже нет необходимости группам армий «Север» и «Центр» проводить частные операции. С Клюге все вопросы его группы армий обсуждены вчера. Переброска 11-й армии Манштейна из Крыма под Петербург решит проблему захвата северной столицы. После овладения Сталинградом ваша победа, Кюхлер, станет вторым политическим достижением этого года.
— Мой фюрер,— заявил Кюхлер,— группе армий «Север» недостает тяжелой артиллерии. Город велик, наша авиагруппа не в состоянии его разрушить.
— Ваша операция, Кюхлер, будет обеспечена сверхтяжелой артиллерией, которая помогла Манштейну сокрушить Севастополь.
Гитлер вполне удовлетворился итогами обсуждения:
— Как видите, Кюхлер, Верховное Командование поможет и вам победить неприступный Петербург.
Усиление 4-й танковой армии за счет войск Паулюса не помогло — сломить сопротивление русских у Абганерово так и не удалось. Вечером 17 августа Гот, получив согласие «Вервольфа», переправил свои соединения на правый берег Дона и занял оборону на участке от Вертячего до устья реки Иловли.
Гитлер снова был «на коне». Дела, не в пример Клюге, в группах армий «Б» и «А» фон Вейхса и Листа, по мнению «Вервольфа», шли более чем превосходно.
День 23 августа стал примечательным, поскольку ударный кулак 14-го танкового корпуса Виттерсгейма на северной окраине Сталинграда прорвался к Волге, а 49-й горно-стрелковый корпус Конрада захватил Марухский перевал.
Вечером 23 августа Гитлер встретился с Кюхлером. Командующий группой армий «Север» доложил о подготовке его войск к штурму Петербурга. План получил одобрение фюрера. Он высказал одно пожелание, чтобы начало операции не слишком откладывалось во времени, ибо с началом сентября неизбежно придут осенняя слякоть и непогода.
Прорвавшийся к Волге 14-й танковый корпус на следующий подвергся контрудару сил самообороны города и вынужден был уступить от достигнутых рубежей. Положение удалось стабилизировать лишь с подходом 8-го армейского корпуса генерала Гейтца. Ночью 30 августа Паулюсу позвонил Виттерсгейм. Командарм выслушал его доклад, спросил:
— Что вы предлагаете, Виттерсгейм?
— Господин генерал, — зло выдохнул собеседник, — я прошу разрешения на отвод корпуса от Волги! Иначе через двое суток за все решат красные.
Генерал Паулюс, сдерживая себя, спокойно возразил:
— Я не могу решить этот вопрос, Виттерсгейм. 6-я армия выполняет план группы армий «Б» и план ОКВ.
— Генерал Паулюс, — вспылил Виттерсгейм, — тогда позвольте обратиться к Вейхсу или даже к фюреру. Я лично объясню обстановку в Сталинграде!
— Генерал Виттерсгейм, обращаться ни к кому не надо. Я сам постараюсь решить ваш вопрос.
Сразу же после разговора с командиром 14-го танкового корпуса Паулюс позвонил Гальдеру и предложил ему решить вопрос с фюрером об отстранении Виттерсгейма от должности. На его место он рекомендовал генерал-лейтенанта Хубе. Прошла эйфория побед и у Листа. Только 31 августа 17-я армия Руоффа прорвалась к Черному морю и захватила Анапу. В тот же день танковая армия Клейста продвинулась на Моздокском направлении и захватила Прохладное. 31 августа Лист был вызван в Главную Ставку для доклада.
— Вы, фельдмаршал Лист, достойно вели операции до Краснодара, Армавира и Ставрополя. Но Кавказский хребет предстал перед вами непреодолимой стеной. Вы хотели пробить в ней проходы к побережью в разных точках, но успеха не добились. — Гитлер, важничая, вышагивал по залу. — Теперь стало очевидным, что немало времени мы потеряли впустую.
Командующий группой армий «А» не ожидал столь предвзятого приема в Виннице. Лист заявил:
— Мой фюрер, после захвата Ростова мы лишь преследовали отходящие силы большевиков. Теперь наступает новый этан операции прорыва 49-го корпуса через кавказские перевалы. Мне требуются подкрепления.
— Не думайте о новых силах, Лист. У вас их достаточно! Переброска войск с других участков Восточного фронта — это непозволительный грабеж времени.
— Но у меня нет в резерве ни одного артиллерийского дивизиона, мой фюрер.
- Пришло время, Лист, использовать дивизии 11-й армии, — Гитлер парировал и этот довод «оппонента».
Гитлер закончил совещание с командующим группой армий «А» строгим напутствием:
— Отныне, Лист, вам надо сосредоточить усилия на трех направлениях — Новороссийск, Туапсе и Сухуми. Румынскую горнопехотную дивизию вы используйте для наступления на Геленджик, а для прорыва к Туапсе задействуйте альпинистов.
Вечером 9 сентября Кейтель встретился с начальником Генштаба ОКХ Гальдером и сообщил ему о принятом фюрером решении: «фельдмаршал Лист получает отставку. Командование группой армий «А» Гитлер берет на себя».
Тяжелые бои, которые с начала сентября развернулись на подступах к Сталинграду, не затухали ни на минуту. Войска 6-й и 4-й танковой армий медленно сокращали расстояние до города, а над «Вервольфом» витала тревожная мысль — вдруг русские ударят с севера, на Дону, и прорвут фронт флангового прикрытия? Это неизбежно обернется катастрофой.
К исходу 4 сентября к Сталинграду, в районе Ивановки, прорвался 48-й танковый корпус Гейма. Теперь до этих передовых позиций предстояло подтянуть 4-й армейский корпус.
Утром 11 сентября фон Вейхс и Паулюс были вызваны в Винницу. Докладывая обстановку в полосе 6-й армии, Паулюс указал на угрозу левому флангу своих войск. Он попросил для усиления три дивизии. Фюрер же подкрепил 6-ю армию саперными батальонами и 48-м танковым корпусом Гейма.
Фон Вейхс обратился к фюреру с просьбой, чтобы Главная Ставка обязала командарма 3-й румынской Сфорцеску перебросить в большую излучину Дона 79-ю, 113-ю и 298-ю пехотные дивизии. Они должны войти в Сталинград вслед за немецкими войсками. Гитлер никак не отреагировал на эту просьбу и тут же установил сроки проведения операции. Для штурма Сталинграда он отпустил десять дней. Штурм начать 14 сентября. Полный захват города обеспечить к 26 сентября.
С началом штурма Сталинграда все остальные участки Восточного Фронта отошли для «Вервольфа» на второй план. Ничто не могло сравниться с тем ожесточением, что переживала 6-я армия Паулюса, атакуя Мамаев курган и городской железнодорожный вокзал.
Отставка фельдмаршала Листа не разрешила тех сложных прочем в группе армий «А», которые вовсю заявили о себе в середине сентября. Пристегнутый неделю назад к решению «кавказской дилеммы», Йодль тоже оказался в «стесненном положении». То злополучное совещание с командующим группой армий «А» в Сталино 7 сентября обернулось для него затяжным скандалом и едва вообще не стоило карьеры.
Вечером 18 сентября начальник штаба ОКВ Кейтель предпринял попытку «одним ударом» разделаться со своим опасным конкурентом. Войдя в кабинет Гитлера, он застал фюрера в состоянии острой нервной депрессии.
— Мой фюрер, — сказал Кейтель,— я не могу откладывать вопросы высшей инстанции. События последних недель обязывают меня позаботиться о составе вашего окружения.
— О ком конкретно идет речь, Кейтель?
— Это касается, прежде всего, генерала Йодля. Мое мнение совпадает с вашим. Он должен быть заменен более уважаемым и лояльным к вам генералом.
— Вы льстите мне, Кейтель,— сказал Гитлер.— Я действительно недоволен действиями Йодля в последнее время. Он изменяет мои приказы по своему усмотрению, которые не улучшают положения... У вас есть достойная кандидатура?
— Мой фюрер, я готов предложить вместо Йодля кандидатуру генерала фон Манштейна. Командующий 11-й армией никогда не поставит свое мнение выше вашего.
— Вы правы, Кейтель, Манштейн — вполне достойная замена Йодлю, но я поручил ему овладеть Петербургом. Пусть он выполнит этот приказ. В данном случае речь можно вести о Паулюсе. Теперь он приобрел и боевой опыт.
— Паулюс, мой фюрер, вполне достойная кандидатура. Я разделяю этот ваш выбор и готов немедленно снять...
Но Гитлер не позволил Кейтелю закончить мысль:
— Однако Паулюса, Кейтель, тоже пока нельзя переводить в ОКВ. Он должен закончить «сталинградское дело». Это не менее важно для Главной Ставки, чем захват Петербурга.
— Но я могу предложить кандидатуру на место Паулюса, мой фюрер. Его достойным преемником может стать генерал фон Зейдлиц. Я считаю, что генерал Йодль должен уйти!
— Вам, Кейтель, следует учесть еще одно мое соображение. Сталинград падет в пределах одной-двух недель, и это великое достижение должно стать заслугой Паулюса.
— Так вы хотите уволить Йодля?
— Не знаю. Первое изменение должно произойти в Генштабе ОКХ. И тут нельзя терять ни одного часа. Это замена Гальдера. Я с трудом переношу его доклады. Вместо него я назначаю генерала Цейтцлера...
Вечером 23 сентября в Винницу из Парижа прилетел начальник штаба группы армий «Запад» Цейтцлер. 24 сентября, после доклада, Гальдер получил уведомление об отставке. На его место вступил генерал пехоты Цейтцлер.
Происшедшая рокировка знаменовала собой некое перераспределение рычагов управления войсками в самом верхнем эшелоне. Отныне руководство Восточным ТВД возлагалось исключительно на Генштаб ОКХ. Все другие сухопутные театры остались за штабом ОКВ. Это решение заметно ослабляло позиции генерала Йодля.
Спустя всего две недели после утвержденного Главной Ставкой плана окончательного захвата Сталинграда командующий группой армий «Б» Вейхс стал вдруг настойчиво убеждать фюрера отказаться от наступления 6-й и 4-й танковой армий на «большевистскую твердыню». Аргумент приводился им основательный — там напрасно пожираются его ударные силы. Но его предложения, исходя из «высших интересов», были решительным образом отвергнуты Гитлером.
Упорные бои у перевала Гойтхский не утихали до конца сентября. 18-я армия Гречко цепко удерживала позиции. Лишь бросив к перевалу моторизованную группу Ланца, командующему 17-й армией удалось вклиниться в оборону русских.
Но в центре всех фронтов осенью находился Сталинград. 27 сентября сражение в городе развернулось у заводских поселков. Риббентроп выступил на приеме в отеле «Кайзергоф»: «Когда мы займем этот город, который является крупнейшим центром связи между северной и южной Россией и который господствует над главной транспортной артерией этой страны, Волгой, нашему опаснейшему врагу будет нанесен такой удар, от которого он больше никогда не оправится». Ежегодное собрание в «Спортпаласе» днем 30 сентября, посвященное началу кампании «зимней помощи», на этот раз было подготовлено в самом лучшем виде. Центральной темой и этой «традиционной проповеди», разумеется, были прошлые и будущие победы в России. Это было произнесено Верховным Главнокомандующим на небывало высокой ноте:
— Никто не может вырвать у нас победу! То, что нас кто-нибудь победит,— невозможно, исключено! Мы завершим эту войну величайшей победой!.. Сталинград, этот важнейший стратегический пункт, носящий имя Сталина, вот-вот падет!.. И вы можете быть уверены, что никто не в состоянии столкнуть немецкого солдата с этого места!..
Совещание в «Вервольфе» 2 октября огорчило фюрера. Генералы Цейтцлер и Йодль поставили кардинальный вопрос о Сталинграде. Его полный захват они предложили считать второстепенной задачей, поскольку уличные бои приносят слишком большие потери. Такое решение позволило бы высвободить силы для укрепления флангов у станицы Клетской и у озера Цаца. Там замечена концентрация советских войск.
В резкой форме Гитлер отклонил эти доводы. Но Цейтцлер проявил характер. 3 октября, под предлогом высвобождения сил для группы армий «А», начальник Генштаба ОКХ снова выступи предложением о прекращении наступления на Сталинград. И снова получил категорический отказ.
— Но, мой фюрер, генерал Паулюс не может далее наступать без подкреплений, — возразил Цейтцлер. — Он просит не менее трех боеспособных дивизий.
— 6-я армия только что получила пятнадцать саперных батальонов, Цейтцлер, — отрезал Гитлер. — В октябре мы сможем перебросить ему из Франции еще две пехотные дивизии. В ноябре еще одну, моторизованную. Разве этого мало?
— Я могу сообщить генералу Паулюсу, что все они будут переброшены на Сталинградское направление?
— Паулюс получит из них одну. По одной дивизии получат генералы Кюхлер и Клейст. Они должны нанести удары по Петербургу и Орджоникидзе.
Далее Гитлер услышал ласкающее слух донесение:
— Мой фюрер,— сказал Цейтцлер,— художник-баталист из Лейпцига Вагнер направлен мною в расположение 6-й армии Паулюса. Начальник штаба армии Шмидт доложил, что он уже приступил к работе.
Диалог Гитлера с Цейтцлером на этом не закончился. Фюрер поставил проблематичный вопрос:
— Скажите, Цейтцлер, в 6-ю армию уже направлены штабы инженерных частей для строительства долговременных укреплений в Сталинграде?
— Этим вопросом занимался еще Гальдер, мой фюрер,— ответил Цейтцлер,— но у него возникли трудности со строительными материалами и рабочей силой.
— Я отдал приказ о строительстве теплых бункеров для танков! — повысил голос Гитлер.— Танки и зимой должны находиться в боевой готовности. Я приказываю немедленно приступить к этой работе, Цейтцлер. Гудериан из-за этого не сумел захватить даже Тулу!
Генерал Цейтцлер осторожно возразил:
— 6-я армия, мой фюрер, не имеет цемента. Его надо завозить из тыла. К тому же саперные батальоны сильно пострадали в ближнем бою перед Волгой, и Паулюс отвел их в тыл на доукомплектование.
Совещание 10 октября в Главной Ставке отличалось крайней категоричностью суждений. Гитлер был непреклонен и требовал одного: «Сталинград необходимо выломать, чтобы лишить коммунизм его святыни!.. Мы должны захватить его не позднее 20 октября!..»
В тот же вечер начальник Генштаба ОКХ Цейтцлер передал в штаб генерала Паулюса директиву:
"Красная армия разбита. Она уже не располагает значительными резервами и,  следовательно, не в состоянии предпринимать серьезные наступательные действия. Из этого основополагающего тезиса надо исходить каждый раз при оперативной оценке реальных возможностей русских..."
Командующий 6-й армией Паулюс, прочитав эту «непонятную директиву», в сердцах высказался так: Надо же им в Генштабе понять, что происходит в Сталинграде. Неужели в окружении фюрера остались после отставки генерал-полковника Гальдера одни лишь поддакиватели и льстецы, вроде фельдмаршала Кейтеля?
Генерал Паулюс и на этот раз подчинился, но его донесения «наверх» пронизывал открытый пессимизм.
Предпринимая отчаянные усилия, 6-я армия Паулюса с тупым фанатизмом продолжала теснить русских в развалинах Сталинграда. Продвижение войск — десятки, в лучшем случае сотня метров в сутки.
Наступило 20 октября. Но победного доклада ни из штаба 6-й армии Паулюса, ни из штаба группы армий «Б» фон Вейхса о захвате Сталинграда не последовало. Буднично прозвучал в Главной Ставке и доклад начальника Генштаба ОКХ. Цейтцлер привычно доложил:
— На заводе «Баррикады», позади фронта 51-го армейского корпуса Зейдлица, вновь ожило русское сопротивление. Части 16-й танковой и 94-й пехотной дивизий проникли в Спартановку и заняли группу домов.
Гитлер бросил взгляд на «оперативку» и резко повернулся к начальнику Генштаба сухопутных войск:
— Вы говорите, Цейтцлер, что части 16-й танковой дивизии Ангерна ворвались на окраины Спартановки?
— Именно так, мой фюрер, — ответил Цейтцлер.
— Но три дня назад, Цейтцлер, Вейхс уже докладывал в «Вервольф» о захвате этой Спартановки!
— Мой фюрер, я докладываю уточненные данные во фронтовой диспозиции.— Генерал Цейтцлер все чаще пользовался этим «неотразимым доводом».
— А какие же данные, Цейтцлер, в середине октября докладывал генерал-полковник Вейхс? ~ Очевидно, предварительные.
Разговор вмешался фельдмаршал Кейтель: Тогда у фон Вейхса это прозвучало неопределенно.
Фюрер сразу перешел на жесткий разговор:
И вы, Кейтель, и вы, Йодль, хорошо помните, что мною был установлен конечный срок захвата Сталинграда. Сегодня, 20 октября срок истек, но коммунистическая святыня не взята. Мы обсуждаем малозначительные частности. Мне, нашим союзник нужен весь Сталинград! Ни Спартановка, ни артиллерийский завод в отдельности, а весь город!
— Русские фанатично сражаются за каждый дом, мой фюрер Паулюсу приходится очень нелегко,— заявил Йодль.
 — Вы пытаетесь разжалобить меня, Йодль. Но подобная тема сейчас не играет абсолютно никакой роли. Мне суждено покончит с коммунизмом, и я не остановлюсь ни перед какими жертвами с любой стороны!
Цейтцлер попытался снять напряженность в зале:
— Мой фюрер, наша авиаразведка докладывает о сосредоточении крупных русских резервов на флангах нашей группировки. уг. роза может стать реальной. Она нарастает.
— Пусть 6-я армия быстрее захватывает Сталинград, Цейтцлер и эти большевистские резервы ничего не будут стоить,— отрезал Гитлер и в упор сразил «генштабиста» неожиданным вопросом: -А скажите, Цейтцлер, кто позволил Паулюсу многотысячный отвод конского состава за Дон? Вместе с лошадьми из Сталинграда уходит немало людей.
— Как мне доложил Вагнер, мой фюрер, это происходит по двум причинам. Во-первых, предместья Сталинграда сильно разрушены и там негде разместить конский состав на зиму. Во-вторых, возникли трудности с подвозом в город фуража.
Верховный Главнокомандующий взорвался:
— Я запрещаю это делать, Цейтцлер!
Донесения с Восточного фронта в третьей декаде октября той дело сотрясали «Вервольф» негодованием. Но 23 октября все вроде бы стало на свои места — пал завод «Красный Октябрь» — последний бастион большевиков в Сталинграде!.. Но через двое суток вновь поступили донесения из Голубинского о тяжелых боях за... металлургический завод и жилой квартал у площади «9 января». 6-я армия никак не могла установить свой контроль над переправами через Волгу.
На совещании 26 октября Гитлер установил новый, «окончательный срок» по захвату Сталинграда, который на этот раз приказывалось взять к 10 ноября!


 

2

Ни Верховный, ни Генштаб не сомневались, что дальнейшее наступление на своем правом фланге противник обязательно пойдет по двум направлениям — на Сталинград и Северный Кавказ. Прикрыть их надежно оставалось злободневным делом, но после майских неудач в Крыму и под Харьковом сил на это не хватало. В директиве Ставки от 17 июля на имя маршала Тимошенко подчеркивалось: «Ставка Верховного Главнокомандования приказывает под вашу личную ответственность немедленно организовать сильные передовые отряды и выслать их на рубеж р. Цимла от Чернышевской и до ее устья. Особенно прочно занять Цимлянскую, войдя в связь здесь с войсками Северо-Кавказского фронта».
Вечером 23 июля Верховный связался по телефону с командующим Сталинградским фронтом Горловым. Высказанная им оценка положения отличалась конкретностью: «Главное теперь не переправы у Цимлянской, а правый фланг фронта. Противник, выброской своих частей к Цимле, отвлек наше внимание на юг и в это самое время подводил главные силы к правому флангу фронта. Эта хитрость немцу удалась из-за отсутствия у нас надежной разведки. На фокусы немца в районе Цимлы не обращать внимания и всю силу удара перенести правее... Имейте в виду, если противник прорвет правый фланг и подойдет к Дону в районе Гумрака, то он отрежет ваши железнодорожные сообщения с севером...
Требую, чтобы оборонительный рубеж западнее Дона от Клетской через Рожковскую до Нижней Калиновки был сохранен в наших руках. Немца, вклинившегося в этот рубеж в районе действий 33-й гвардейской дивизии, уничтожить. У вас есть для этого силы, и вы должны это сделать. Категорически воспрещаю отход от указанного рубежа. Имейте в виду, что Колпакчи — очень впечатлительный человек. Хорошо бы направить к нему кого-либо покрепче для поддержания духа, а если Гордов сам выедет к нему, будет еще лучше».
Чрезвычайная обстановка требовала адекватных ответных мер. Директивой от 28 июля Ставка объединила Южный и Северо-Кавказский фронты в один и поставила перед ним боевую задачу: «Упорной обороной не только остановить на занимаемых рубежах продвижение противника на юг, но вернуть Батайск и восстановить положение по берегу Дона».
Ставка была всецело поглощена Сталинградским направлением. В ночь на 26 июля Верховный поручил начальнику Генштаба Василевскому связаться с Гордовым и передать приказ: «Ставка требует от Военного совета фронта сделать все возможное, чтобы немедленно ликвидировать прорвавшегося противника и восстановить исходное положение...»
Спустя несколько часов штаб фронта получил еще более резкую директиву: «Действия командования фронта вызывают у Ставки возмущение. Она требует, чтобы в ближайшие дни Сталинградский рубеж — от Клетской до Калмыков — был бы безусловно восстановлен и чтобы противник был отогнан за реку Чир. Если Военный Совет фронта не способен на это дело, пусть заявит об этом прямо и честно».
Обстановка на юге, однако, продолжала с каждым днем ухудшаться. Вечером 28 июля Сталин продиктовал свой приказ № 227 Он гласил: «Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь потерями, лезет вперед, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду к Волге и хотят захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.
Население нашей страны, с любовью относящееся к Красной Армии, разочаровывается в ней, теряет веру в нее, а многие проклинают ее за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.
Некоторые люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке. Этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам.
Каждый командир, красноармеец и политработник должен понять, что наши средства небезграничны. Территория Советского государства — это не пустыня, а люди — рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети... Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину...
Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв... Можем ли мы выдержать удар, а потом и отбросить врага на запад? Да, можем, ибо наши фабрики и заводы в тылу работаю прекрасно и наш фронт получает все больше самолетов, танков, минометов.
Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом наш главный недостаток. Мы должны установи в нашей армии железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину...»
Получив 2 августа донесение о том, что противник захватил Котельниковский и наступает на Аксай, Ставка подчинила Сталинградскому фронту 51-ю армию Коломийца, а также приказала медленно развернуть на участке Красный Дон — Райгород армию Толбухина. 5 августа Ставка издала директиву о разделении Сталинградского фронта на два фронтовых объединения — Сталинское и Юго-Восточное.
Сталинградский фронт получил директиву: «Разгромить левофланговую группировку 6-й армии генерала Паулюса, прорвавшую внешний оборонительный обвод в стыке 21-и и 62-и армии генералов Данилова и Колпакчи, прочно прикрыть город со стороны Верхне-Бузиновки». В последующем войска Сталинградского фронта должны были находиться в готовности к наступлению в общем направлении на Морозовск.
Не менее сложная задача стояла перед Юго-Восточным фронтом: «Во что бы то ни стало остановить продвижение врага к южному фасу внешнего обвода, не допустить его прорыва и выхода к Волге южнее Сталинграда». Фронту предстояло нанести удар в направлении Котельниковского и отбросить войска 4-й танковой армии Гота за реку Сал.
Чтобы как-то облегчить положение наших войск на юге, Ставка обязала директивой Военные советы Калининского и Западного фронтов провести частные наступательные операции с целью сковывания войск группы армий «Центр» фон Клюге и недопущения переброски даже отдельных ее соединений на Сталинградское и Кавказское направления.
В результате Ржевско-Сычевской операции, Калининский и Западный фронты продвинулись вперед до сорока километров, ликвидировали плацдарм 9-й армии Моделя у Ржева, вынудили противника перебросить в район Сычевки двенадцать дивизий с других участков Восточного фонта. На Сталинградское направление не поступили шесть танковых и моторизованных, десять пехотных дивизий из группы армий «Центр».
В полдень 12 августа в Сталинград прибыли член ГКО, секретарь ЦК Маленков и начальник Генштаба Василевский. Для координации действий авиации Ставка направила вместе с ними командующего ВВС Новикова.
К середине августа обстановка под Сталинградом обострилась до крайности. Враг находился в шестидесяти километрах от города на западе и всего в двадцати на юге. Соотношение сил на земле и воздухе оставалось в пользу противника.
Захватив 9 августа Майкоп, противник предпринял отчаянную попытку прорыва к Туапсе. Ставка указала Военному совету Северо-кавказского фронта: в связи с создавшейся обстановкой самым основным и опасным для фронта и Черноморского побережья в
данный момент является направление от Майкопа на Туапсе. С выходом противника в район Туапсе 47-я армия и все войска фронта, находящиеся в районе Краснодара, окажутся отрезанными и непременно попадут в плен.
Командующий Северо-Кавказским фронтом Буденный принял решение: 32-й гвардейской стрелковой дивизии переправиться в район Туапсе и совместно с 236-й стрелковой дивизией занять оборону у шоссе Майкоп — Туапсе. 17-му кавкорпусу сосредоточиться у Краснодара. 12-й армии закрепиться на левом берегу Лабы.
Прорыв к Волге у Ерзовки 14-го танкового корпуса Виттерсгейма 23 августа создал в городе исключительное напряжение. Начальник Генштаба Василевский вместе с командованием фронта приняли экстренные меры к отражению смертельной угрозы Сталинграду с севера, пока враг не успел еще там закрепиться. Навстречу танкам врага были выдвинуты роты курсантов военно-политического училища и отряды народного ополчения.
В ночь на 24 августа в районе Самофаловки под командованием генерал-майора Коваленко была создана ударная группа в составе 28-го танкового корпуса, отдельной танковой бригады и трех стрелковых дивизий. Перед ней стояла важнейшая тактическая задача: «Нанести контрудар с линии Паншино — Котлубань в юго-западном направлении, закрыть разрыв фронта на участке Котлубань -Большая Россошка и выходом к Дону восстановить исходное положение».
Одновременно правофланговые дивизии 62-й армии наносили удар от Малой Россошки навстречу группе Коваленко. Утром 24 августа контрудар от рынка на Ерзовку наносили 2-й и 23-й танковые корпуса под командованием начальника автобронетанковых войск Сталинградского фронта Штевнева.
Когда к утру следующего дня проводная связь с Москвой была восстановлена, в штаб Сталинградского фронта поступило указание Ставки: «У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на него. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге. Пользуйтесь дымами, чтобы запугать врага. Деритесь с противником не только днем, но и ночью. Используйте артиллерийские и эрэсовские силы... Самое главное — не поддаваться панике, не бояться врага и сохранить уверенность в нашем успехе».
24 августа Верховный сообщил Маленкову, что Ставка решил сосредоточить под Сталинградом две резервных армии. 25 августа городской комитет обороны объявил Сталинград на осадном положении.
Когда судьба города зависла буквально на волоске, Сталин решил использовать свой последний «авторитетнейший аргумент. По его предложению 26 августа СНК СССР принял постановление об учреждении должности заместителя Верховного Главнокомандующего и назначении на этот пост командующего Западным фронтом генерала армии Жукова. В середине дня 27 августа Верховный лично позвонил в штаб Западного фронта. Расспросив Жукова о положении в полосе фронта, он приказал ему немедленно прибыть в Ставку.
Около девяти вечера Жуков прибыл в Кремль. Сталин без всяких вступлений сказал:
— Крайне напряженная обстановка сложилась на юге. Может случиться и так, товарищ Жуков, что немец захватит Сталинград. Не лучше она и на Северном Кавказе. Очень плохо показал себя Тимошенко. Ставка сняла его с должности. Вместо него назначен Еременко, хотя это тоже не находка. Совнаркомом вы назначены заместителем Верховного Главнокомандующего, и Ставка направляет вас в район Сталинграда. Когда вы сможете вылететь на Волгу?
Жуков был готов к такому обороту дела, ответил:
— Мне нужны сутки для изучения обстановки в районе Сталинграда, товарищ Сталин, и 29 августа я смогу вылететь на Сталинградский фронт.
— Хорошо,— кивнул Верховный.— Обстановка на 20.00, по докладу Василевского, остается там напряженной. Основные силы 62-й армии отрезаны от Сталинградского фронта, и Ставка подчинила их Юго-Восточному фронту. Вам следует принять энергичные меры, чтобы не потерять Сталинград...
Утром 3 сентября на имя Жукова поступила телеграмма из Ставки: «Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от города. Его могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящими к северу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации мало. Сталин».
Утром 5 сентября, после артиллерийской подготовки, части 1-й гвардейской и 66-й армий перешли в наступление. Напряженный бой не утихал в течение всех суток, вечером Жукову позвонил Верховный. Выслушав доклад свое заместителя, Сталин выделил ключевой момент — немец перебросил с участка в центре на левый фланг значительные силы и, несомненно, ослабнет его нажим в центре города. Едва ли не в самые напряженные дни боев в Сталинграде Ставку порадовали действия АДД. 27 и 30 августа, а также 10 сентября мобильные группы 1-й гвардейской авиадивизии Новодранова нанесли бомбовые удары по Берлину. Свыше пятидесяти тонн фугасных и зажигательных бомб «доставили» в столицу рейха лучшие экипажи дальней авиации.
Доклад начальника Генштаба Василевского предостерегал от поспешных выводов:
— От Котельниковского противник подтягивает к Сталинграду значительные резервы мотопехоты. Усиливая позиции 4-й танковой армии на южной окраине города, фон Вейхс предпримет попытку снова прорваться в тыл 64-й и 62-й армий генералов Щумилова и Чуйкова.
Затем начальник Генштаба проанализировал ситуацию на Северо-Кавказском направлении. В Новороссийске враг остановлен у цементных заводов. Генштаб беспокоит Туапсинское и Грозненское направления. Получено донесение командующего Закавказским фронтом о том, что противником захвачен город Молгобек.
Верховный бросил сердитую реплику:
— Любой ценой рвутся к грозненской нефти.
Доклад Жукова касался только обстановки в районе Сталинграда. Он заявил, что продолжение атак нашей северной группировки не имеет смысла. Они вполне боеспособны, но не имеют гаубичной артиллерии и танков. Сама местность севернее Сталинграда крайне невыгодна для наступления наших войск — открытая, изрезанная глубокими оврагами. Противник надежно укрывается в них от огня нашей артиллерии. К тому же, заняв командные высоты, враг имеет дальнее артиллерийское наблюдение и свободно маневрирует огнем.
Верховный остановился у торца стола, спросил:
— Что нужно Сталинградскому фронту, товарищ Жуков, чтобы ликвидировать коридор немца у Ерзовки и соединиться с войсками Юго-Восточного фронта?
— По предварительным расчетам, товарищ Сталин, фронту требуется одна общевойсковая армия, танковый корпус, три танковые бригады и не менее четырехсот единиц гаубичной артиллерии,— ответил Жуков.
— Товарищ Жуков, а как ведут себя командармы Кузнецов, Козлов, Москаленко и Малиновский? — поставил новый вопрос Верховный.
— Все командармы, кроме Козлова, товарищ Сталин, руководят войсками уверенно,— доложил Жуков.— Генерал Козлов разддражителен, не может установить контакт с командирами и его следует заменить.
Удовлетворившись ответом Жукова, Верховный повернулся сторону начальника Генштаба:
— Что вы скажете, товарищ Василевский? Генштаб согласен расчетами товарища Жукова?
— Генштаб считает, товарищ Сталин, что и этих сил совершено недостаточно. Я полагаю, что в начале операции необходимо выбросить у Гумрака хотя бы одну десантную бригаду для дезорганизации тылов противника.
Верховный достал из кармана свою «личную карту» с расположением резервов и долго изучал ее молча. Жуков и Василевский удалились от стола и продолжали негромкий анализ обстановки в районе Сталинграда.
Слова Жукова, сказанные чуть громче прежнего: «Надо искать какое-то другое решение», оторвали Сталина от карты. Он повернулся к генералам, спросил:
— А какое «другое решение» надо искать?
Жуков и Василевский вернулись к столу. Жуков сказал:
— Только усилением нашей группировки в городе или атаками с севера проблему обороны Сталинграда не решить.
— Мы должны усилить наши войска лишь настолько,— добавил Василевский,— чтобы надежно прикрыть город. Стратегические резервы следует использовать в операции позднее для разгрома вражеской группировки под Сталинградом.
— Вот что, — сказал Сталин,— поезжайте в Генштаб и подумайте над тем, что надо предпринять в районе Сталинграда. Сколько войск и откуда следует перебросить для усиления в городе нашей группировки. Разберитесь с ситуацией на Кавказе. Завтра вечером продолжим обсуждение этого вопроса.
Вечером 13 сентября Жуков и Василевский, с проектом плана наступательной операции, прибыли в Кремль. Верховный поздоровался с ними и, глядя то на одного, словно изучая их уверенность, то на другого, спросил:
— Что надумали? Кто будет докладывать? Начальник Генштаба ответил:
— Кому прикажете, товарищ Сталин. Мнение у нас с Георгием Константиновичем единое.
Василевский разложил на столе «оперативку». Верховный наклонился над ней и начал задавать вопросы.
— Что за стрелы? — обратился он к Василевскому.
— Это направление ударов наших фронтов, товарищ Сталин, — ответил начальник Генштаба.
— А что это за Юго-Западный фронт? — Сталин искоса посмотрел на своего заместителя.
— Это условное наименование нового фронта, товарищ Сталин, который нам предстоит создать. Он нанесет удар по тылам немецкой группировки в большой излучине Дона. Навстречу ему вспомогательный удар предпримет Юго-Восточный фронт. Главный же удар войска Еременко будут наносить навстречу Сталинградскому фронту, наступая на Калач из района Серафимовича, — карандаш Жукова скользнул на «оперативке» по двум расходящимся направлениям.
~- Но сейчас у нас не хватит сил для такой большой операции, —  в задумчивости возразил Верховный.
— Наши предварительные расчеты убеждают, товарищ Сталин, — сказал начальник Генштаба,— что через месяц мы сможем обеспечить силами и средствами такую операцию и подготовить ее во всех отношениях.
Не отрывая взгляда от карты, Верховный отступил на шаг от стола и рассудительно произнес:
— План не плохой. Но над ним надо еще подумать. Сейчас же для нас главное — это удержать Сталинград.
В кабинет вошел Поскребышев, доложил:
— На проводе генерал Еременко, товарищ Сталин.
Командующий Юго-Восточным фронтом доложил об обстановке на 20.00: «Противник подтягивает к городу у Верхней Ельшанки танковые силы. По-видимому, завтра предпримет новое наступление».
Опустив трубку на рычаг, Верховный, придав голосу приказные нотки, обратился к начальнику Генштаба:
— Прикажите немедля, товарищ Василевский, перебросить в Сталинград 13-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерала Родимцева. И посмотрите, чем можно еще помочь Юго-Восточному фронту.
— Вместе с 13-й дивизией, товарищ Сталин, можно двинуть за Волгу и 76-й гвардейский минометный полк реактивной артиллерии, — предложил Василевский.
— Хорошо, согласен. Сейчас же распорядитесь об этих пополнениях, — приказал Верховный и повернулся к своему заместителю: — А вам, товарищ Жуков, видимо, следует немедля вылететь в Сталинград и принять нужные меры там, на месте. То, что мы здесь сегодня обсуждали, кроме нас троих пока что никто не должен знать.
В полдень 25 сентября на командном пункте 1-й гвардейской армии Жуков провел совещание. В нем участвовали командующие Сталинградским и Юго-Восточным фронтами Гордов и Еременко, командующий АДД Голованов.
Разговор шел об усилении войск, обороняющих Сталинград, чтобы измотать противника, лишить его боевой инициативы. На вопрос Еременко о возможности нанесения контрудара по врагу в районе Сталинграда Жуков ответил уклончиво: «Ставка в будущем проведет контрудары значительно большей силы, но пока для их осуществления не имеется достаточных сил и средств».
Вечером 28 сентября вернувшиеся из Сталинграда Жуков и Василевский встретились в Кремле с Верховным и обсудили план контрнаступления. Уточнив детали о распределении сил между участвующими в операции фронтами, Сталин вдруг обратился к Жукову с неотложным «кадровым вопросом»:
— Что представляет собой генерал-лейтенант Гордов, товарищ Жуков? Он отвечает или нет должности командующего Сталинградским фронтом?
Жуков четко высказал свое мнение:
— Я достаточно хорошо изучил в последние месяцы стиль деятельности генерала Гордова, товарищ Сталин. Достаточно знает его и начальник Генштаба Василевский. В оперативном плане он вполне отвечает должности командующего фронтом, но до сих пор генерал Гордов не нашел общего языка с аппаратом своего штаба и командующими армиями.
— В бытность его командующим 21-й армией маршал Тимошенко не раз обращал внимание Генштаба на чрезмерные амбиции и грубость с его стороны,— тут же добавил Василевский.— Во главе Сталинградского фронта целесообразно поставить более авторитетного военачальника.
— И я так думаю, товарищ Василевский,— согласился Верховный.— У вас имеется конкретная кандидатура?
— У меня имеется две кандидатуры, товарищ Сталин. Это генерал-лейтенанты Ватутин и Рокоссовский,— уверенно заявил начальник Генштаба.
Жуков не согласился с Василевским:
— Нет, Ватутина не надо трогать с Воронежского фронта. Он понадобится Ставке чуть позднее.
Верховный подвел итог дискуссии:
— Остается кандидатура товарища Рокоссовского, и я ее поддерживаю. Попутно я предлагаю Сталинградский фронт переименовать в Донской, а Юго-Восточный — в Сталинградский. Командующим Донским фронтом мы назначим Рокоссовского, а на Сталинградском оставим пока Еременко. Товарища Ватутина назначим командующим Юго-Западным фронтом. Он хорошо знает этот район.
Начальник Генштаба поддержал Верховного:
— Я согласен с таким решением, товарищ Сталин. Верховный прошел к торцу стола, негромко сказал:
— Готовые на этот срок вопросы мы решили, теперь оба вылетайте на фронты. Товарищ Жуков к Рокоссовскому, а товарищ Василевский к Еременко. Надо принять все меры к тому, чтобы еще больше измотать и обескровить немца. Дальнейшие решения будем принимать по мере их готовности.                                                                                                                                                                                                                                В конце сентября тяжелая обстановка сложилась не только в центре, но и в южной части Сталинграда, по обе стороны от устья реки Царицы. Части 42-й и 92-й стрелковых бригад, а также полк 10-й дивизии НКВД полковника Сараева под напором 4-й танковой армии отошли на левый берег Волги. К исходу 30 сентября противник захватил рабочие поселки «Красный Октябрь» и «Баррикады». Еременко передал в 62-ю армию Чуйкова 39-ю гвардейскую стрелковую дивизию Гурьева и приказал использовать ее для укрепления обороны у завода «Красный
В ночь на 5 октября в директиве Еременко Ставка потребовала так организовать оборону в городе, чтобы каждый дом, каждая улица были превращены в крепости. В ней указывалось, что Сталинградский фронт располагает для этого необходимыми силами и ни при каких обстоятельствах не должен быть сдан врагу. В этот же день ГКО одобрил план наступательной операции, получившей наименование «Уран». Верховный ввел режим строжайшей секретности на всю начальную стадию ее подготовки. Ни Жуков, ни Василевский не имели права никому ничего сообщать о ней.
На рассвете 9 октября Жуков и Василевский вновь вылетели на Сталинградское направление. Руководство подготовкой контрнаступления на местах Ставка возложила по Юго-Западному и Донскому фронтам на Жукова, а по Сталинградскому фронту — на Василевского. Вместе с ними в Сталинград прибыли начальник артиллерии Красной Армии Воронов, командующий ВВС Новиков и начальник Главного автобронетанкового управления Федоренко. Каждому из них поручалось тщательно изучить направления главных ударов фронтовых группировок, уточнить детали их подготовки.
Подготовка операции «Уран» осложнялась тем, что Ставке ни на час нельзя было ослаблять внимания к ситуации в Сталинграде. Враг продолжал яростные атаки по всей линии нашей обороны, пытаясь любой ценой захватить город.
Ночью 15 октября в Новосибирск позвонил Сталин. Его интересовал вопрос: «Что конкретно предпринимается на авиазаводе для увеличения выпуска истребителей?». Заместитель наркома Яковлев доложил о ситуации в коллективе. Он не стал скрывать и закравшихся в душу сомнений:
— Я получил сообщение, товарищ Сталин, что «Яки» уступают немецким истребителям в воздушных боях. Вражеские летчики легко их поджигают. Так стоит ли в таком случае развертывать их дальнейшее производство?
Сталин высказал противоположное мнение:
— Ставка, товарищ Яковлев, располагает другими сведениями о самолетах вашей конструкции, и я очень прошу вас передать коллективу завода мою просьбу о резком увеличении выпуска истребителей.
В ночь на 22 октября Ставка издала директиву о создании Юго-Западного фронта, который возглавил генерал-лейтенант Ватутин. С этого же дня началась практическая отработка с командованием всех армий непосредственно на местности оперативных вопросов их взаимодействия в предстоящем контрнаступлении.
Октябрь сорок второго приближался к своему окончанию, но никто — ни командарм 62-й, ни командующий Сталинградский фронтом, ни Ставка — не могли определенно утверждать, что Сталинград удастся отстоять. В любой день, и 25 и 26 октября, обстановка в городе могла перерасти в закритическую. Но во фронтовых штабах Сталинградского направления, а в Ставке тем более, уже точно знали, что ветер, как и в конце сорок первого, надежно «дует в наши паруса». Новое, еще более грандиозное, нежели в декабре под Москвой, поражение вермахта на Волге неотвратимо приближалось.

«МАЛЫЙ САТУРН» НА ДОНУ

 1
 

Завершался октябрь. Центром борьбы на Восточном фронте оставался Сталинград. Но поведение русских на других участках трехтысячекилометрового фронта вызывало «удивление и возмущение» Гитлера.
На исходе 27 октября в Главной Ставке снова дискутировался вопрос об опасности наступления Красной Армии через Дон на Ростов. Начальник Генштаба ОКХ Цейтцлер внес приемлемое для всех предложение: «фарные дивизии держать в готовности позади угрожаемого фронта». Помимо этого, предлагалось создать дивизии с малой боевой силой, которые должны быть оснащены тяжелым оружием.
Пессимистические настроения в «Вольфшанце» между тем нарастали. Вечером 28 октября командующий 6-й армией Паулюс сообщил Йодлю, что накануне русские снова атаковали позиции 371-й пехотной дивизии Штемпеля южнее Сталинграда. Им удалось путем ввода танков и сильной артиллерии расширить брешь и прорваться в южную часть Купоросного. Но этот прорыв в Главной Ставке обозначили одной строкой — «разведка боем». «Главный оператор вермахта» Йодль даже не доложил о происшедшем Гитлеру.
Сам собой 30 октября отпал вопрос о захвате Петербурга. В этот день фюрер приказал фон Манштейну перебросить свои ударные дивизии на Великолукское направление, а штаб 11-й армии— в Витебск.
В конце октября междуречье Дона и Волги погрузилось в густой туман. Авиаразведка оказалась парализованной. Штабы 6-й и
4-й танковой армий лишились всякой информации о передвижениях войск противника. Когда 1 ноября похолодало и туман рассеялся, воздушная разведка установила, что плацдарм у станицы Клетской расширился, а через Дон наведены новые мосты, частично «подводные», невидимые с берега.
Между тем в «Вольфшанце» панически нарастали тревоги в связи с приближением годовщины Октября. Здесь полагали, что в день большевистского праздника Верховное командование Красной Армии обязательно предпримет на одном-двух участках Восточного фронта крупное наступление.
Цейтцлер привычно разложил на столе сразу три «оперативки» отражающие положение сторон в районе Петербурга, на фронте группы армий «Центр» Клюге и на Сталинградском направлении начал доклад:
— Мой фюрер, судя по известному нам распределению танковых сил большевиков, ударов красных следует ожидать на центральном участке фронта и в районе Сталинграда. Это наиболее угрожаемые направления.
— Вы, Цейтцлер, сделали проницательный вывод,— согласился Гитлер,— но весь вопрос упирается в сроки. Когда большевики предпримут ожидаемые операции?
Но и для Цейтцлера это было большой тайной:
— Скорее всего, мой фюрер, группировка красных на Среднем Дону для удара на Ростов продолжит сосредоточение до середины ноября, а вот удар на Смоленск возможен в самое ближайшее время.
Гитлер не спеша наклонился над «оперативкой»:
— У Клюге слишком много угрожаемых участков.
— Мой фюрер, пришло время решить вопрос о сокращении фронтовой линии в полосе обороны группы армий «Центр»,— тут же отозвался Йодль.— 9-я и 3-я танковая армии зимой окажутся в «оперативном мешке».
— Верно, Йодль,— Гитлер посмотрел на «главного оператора» ОКВ,— и наш долг предупредить об этом Клюге. Он не должен оставлять Ржев!
После захвата Нальчика и прорыва обороны русских на реке Урух 1-я танковая армия Клейста двинулись к Орджоникидзе. В полдень 2 ноября она захватила его пригород Гизель. В Главной Ставке сочли этот успех многообещающим. Но попытки овладеть городом с ходу не удались. Клейст попросил у ОКХ подкреплений, которые стали для вермахта «ахиллесовой пятой». Подкреплений не поступило, и 5 ноября 1-я танковая армия вынуждена была перейти к обороне.
Приближалось 7 ноября. Лихорадка страха перед приходом чего-то очень неприятного все больше охватывала обитателей штабных апартаментов в Главной Ставке. Усилились разговоры о кризисе доверия.
В ночь с 6 на 7 ноября многие высшие чины ОКВ и Генштаба ОКХ не могли уснуть, а утром, затемно, уже были на ногах. Гитлер и его окружение затаенно ждали первых донесений с Восточного фронта. Вскоре они поступили, но ничего особенного в них не сообщалось Даже, напротив, фронтовые сводки отличались излишним спокойствием и миролюбием.
В полдень 7 ноября, когда Гитлер уже принял решение об убытии в Мюнхен на ежегодную встречу «старых борцов» в «Вольфшанце» прибыл Цейтцлер. Он получил важное донесение отдела «иностранных армий Востока», в котором сообщалось, что в Москве состоялось совещание высшего руководства с участием командующих фронтами. На нем принято решение о проведении до конца сорок второго года крупного наступления либо в полосе Донского фронта, либо в центре. Цейтцлер заострил внимание фюрера на главном — большевики готовят удар из района Москвы, но нанесут его позже.
Поезд фюрера прибыл в Мюнхен. И тут у него не было иных адресов, кроме пивной «Лёвенброй келлер». В ее зале, в обстановке безумного поклонения «старых борцов», вновь буйствовал «великий полководец»:
— Наш военный план осуществляется с железной твердостью!.. Хотели овладеть Сталинградом, этим перевалочным пунктом на Волге и, нечего скромничать,— он уже взят! Там, где стоит немецкий солдат, туда больше никто не пройдет. Спрашивают: «Почему же вы не продвигаетесь быстрее?» Потому что я не хочу иметь там второго Вердена[4]. Лучше наступать малыми ударными группами. При этом время не играет роли. Больше ни одно судно не идет вверх по Волге. И это — решающее!.. Вермахт выполнит любой мой приказ...
Войска 6-й армии продолжали действовать в обстановке нарастания очевидных угроз противника и полного отсутствия совершенно необходимых кадровых подкреплений. Паулюс не сомневался в стойкости 11-го армейского корпуса Штрекера, обороняющего позиции у станицы Сирогинской. Но вызывала тревогу прочность рубежей, занимаемых войсками 8-й итальянской и 3-й румынской армий на Дону. Выдержат ли они, если последует мощный удар русских с севера?
На рассвете 11 ноября 6-я армия предприняла очередную попытку овладеть Сталинградом. После артиллерийской подготовки на приступ рубежей 62-й армии Чуйкова двинулись «штурмовики» 9-й, 100-й, 295-й, 305-й и 389-й пехотных дивизий и 24-й танковой. Тяжелые бои продолжались двое суток. Но сводка потерь за первый день наступления — три тысячи убитыми и десять сожженных танков - потрясла Паулюса.
Наступило 19 ноября. Неожиданную прозорливость проявила в этот день «Фёлькишер беобахтер». Еще не все было ясно Цейтцлеру, ответственному за Восточный фронт. Находясь в «Вольфшанце», он принял первые тревожные донесения фон Вейхса об атаке русских в полосе обороны 3-й румынской армии у станицы Клетской. Принял и доложил в Главную Ставку. Но Бергхоф спокойно воспринял тревоги Цейтцлера: «Мы этого давно ожидали». А вот «Фёлькишер беобахтер» поместила симптоматичную заметку: «Слабые советские удары под Сталинградом». Без каких-либо комментариев.
События, однако, на Сталинградском направлении развивались стремительно. Первым в штаб 6-й армии позвонил командир 11-го армейского корпуса Штрекер из Осиновки. Он взволнованно доложил генералу Паулюсу:
— Господин генерал, здесь сущий ад! Русские обрушили на наши позиции ураганный артиллерийский огонь. Мои дивизии несут большие потери. Но основной удар нанесен по 4-му румынскому пехотному корпусу.
Командарм попытался успокоить Штрекера:
— Для прикрытия нашего левого фланга я немедленно ввожу в бой 14-ю танковую дивизию, Штрекер. О дальнейших наших действиях вы узнаете позже. Для паники пока нет никаких оснований. Держитесь, Штрекер.
Паулюс тотчас доложил о развитии обстановки в штаб фон Вейхса и в Главную Ставку. Никаких указаний из «Вольфшанце» в ответ он не получил.
Через несколько часов обстановка на фронте 3-й румынской армии прояснилась. Русские прорвали позиции 4-го румынского корпуса Ласкара и устремились в южном направлении. Узнав эти подробности, Паулюс позвонил командиру 11-го армейского корпуса. Он одобрил решение Штрекера о переброске 376-й пехотной дивизии на отсечную позицию, подчинил ему 1-ю румынскую кавалерийскую дивизию, потребовал восстановить связь с 14-й танковой дивизией Бесслера. Его ближайшие действия — вывести из Сталинграда 14-й танковый корпус Хубе и контратаковать русских.
В полдень фон Вейхс связался по радио с Бергхофом. Он обрисовал ситуацию на своем левом фланге, где русские нанесли два таранных удара из района Серафимовича и с плацдарма у Клетской. Не колеблясь, он обвинил в разбросе сил командира 48-го танкового корпуса Гейма и потребовал освободить его от должности.
Гитлеру всегда требовались такие «подставки», и он распорядился, чтобы Гейм был немедленно снят со своего поста и приговорен к смертной казни. Цейтцлер и Шмундт сумели убедить Гитлера в том, что обвинения Гейма не обоснованны. Его корпуса не существует и он лишь приступил к формированию 22-й танковой дивизии.
В Бергхофе воцарилось полное непонимание ситуации под Сталинградом. Верховное Командование вермахта терялось в догадках происшедшего и напряженно ждало, что принесет 6-й армии следующее утро.
20 ноября закрались сомнения в достоверности донесений Цейтцлера. «Генштабист» успокаивал: «Попытки русских атаковать восточнее Клетской отбиты немецкими войсками. Но западнее противнику удалось прорваться через румынские позиции на глубину до двадцати километров. Контрмеры танковых сил начинаются. Прорыв будет ликвидирован».
Обстановку в эти дни в Бергхофе достаточно точно характеризует адъютант фюрера Энгель: «Полный переполох из-за румын. Все висит на Гейме. Фюрер совершенно не знает, что предпринять. Мнения расходятся. У ОКХ также нет каких-либо предложений. Йодль предлагает предоставить Вейхсу свободу действий. Это отвергается. 48-й танковый корпус должен сделать все, чтобы помочь 6-й армии укрепить левый фланг. Неизвестно, где в настоящее время находится Гейм».
Паулюс, понимая, что положение его войск в Сталинграде становится угрожающим, предложил командованию группы армий «Б» принять решение об отводе их на линию по Дону и Чиру. Фон Вейхс согласился с доводами командарма 6-й. Но Гитлер отверг эти предложения и подтвердил свой приказ: «При всех обстоятельствах удерживать фронт на Волге!»
Ночью 21 ноября » журнале ОКВ было зафиксировало: «Русский прорыв фронта 3-й румынской армии между Клетской и Серафимовичем значительно углубился... Южнее Сталинграда и в калмыцких степях русские также перешли в наступление крупными силами против восточного фланга 4-й танковой армии и 4-й румынской армии».
Предвосхищая развитие событий, уже 22 ноября Паулюс доложил в штаб группы армий «Б»: «Армия окружена... Запасы горючего скоро кончатся, танки и тяжелое оружие в этом случае будут неподвижны. Положение с боеприпасами критическое. Продовольствия хватит на шесть дней. Прошу предоставить свободу действий на случай, если не удастся создать круговую оборону. Возможно, придется оставить Сталинград, чтобы обрушить удары на противника всеми силами на южном участке фронта и соединиться с 4-й танковой армией».
Панические настроения в Бергхофе нарастали. Туда был вызван Шпеер. Гитлер потребовал разработать отдельную программу выпуска танков. К маю следующего года вермахт должен получить девяносто танков Порше типа «Тигр-VI». Необходимо усилить танковую броню до двухсот миллиметров. Выпустить «Таранящий тигр», способный пробивать дома. Повысить эффективность противотанковых орудий.
К исходу 23 ноября, когда окружение 6-й и 4-й танковой армий уже состоялось, а 3-я румынская армия оказалась разгромленной,
командующий группой армий «Б» направил в «Вольфшанце» телеграмму: «Несмотря на всю тяжесть ответственности, которую я испытываю, принимая это решение, я должен доложить, что считаю необходимым поддержать предложение генерала Паулюса об отводе 6-й армии».
Вслед за телеграммой Вейхса отчаянную радиограмму в адрес Гитлера направил командарм 6-й: «Мой фюрер! Со времени получения вашей радиограммы от 22 ноября положение резко изменилось. Замкнуть кольцо окружения на западном участке фронта противнику еще не удалось. Боеприпасы и горючее кончаются. Армия окажется в ближайшее время на краю гибели, если не удастся, сосредоточие все силы, нанести поражение войскам противника, наступающим с юга и с запада».
Телеграммы Вейхса и Паулюса породили в «Вольфшанце» крайне нервную обстановку. Они придали уверенности Цейтцлеру, ответственному за Восточный фронт. Он считал невозможной доставку по воздуху семисот тонн грузов, на которых настаивал Паулюс. Это мнение разделяли командующий 4-м воздушным флотом Рихтгофен и командир 8-го авиакорпуса Фибих.
Гитлер колебался. В ночь на 24 ноября он вроде бы согласился, что вариант Цейтцлера предпочтительнее для выхода из кризиса под Сталинградом. Начальник Генштаба ОКХ даже отослал Вейхсу телеграмму, что прорыв 6-й армии в принципе одобрен и, наверное, утром в Гумрак поступит официальный приказ ОКХ.
Утром 24 ноября Главком «люфтваффе» Геринг сообщил фюреру, что он организует снабжение по воздуху окруженной под Сталинградом группировки при условии удержания аэродромов для посадки самолетов. Кейтель и Йодль с воодушевлением ухватились за эту гарантию командования ВВС!
Обстановка в Главной Ставке приобретала все более критическую остроту. Каждый следующий день Сталинграда становился все нетерпимее. Тема обеспечения 6-й армии по воздуху и 26 ноября доминировала на совещании при анализе обстановки вокруг «котла». Начальник отдела Главного штаба ВВС Кристиан заявил, что авиация в лучшем случае сможет доставлять в «котел» не более ста пятидесяти тонн грузов ежедневно. Пятьсот тонн — это не реальная цифра.
«Пожарные меры», принимаемые Главной Ставкой по спасению окруженных войск, не приносили ожидаемых результатов. В спешном порядке формировалась новая группа армий «Дон» в главе с Манштейном. 24 ноября его поезд прибыл из Витебска Новочеркасск, и он тотчас направил обнадеживающую радиограмму Паулюсу в «котел».
Дал знать о себе Манштейн и в Главную Ставку. Цейтцлер  изложил суть его соображений, но не высказал своего мнения. Фюрер остается спокойным, но все отвергает: «У Манштейна хорошие оперативные идеи, но, учитывая общую обстановку, они представляют собой пустую теорию».
В конце совещания Цейтцлер просит предоставить, в случае необходимости, свободу действий 6-й армии. Фюрер резко отвергает это. Речь может идти только о деблокировании, для чего имеются главные силы 4-й танковой армии.
Тем временем кольцо окружения неумолимо сужалось. С 24 по 30 ноября площадь, занимаемая войсками 6-й армии, уменьшилась более чем в два раза. Внутренний обвод Донского и Сталинградского фронтов русских зажал окруженных на территории в полторы тысячи квадратных километров. Ее протяженность с запада на восток не превышала восьмидесяти километров, с севера на юг была вдвое меньше.
Напряжение в «Вольфшанце» стремительно нарастало. В полдень 26 ноября Цейтцлер доложил Гитлеру, что 18-я армия Гречко нанесла удар по позициям 17-й армии Руоффа на реке Пшиш, севернее Туапсе. Прорыв русских в район Краснодара, на Тихорецк и Ростов ставили в тяжелое положение 1-ю танковую армию фон Клейста на Грозненском направлении. К тому же 30 ноября войска Закавказского фронта Тюленева также перешли в наступление в районе Моздока.
Наступил декабрь. Все жестче становилась воздушная блокада 6-й армии, а на земле все дальше уходило внешнее кольцо окружения. Начальник Генштаба ОКХ искусно обходил при докладах будни блокированных войск, представляя достижением стойкость 9-й армии Моделя на ржевском выступе и упорство в обороне 1-й танковой Клейста у Моздока.
Цейтцлер, словно притчу, настойчиво повторял при докладах в «Вольфшанце», что на Восточном фронте все идет удовлетворительно. Утром 1 декабря он позвонил в Главную Ставку, чтобы доложить Гитлеру последние фронтовые новости, не внушающие опасений.
- Мой фюрер, — бодро начал Цейтцлер, — особо опасных прорывов на Восточном фронте не произошло. В группе армий «Б» все
идет удовлетворительно. В Великих Луках ситуация тоже сносная. Атаки русских у Сокольников носят местный характер. Отличились
12-я и 20-я танковые дивизии. Хотя морозы крепчают, но болота еще не замерзли. Это обстоятельство приходится учитывать, маневрируя войсками.
Гитлер резко прервал докладчика:
-Передайте мой приказ Клюге, Цейтцлер, что я запрещаю ему сдавать большевикам Великие Луки. Сокольники удерживать также
до последнего солдата!
— Мой фюрер, со всех сторон поступают сведения о том, что Черноморский флот противника снова активизируется на море - сразу по два их крейсера обнаружены у Анапы и вблизи крымского побережья.
— А что же наш флот, Цейтцлер? — не то спросил, не то возмутился этим сообщением Гитлер.— Почему же наши суда, охраняющие крымское побережье, не смогли до сих пор их обнаружить? Пусть Редер выяснит ситуацию с этими крейсерами и доложит мне о принятых контрмерах!
— Будет сделано, мой фюрер,— отчеканил Цейтцлер.— Теперь о южном фронтовом крыле. На участках 17-й и 1-й танковой армий боевые действия носят локальный характер. Здесь важно упрочить фронт, если Москва не предпримет в ближайшие дни прорыва на Ростов со стороны Кантемировки.
— Этого удара, о котором я предупреждал Генштаб ОКХ в октябре, Цейтцлер, ни при каких обстоятельствах допустить нельзя. Тогда вообще не придется ставить вопрос о деблокаде 6-й армии. Но я слабо верю в прочность 8-й итальянской армии Гарибольди, - в голосе Гитлера сквозило разочарование. — Как Советы обошлись с румынами, мы уже знаем.
— Сталинград, мой фюрер, без перемен, — Цейтцлер почувствовал облегчение, ибо Гитлер сам затронул «больную тему».— Жалко, что Геринг улетел в Италию. Его прогнозы по боепитанию войск Паулюса далеки от обещанного. Это все.
Как ни торопил Манштейн предстоящее наступление на Сталинград, по расчетам начальника штаба группы армий «Дон» Шульца, ни одна из группировок раньше, чем 9 декабря, выступить не могла, как бы ни складывались дела в «котле».
До аэродрома в Питомнике ежедневно добиралось не более трети «транспортников», а вес доставленных ими грузов ни разу не превышал даже ста тонн. О трехстах тоннах в сутки пока думать не приходилось. Положение в «котле» приобретало тем временем все более драматический характер. Стремительно сокращались запасы продовольствия, и над окруженной людской массой нависла реальная угроза голода. С 1 декабря дневной рацион хлеба составлял всего лишь двести граммов на передовой и сто граммов в штабах всех уровней и тыловых службах. Общую зависть вызывали артиллерийские и тыловые части, имеющие штатный конский состав. Здесь офицеры и солдаты могли позволить себе небольшой дополнительный «мясной паек».
9 декабря Манштейн сообщил в «Вольфшанце», что при хорошей погоде, даже при недостаточном количестве войск, он двинется на выручку 6-й армии 11 декабря и уже 17 декабря предполагает соединиться с войсками Паулюса.
После вечернего обсуждения обстановки в журнал боевых действий ОКВ была вписана ремарка: «Фюрер весьма уверен и хочет восстановить позиции на Дону. Его намерение состоит в том, чтобы сорвать первую фазу зимнего наступления русских и не позволь им достигнуть решающего успеха».
Донесение командующего группой армий «Дон» о переходе в наступление армейской группы «Гот» с Котельниковского плацдарма поступило в «Вольфшанце» одновременно с донесением фон Вейхса о «не сильных атаках» русских севернее Богучара, Медово и станицы Верхнечирской в полосе обороны 8-й итальянской армии Гарибольди.
Гитлер созвал оперативное совещание. Входящего в зал начальника Генштаба ОКХ он встретил вопросом:
— Произошло что-нибудь ужасное, Цейтцлер?
— Нет, мой фюрер,— ответил «генштабист». — Манштейн вышел на рубеж реки Аксай и захватил один из мостов.
— Я из-за этой истории не сплю по ночам еще чаще, чем после того, что случилось на юге,— мрачно выдавил Гитлер.— Невозможно понять, что там происходит.
— Нужно срочным образом что-то предпринять! — заявил Цейтцлер.— Если бы русские использовали положение, то уже ночью могла бы произойти катастрофа. Поступают все новые сведения о подготовке высадки русских в Крыму. Они намерены воспользоваться там исключительно скверной погодой.
— Это возможно, Цейтцлер,— кивнул Гитлер и тут же обратился к «главному оператору» ОКВ: — А наш флот, Йодль, способен провести десантную операцию, используя непогоду?
— Мой фюрер, в условиях снежных бурь высадка десанта невозможна,— твердо заявил Йодль.
— Русские это делают. Они, значит, способны преодолевать трудности,— повысил голос Гитлер.— А вот мы в снежную бурю высадиться не в состоянии.
Чтобы погасить неудовольствие Гитлера, Цейтцлер перешел к анализу обстановки на Кавказе. Он предложил спрямить фронт у Орджоникидзе, отвести 1-ю танковую армию с плацдарма у Терека и за счет этого высвободить либо 13-ю танковую дивизию, либо дивизию СС «Викинг». Но фюрер панически боялся всяких отходов и сразу выдвинул «неотразимые контрдоводы». Если отступить плацдарма у Орджоникидзе, то можно потерять всю технику. Это недопустимо.
Начальник Генштаба ОКХ вынужден был перейти к анализу обстановки на Сталинградском направлении:  ~~ утром мне звонил Манштейн. Противник начинает оказывать давление на 23-ю танковую дивизию. Это, наверное, сказываются вновь Подтянутые силы. Но вообще в течение сегодняшнего дня развернулись очень серьезные бои. Противник взял Рычковский. Это неприятно, так как тут проходила линия снабжения.
— От него до 6-й армии еще свыше восьмидесяти километров, - подытожил эту часть доклада Гитлер.
Далее продолжался поштучный подсчет танков сначала в 17-й, потом в 11-й танковых дивизиях, какую куда из них перебросить для прикрытия брешей и стоит ли делать это вообще.
О положении на фронте 8-й итальянской армии генерал Цейтцлер высказался дипломатично. Здесь, в общем, ничего нового. Имеют место атаки русских малыми силами. Возможно, что они вообще имеют целью лишь сковать силы союзников. Но там, где стоят итальянцы, никогда нельзя ручаться за благополучный исход дела. Противник может предпринять тактический удар малыми силами и все-таки добиться успеха.
Гитлер согласился с этим выводом Цейтцлера:
— Если учесть все опасные моменты, то по-прежнему в особенно угрожаемом положении находится участок, занимаемый итальянцами. Это наш самый слабый союзник. В то же время на некоторых участках здесь почти ничего нет в глубине. Южнее мы уж как-нибудь вклиним бригаду Шульте, чтобы удержаться хотя бы на этом участке. Это будет некоторым заслоном. Но если итальянцы отступят под натиском одной только пехоты русских, действующей без танков, если они отступят, несмотря на отличное, казалось бы, оснащение колоссальным количеством артиллерии, то придется и мне стать пессимистом. Кстати, как дела у дивизии «Коссерия»?
— Мой фюрер, это нормальная дивизия,— четко ответил генерал Иодль,— только недавно прибывшая на данный участок. Она еще не принимала участия в боях.
— А дивизия «Кунеевице»? — поставил вопрос Гитлер.
— Это — горная дивизия, мой фюрер,— так же четко ответил начальник штаба Оперативного руководства ОКВ.
— Есть еще три горных дивизии, мой фюрер,— вступил в разговор «оператор ОКХ» генерал Хойзингер.
— Это старые, давно сформированные дивизии, мой фюрер,— дополнил Хойзингера генерал Йодль.
— Существуют, мой фюрер, фашистские дивизии — «3 января» и «3 марта»,— дорисовал общую картину Цейтцлер.
Но Гитлер снова вернул дискуссию на «круги своя»:
— В целом я пришел к такому выводу, Цейтцлер. Ни при каких условиях нельзя уходить из Сталинграда. Снова нам его взять не удастся. Наша главная ошибка этого года заключалась в том, что мы наступали на Сухиничи.
Четырехчасовое совещание 12 декабря в «Вольфшанце» не приняло конкретных решений. В то же время тревоги за судьбу операций на реке Аксай и Среднем Дону нарастали.
Уже на второй день наступления Манштейн доложил в Главную Ставку, что, имея две танковые дивизии, он не сможет добиться решающего успеха, ибо при растянутых флангах не в состоянии обойтись имеющимися у него силами.
Слабость итальянцев вынуждала Верховное Командование вермахта опасаться за прочность их обороны на Среднем Дону. Так что в случае ее прорыва русскими уже не приходилось думать о спасении окруженной 6-й армии в районе Сталинграда. Назревали еще большие неприятности, как для войск группы армий «Дон», так и для группы армий «А».
Вечером 13 декабря Главком ОКХ впервые заявил о необходимости, принимая во внимание положение войск Манштейна, вывести 1 -ю танковую армию с Кавказа. Он понял, что катастрофа под Сталинградом могла повлечь за собой не меньшую катастрофу на Кавказском направлении.
Тем временем армейская группа «Гот» предприняла новый успешный бросок вперед. Она достигла реки Аксай, вышла на подступы к станице Верхнекумской. До «котла» оставалось всего сорок восемь километров!
В «котле» усиленно распространялись слухи, что вслед за танковыми дивизиями генерала Гота движутся бесконечные колонны с продовольствием, боеприпасами и горючим для нужд 6-й армии. Паулюс издал приказ о сосредоточении в исходных районах свободных грузовиков.
Тем временем в «котле» все беспощаднее заявлял о себе голод. Жидкий суп из конины, три чашки горячего овощного чая или солодового кофе и два ломтика хлеба в сутки — вот при каком рационе войскам пришлось защищать территорию и готовиться к прорыву из «котла».
Развитие обстановки на Сталинградском направлении быстро приобретало драматический характер. 18 декабря в журнале боевых действий ОКВ появилась исчерпывающая запись: «Большое русское наступление против 8-й итальянской армии началось вчера утром и привело к глубокому прорыву центра армии. Враг прорвался также на участке армейской группы «Холлидт». Фюрер приказывает отвести фронт на обоих участках на более короткую позицию, потому что здесь его принцип — безусловно удерживать переднюю линию — перед лицом бегущих итальянцев совершенно неприменим».
В ночь на 19 декабря командующий группой армий «Дон» прислал в Главную Ставку донесение, в котором признал, что «в связи с развитием событий в группе армий «Б», вследствие чего перерезаны пути подвоза новых сил, в его группировке создалось такое положение, что нельзя более рассчитывать на деблокаду 6-й армии в ближайшее время». Поэтому решающий прорыв 6-й армии в юго-западном направлении он считает «последней возможностью сохранить основную массу солдат и способные еще передвигаться подвижные части армии».
В то же время обстановка на Чирском участке фронта не позволяет Тормосинской группировке наступать на Калач — мост через Дон у станицы Нижнечирской удерживается противником. 6-й армии в ближайшее время предстоит перейти в наступление с целью прорыва ее войск к 57-му танковому корпусу на реке Мышкова...
К концу дня сражение на реке Мышкова армейской группы «Гот» с войсками Сталинградского фронта, усиленного 2-й гвардейской армией генерала Малиновского, достигло своего апогея. А 22 декабря все практически было уже кончено.
Паулюс верил, что иного выхода, кроме как идти на прорыв, у 6-й армии нет. Но приказ Главкома ОКХ исключал такую возможность. Нарушить его он не мог, ибо самостоятельные действия в сложившейся обстановке вели к распаду всего Восточного фронта. Поэтому следовало удерживать Сталинград во что бы то ни стало, до последней возможности.

 

2

Жуков поражался переменам, происшедшим с Верховным только за осенние месяцы сорок второго. В конце октября Сталин проявлял «придирчивую неспешность» в принятии решений, тогда как раньше сам нередко торопил командующих фронтами в нанесении неподготовленных контрударов. Чему он и теперь уделял повседневное внимание, так это Сталинграду, чтобы не был он сдан врагу
ни на один час.
В начале операции «Уран» ведущая роль отводилась Юго-Западному фронту. С плацдармов на правом берегу Дона, у Серафимовича и станицы Клетской, он наносил главный удар по позициям 3-й румынской армии. Прорвав ее оборону, танковые корпуса должны были наступать на юго-восток с целью выхода в район Калача. Этот маневр отрезал пути отхода на запад Сталинградской группировке
противника.
Начало операции намечалось на 9 ноября, но в связи с запаздыванием сосредоточения сил этот срок был перенесен на 19 ноября. Действия наземных войск поддерживались авиацией 2-й и 17-й воздушных армий Смирнова и Красовского.
Войска Донского фронта, одновременно с Юго-Западным, наносили два вспомогательных удара. Один силами 65-й армии от станицы Клетской на юго-восток с целью свертывания обороны 6-й армии на правом берегу Дона. Второй, силами 24-й армии, от станицы Качалинской по левобережью Дона на юг, с рассечением 6-й армии на два анклава.
Ударная группировка Сталинградского фронта переходила в наступление 20 ноября на участке от Ивановки до озера Барманцак. Её задача включала прорыв обороны 4-й танковой армии Гота выход в район Калача для соединения там с войсками Юго-Западного фронта.
Для проверки готовности фронтов к началу операции Жуков и Василевский организовали совещания с командным составом фронтов. 3 ноября совещание проводилось в штабе Юго-Западного фронта в Серафимовиче; 4 ноября — в штабе 21-й армии в станице Новоклетской при участии командного состава Донского фронта; 10 ноября — в штабе 57-й армии — с командным составом Сталинградского фронта.
Хотя в середине ноября бои в Сталинграде носили локальный характер, отличаясь особой агрессивностью вблизи заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь», положение 62-й армии продолжало оставаться тяжелым. Было ясно, что враг еще силен и обязательно попытается овладеть всем городом.
11 ноября Жуков телеграфировал Верховному:
«В течение двух дней работал у Еременко. Лично осмотрел позиции противника перед 51-й и 57-й армиями. Подробно проработал с командирами дивизий, корпусов и командармами предстоящие задачи по «Урану». Проверка показала, что подготовка к «Урану» лучше идет у Толбухина... Мною приказано провести боевую разведку и на основе добытых сведений уточнить план боя и решение командарма.
Попов работает неплохо и дело свое знает.
Две стрелковые дивизии, переданные Ставкой (87-я и 315-я) в адрес Еременко, еще не грузились, так как до сих пор не получили транспорта и конского состава.
Из мехбригад пока прибыла только одна.
Плохо идет дело со снабжением и с подвозом боеприпасов. В войсках снарядов для «Урана» очень мало.
К установленному сроку операция подготовлена не будет. Приказал готовить на 15.11. 42 г.
Необходимо немедленно подбросить Еременко сто тонн антифриза, без чего невозможно будет бросить мехчасти вперед; быстрее отправить 87-ю и 315-ю стрелковые дивизии; срочно доставить 51-й и 57-й армиям теплое обмундирование и боеприпасы с прибытием в войска не позднее 14. 11. 42».
12 ноября представители Ставки Жуков и Василевский вернулись в Москву. 13 ноября план операции «Уран» был доложен на заседании Политбюро ЦК и Ставки.
Вопросов по плану операции от членов Политбюро ЦК последовало не много. Первым вступил в дискуссию Калинин. Продолжая изучать карту, он спросил:
— Вот чувствуется, товарищ Жуков, большая уверенность в ваших словах об исходе Сталинградской операции. А каково же более точное соотношение сил там имеется? Я бы хотел услышать от вас об этом.
— По тем данным, которыми мы располагаем о противнике Михаил Иванович, - уверенно доложил Жуков, - на направлениях главных ударов Юго-Западного и Сталинградского фронтов достигнуто превосходство в силах: в людях - в три с половиной раза в артиллерии - в четыре с половиной раза. Что касается нашего ripeвосходства по танкам и авиации, то оно выглядит значительно скромнее.
— Вот теперь понятна ваша уверенность, товарищ Жуков -удовлетворился ответом Калинин.
Эстафету вопросов подхватил нарком Берия:
— А почему, товарищ Жуков, контрудар Сталинградского фронта сдвинут на целые сутки позже? Может, целесообразнее нанести одновременный удар силами Юго-Западного и Сталинградского фронтов?
— Этот вопрос, товарищ Берия, проанализирован нами и в Генштабе, и на месте,- возразил Жуков. Ударные группировки названных фронтов находятся на разном удалении от Калача. Юго-Западный в ста пятидесяти, а Сталинградский - в ста пяти километрах. Так что при равных темпах наступления войска Ватутина затратят на сутки больше времени для выхода в заданный район. Это и повлияло на выбор сроков.
— Мы также учитывали, товарищ Берия, - добавил Василевский, — что сопротивление противника наверняка окажется не одинаковым. Южнее Сталинграда мы ожидаем более слабое сопротивление.
Член Ставки Кузнецов, ни к кому конкретно не обращаясь, вставил реплику по существу:
— Сталинградскому фронту окажет посильную помощь Волжская военная флотилия. Особенно это будет ощутимо в начале контрнаступления войск Еременко.
Других вопросов по плану операции «Уран» не последовало. Но тут же возник «смежный вопрос». Жуков уже не раз обговаривал его с начальником Генштаба. Он сказал:
— С операцией «Уран», товарищ Сталин, напрямую связана и еще одна операция. Скорее всего, нам следует срочно подготовить и провести контрудар в районе Вязьмы, на коммуникациях группы армий «Центр».
Сталин остановился, повернулся к Василевскому:
— А что конкретно предлагает Генштаб?
— Как только в районе Сталинграда и на Кавказе наступит для противника тяжелое время, товарищ Сталин, противник начнет переброску резервов с других участков,— поддержал Жукова Василевский. — Поскольку группа армий «Центр» продолжает оставаться самой сильной, то скорее всего из района Вязьмы и будут сняты мобильные дивизии и брошены на выручку войск, блокированных в сталинградском «котле».
— Тут согласия мало, товарищ Василевский,— возразил Верховный.— Операцию в центре надо провести, это я понимаю, но ни один из вас не может сейчас уделить ей необходимое время, чтобы и ее привести к положительному итогу.
— Сталинградская операция уже подготовлена, товарищ Сталин, — не согласился Жуков. — Поэтому товарищ Василевский может взять на себя координацию участвующих в ней фронтов, а я мог бы заняться разработкой операции по разгрому Ржевской группировки врага.
Идея явно понравилась Верховному:
— Хорошо. Завтра вы оба вылетаете в Сталинград. Еще раз проверьте готовность войск к началу операции, а потом Ставка решит вопрос по Ржеву. Но от командующих фронтами надо сегодня же запросить их соображения по этому поводу, товарищ Василевский.
17 ноября Жуков был вызван в Ставку для разработки операции войск Калининского и Западного фронтов.
Поздней ночью, когда в блиндаже Чуйкова шло заседание Военного совета, из штаба Еременко сообщили, что скоро будет передан приказ командующего фронтом. Установившееся было молчание нарушил член Военного совета Гуров:
— Товарищи дорогие! Мы переходим в наступление! Начальник штаба Крылов уточнил:
— Не мы, Кузьма Акимович, не 62-я армия переходит в наступление... Другие армии фронта переходят.
Командарм 62-й легко разрешил это противоречие:
— Красная Армия переходит в наступление. Возбужденные, охваченные благостным нетерпением члены
Военного совета тут же перешли в соседний блиндаж узла связи, и вскоре Чуйков прямо с ленты стал вслух читать приказ командующего фронтом: «19 ноября переходят в наступление войска Юго-Западного и Донского фронтов, 20 ноября — Сталинградского Фронта».
Начало контрнаступления Красной Армии в районе Сталинграда «смазала» погода. Разразившийся ночью снегопад и сильный предутренний туман резко снизили эффективность артиллерийского огня и начисто исключили возможность использования бомбардировочной и штурмовой авиации.
Но ничто уже не могло остановить наступательный порыв наших войск. Когда в полдень 19 ноября 5-я танковая армия встретила упорное сопротивление врага и притормозила продвижение вперед, Романенко немедленно ввел в сражение 1-й и 26-й танковые корпуса. Они с ходу прорвали оборону врага на всю тактическую глубину, разгромили 5-й румынский армейский корпус и устремились в направлении Калача.
Исключительно успешно развертывалось наступление 21-й армии Чистякова. Ее ударный кулак, 4-й танковый корпус, разгромив 14-ю немецкую танковую и две румынских пехотных дивизии 3-й армии, в первый же день операции продвинулся вперед до тридцати пяти километров, выйдя на широкий оперативный простор.
Соединения 65-й и 24-й армий Донского фронта Рокоссовского нанесли вспомогательные удары по позициям противника с плацдарма восточнее станицы Клетской и в междуречье Дона и Волги.
В операции Сталинградского фронта ведущая роль отводилась 57-й и 51-й армиям Толбухина и Труфанова. После артиллерийской подготовки 20 ноября стрелковые дивизии прорвали оборону 4-й румынской армии в дефиле между озерами Сарпа, Цаца и Барманцак, создав условия для ввода в прорыв подвижных соединений. 13-й танковый корпус Танасчишина, действующий в полосе 57-й армии, наступал в направлении Наримана и к исходу дня продвинулся вперед до пятнадцати километров. 4-й мехкорпус Вольского наступал в полосе 51-й армии и 21 ноября овладел Тингутой и Зетами.
На исходных позициях оставалась 62-я армия Чуйкова. Но... 20 и 21 ноября войска 51-го армейского корпуса Зейдлица продолжали атаковать позиции группы Горохова у Спартановки, «остров Людникова» и передний край 95-й стрелковой дивизии Горишного у завода «Баррикады». 21 ноября командующий Сталинградским фронтом названивал командарму 62-й с запросом — нет ли признаков отхода противника из Сталинграда, не снимает ли он с передовой свои части?
Хотя операция «Уран» развивалась успешно, 22 ноября сложилась острая ситуация на стыке 5-й танковой и 21-й армий южнее Распопинской. возникла опасность прорыва 4-го и 5-го румынских корпусов в направлении Калача, на соединение со Сталинградской группировкой Паулюса.
Овладев на рассвете 22 ноября мостом через Дон северо-западнее Калача, войска 4-го танкового корпуса Кравченко продвинулись в междуречье Дона и Карповки. Навстречу им, освободив Советский, наступал 4-й мехкорпус Вольского. Во второй половине дня 23 ноября их передовые бригады, 45-я танковая бригада Жидков и 36-я мотобригада Родионова, встретились в степи между Калачом и Советским. Окружение сталинградской группировки врага завершилось!
В конце дня 23 ноября в адрес командующего Донским фронтом поступила телеграмма Верховного:
«Товарищу Донцову.
Копия: товарищу Михайлову.
По докладу Михайлова, 3-я мотодивизия и 16-я танковая дивизия немцев сняты с вашего фронта, и теперь они дерутся против 21-й армии. Это обстоятельство создает благоприятную обстановку для того, чтобы все армии вашего фронта перешли к активным действиям. Галанин действует вяло. Дайте ему указание, чтобы не позже 24 ноября Вертячий был взят. Дайте также указание Жадову, чтобы он перешел к активным действиям и приковал к себе силы противника. Подтолкните Батова, который мог бы действовать более напористо».
Вечером 23 ноября начальник Генштаба Василевский, переговорив с командующими Донским и Сталинградским фронтами и наметив план дальнейших действий, доложил Верховному свои новые предложения:
— Окружение вражеской группировки в районе Сталинграда состоялось, товарищ Сталин, но нашим войскам еще не удалось создать сплошной внешний фронт.
— Но, товарищ Василевский, у немца тоже нет сплошной линии обороны, — возразил Верховный.
— Верно, товарищ Сталин,— согласился Василевский.— На участке Лихая — Ростов вообще образовалась огромная брешь.
— Что предлагает Генштаб?
— Важнейшей задачей войск Донского и Сталинградского фронтов, товарищ Сталин, является быстрейшая ликвидация окруженной вражеской группировки. Для решения этой задачи нужно надежно изолировать ее от подхода неприятельских войск, быстро создать прочный внешний фронт и иметь за ним достаточные резервы из подвижных соединений.
— Ваши предложения, товарищ Василевский, одобряются. Поторопите Рокоссовского. Три часа назад я направил ему и вам телеграмму, чтобы вы действовали более решительно.
— Мною уже отдана директива командующему Донским фронтом, товарищ Сталин, о переходе в наступление 66-й армии Жадова,— доложил Василевский.
Время шло, а результаты действий против окруженной группировки не радовали Ставку. 21-я армия Чистякова продолжала тяжелые бои восточное Дона, у Голубинского и Каменского. Севернее, перед Вертячим и Песзоваткой, остановилась 65-я армия Батова. Мало продвинулась вперед 24-я армия Галанина. 66-ю армию Жадова противник остановил на рубеже бывшего нашего среднего укрепленного обвода.
Одной из главных причин, замедливших ликвидацию окруженной группировки, явилось то, что в исходных сведениях о противнике был допущен серьезный просчет. Согласно разведданным фронтов, численность войск Паулюса определялась в восемьдесят пять — девяносто тысяч человек. Фактически же она оказалась в три с лишним раза больше.
Напряженные бои показали, что наличных сил семи поредевших армий для выполнения поставленной задачи по ликвидации блокированной группировки не хватает. Требуется тщательная под. готовка новой операции с детальной отработкой взаимодействия фронтов. Еще лучшим решением представлялась командующему Донским фронтом Рокоссовскому передача руководства всей операцией в руки командования одного из фронтов — Донского или Сталинградского.
Все внимание командования Юго-Западным фронтом сосредоточивалось на обеспечении внешнего фронта окружения вражеской группировки западнее Волги, тогда как войска Сталинградского фронта Еременко действовали и на внутреннем, и на внешнем его обводах.
26 ноября представитель Ставки Василевский получил указание Верховного полностью сосредоточиться на быстрейшей ликвидации 6-й и 4-й танковой армий в районе Сталинграда. Это позволяло высвободить занятые в операции войска и перенацелить их на разгром южной группировки врага, действующей на Кавказском направлении.
Наряду с осуществлением грандиозной наступательной операции в районе Сталинграда, Ставкой, начиная с первых чисел ноября, прорабатывались еще две операции — по деблокаде Ленинграда и по ликвидации ржевского выступа в центре советско-германского фронта. Обе они, по мнению Верховного Главнокомандующего, являлись неотложными.
Жуков был предельно ответствен. Продолжая разработку операции войск Калининского и Западного фронтов по ликвидации ржевского выступа, он тем не менее настоял на проведении частной наступательной операции у Великих Лук, как только советскому командованию стало известно об убытии с этого участка соединений 11-й армии Манштейна.
Ночью 28 ноября представителю Ставки в штаб Калининского фронта позвонил Сталин:
— Товарищ Жуков, как идут у вас дела?
— Часть своей основной задачи в операции Калининский фронт уже выполнил,— доложил Жуков.— Я имею в виду окружение противника в районе Ширипина.
— Раз окружены две немецкие дивизии, товарищ Жуков, то пусть Галицкий предъявит им ультиматум о капитуляции,— сказал Верховный.— Не сложат оружия, но хоть знать будут, что они окружены и обречены.
— Нет, товарищ Сталин, с ультиматумом один-два дня надо повременить,— возразил Жуков.— 3-й ударной армии необходимо
уплотнить внутреннее кольцо окружения у Ширипина, окружить Великие Луки.
— А как действует 5-й гвардейский корпус Белобородова? Когда он пробьется к Новосокольникам?
— Скорее всего, это сделает 2-й мехкорпус, товарищ Сталин,— уточнил Жуков.— А 5-й гвардейский блокирует группировку противника в районе Ширипина.
— Понятно, товарищ Жуков,— сказал Сталин и перешел к вопросу, ради которого и позвонил: — Вы знакомы с обстановкой в районе Сталинграда?
— Да, знаком,— ответил Жуков.
— У нас туго идут дела по ликвидации окруженной группировки,— продолжил прежнюю мысль Верховный.— Я хочу услышать ваше мнение по этому поводу.
2 декабря Ставка рассмотрела план операции «Сатурн». Ее замысел заключался в нанесении двух ударов в общем направлении на Миллерово, Каменск-Шахтинский: первого — силами 6-й армии Воронежского и 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронтов с плацдарма у Верхнего Мамона; второго — войсками 3-й гвардейской армии Юго-Западного фронта от станицы Боковской. На первом этапе операции предусматривалось разгромить 8-ю итальянскую армию, на втором — развить наступление на Миллерово и Ростов.
Наряду с подготовкой операции «Сатурн» Ставка настойчиво добивалась от командующих Донским и Сталинградским фронтами быстрейшей ликвидации блокированной вблизи Волги группировки. Но все усилия наших войск в этом направлении оказались тщетными.
После безуспешных попыток в конце ноября расчленить блокированную группировку командующий Донским фронтом Рокоссовский при каждом следующем докладе Верховному предлагал прекратить бесплодные атаки, перегруппировать силы, уточнить план операции. 4 декабря эти предложения были частично приняты Ставкой.
Вечером 11 декабря Ставка утвердила план операции «Кольцо» с Учетом участия в ней, в полосе наступления войск Донского фронта» 2-й гвардейской армии Малиновского. Итоговый результат последовательно достигался в три этапа.
Утром 13 декабря Верховный позвонил в Заварыгин представителю Ставки Василевскому и сообщил, что решением ГКО 2-я гвардейская армия Малиновского переводится из состава Донского в Сталинградский фронт и немедленно перебрасывается на юг. В создавшейся обстановке это решение являлось наиболее правильным и целесообразным.
А вечером того же дня последовало еще одно важное решение Ставки об изменении направления главного удара Воронежского и Юго-3ападного фронтов.
Согласно плану операции «Сатурн», главный удар намечалось нанести прямо на юг, через Миллерово на Ростов, в тыл всей группировке противника на южном крыле советско-германского фронта. Начнись операция в соответствии с планом 10 декабря, этот вариант «Сатурна» вполне мог бы остаться жизнеспособным. Но по инициативе командующих Воронежским и Юго-Западным фронтами Голикова и Ватутина, поддержанной представителем Ставки Вороновым, ее начало было перенесено на 16 декабря. За неделю противник успел пополнить свои войска резервами, усилить группу армий «Дон» фельдмаршала Манштейна на решающих направлениях — Тормосинском и Котельниковском.
В новой обстановке главный удар войска Юго-Западного фронта наносили на юго-восток в направлении Тацинской и Морозовска. Ставилась задача — взять в клещи Боковско-Морозовскую группировку противника и одновременным ударом 1-й гвардейской армии Кузнецова из района Богучара, а также 3-й гвардейской и 5-й танковой армий Лелюшенко и Романенко от станиц Боковской и Обливской ликвидировать ее. Эта операция получила наименование «Малый Сатурн».
Попытки командующего Сталинградским фронтом Еременко остановить продвижение армейской группы «Гот» путем ввода в сражение у Верхнекумского 13-го танкового корпуса окончились безуспешно. В момент крайнего обострения обстановки на Котельниковском направлении им было принято единственно верное решение — без промедления бросить в наступление на станицу Нижнечирскую сосредоточившуюся на исходных позициях 5-ю ударную армию Попова.
Прорвав оборону наспех собранных частей противника, стрелковые соединения, поддержанные 7-м танковым корпусом Ротмистрова, овладели плацдармом у Рычковского и к исходу 14 декабря ворвались в станицу Нижнечирскую. Теперь правый фланг 51-й армии Труфанова был надежно обеспечен.
15 декабря 4-й мехкорпус Вольского вместе с 87-й стрелковой дивизией выбил противника из Верхнекумского и приостановил его продвижение на Сталинград. До южного обвода «котла» армейской группе «Гот» оставалось пройти чуть больше пятидесяти километров.
Тем временем пешим маршем к реке Мышкова перебрасывалась 2-я гвардейская армия Малиновского. Несмотря на сильные морозы, ее части совершали переходы до пятидесяти километров в сутки. 18 декабря две стрелковые дивизии и 2-й гвардейский мехкорпус, оставив позади двести километров, заняли позиции по реке Мышкова и у совхоза «Крепь».
Ставка оперативно решала назревшие вопросы. 19 декабря она передала 6-ю армию Воронежского фронта в состав Юго-Западного фронта и приказала Ватутину резко повысить темпы наступления, особенно танковых корпусов.
Выполняя директивы Ставки, командующий Юго-Западным фронтом отдал приказ командирам подвижных соединений увеличить темпы наступления. Ударные танковые корпуса, при поддержке 17-й воздушной армии Красовского, устремились в направлении Кантемировки, Кашаров и Первомайского. Их неожиданные удары по коммуникациям 8-й итальянской армии и оперативной группы «Холлидт», по существу, парализовали возможное сопротивление врага.
Утром 19 декабря представителю Ставки на Воронежском и Юго-Западном фронтах Воронову позвонил Верховный. Сталин поздоровался и тут же спросил:
— Какова обстановка на фронте, товарищ Воронов? Начальник артиллерии четко ответил:
— Войска Юго-Западного фронта продолжают успешное наступление на Морозовск. Противник в ответ усиливает штурмовые и бомбовые удары по передовым танковым корпусам. Авиации для их прикрытия у нас не хватает, поэтому усиливаем их зенитное прикрытие.
Сталин, не колеблясь, возразил:
— Есть только один способ уберечь наши подвижные соединения от чрезмерных потерь, товарищ Воронов, это поднять темпы их наступления.
После непродолжительной паузы Верховный несколько сместил акцент в разговоре:
— А вы не считаете возможным, товарищ Воронов, закончить свою работу на Юго-Западном направлении? Вы не станете возражать, если Ставка переместит вас в район Сталинграда и поручит координацию действий Донского и Сталинградского фронтов?
— Но ведь эту работу выполняет на Донском и Сталинградском фронтах товарищ Василевский?
— Чувствуется, что вам не хочется уезжать от товарища Ватутина, — в голосе Верховного зазвучали жесткие нотки. — Как и некоторые другие военачальники, вы, товарищ Воронов, видимо, недооцениваете важность быстрейшей ликвидации окруженной группировки.
Тут разговор прервался, но вечером Воронов получил директиву: «Товарищу Воронову, как представителю Ставки, представить не позднее 21 декабря план прорыва обороны войск противника, окруженных под Сталинградом, и ликвидации их в течение пяти-шести дней».
Прибыв в полдень 20 декабря в штаб Донского фронта, начальник артиллерии вместе с Рокоссовским тотчас приступил к разработке нового плана «Кольцо», в отсутствие войск 2-й гвардейской армии Малиновского и других подкреплений, исключая артиллерийские.
Утром 22 декабря, чтобы сковать возможные действия Тормосинской группировки фон Манштейна в направлении «котла», перешла в наступление от станицы Нижнечирской 5-я танковая армия Романенко.
Командующий группой армий «Дон» отдал приказ своим войскам о переходе к обороне. Эпопея ее усилий по деблокаде 6-й армии завершилась полным провалом. Теперь судьба блокированного в «котле» войска Паулюса находилась в его собственных руках.