КРЫМСКОЕ ХАНСТВО В РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ 1710-11 ГОДА

Смотрите Хронологию русско-турецкой войны 1710-1713

О.Г. Санин
Историко-публицистический альманах "Москва-Крым" №2, Москва 2000

Начало XVIII в. явилось чрезвычайно важным временем в истории русско-крымских отношений, когда закончился долгий период почти непрерывного противостояния и оба народа начали постепенно переходить к практике мирного сотрудничества. Разумеется, такая трансформация не могла пройти быстро и безболезненно. Нестабильное внутреннее положение ханства, невысокий уровень его экономического, социального и культурного развития, слабость оседлого ремесла, преобладание экстенсивного кочевого скотоводства - все это обусловило огромную роль набегов на земли Украины и России в политической и экономической жизни ханства.

Агрессивность татарских набегов в немалой степени определялась и политикой Турции в отношении Крыма. Как справедливо заметил выдающийся русский специалист по истории Крыма В.Д. Смирнов, для Турции Крым "представлял собой источник сильной кавалерии, облегчавшей любую войну и походы, ретивых в этом деле чествовали и ценили". При этом он считал, что "если бы турки не толкали их (татар. - О.С.) к войнам, то в Крыму скорее бы развивались обрабатывающее начало и торговля". Но турки в Крыму видели только одну кавалерию, всякую минуту готовую идти куда угодно в набег, в результате чего было "уничтожено стремление к мирной трудовой жизни, а татары были приучены жить за счет добычи от набегов".[1]

В начале XVIII в. Крым оказывается в довольно двусмысленном положении. Международные порядки, установившиеся после Константинопольского договора 1700 г., запрещали татарам совершать набеги на земли России и Украины. Султанский диван, заинтересованный в сохранении мира, был вынужден ограничивать татарские вторжения в чужие государства, что вызывало серьезные возражения в Крыму, выразившиеся в ходе мятежа Девлет-Гирея II в 1702 - 1703 гг. [2]

Другим фактором, не способствовавшим улучшению русско-крымских отношений, был вопрос о выплате Москвой ежегодных "поминок" хану. На протяжении всего XVII в. в Крыму их расценивали исключительно как форму зависимости в виде дани, но по условиям Константинопольского мира 1700 г. ежегодная "дача" хану окончательно и бесповоротно отменялась[3]. Тем не менее, в начале XVIII в. Крым продолжал настаивать на регулярной выплате дани.

Таким образом, несмотря на мир, в русско-крымских отношениях начала XVIII в. сохранялись искры напряженности, которые не могли не разгореться в новый военный конфликт, тем более что в тот период ханство еще представляло из себя немалую военную силу. Не случайно Карл XII весной 1709 г., накануне Полтавы, неоднократно обращался к Девлет-Гирею с предложением военно-политического союза. Только благодаря позиции Турции, не имевшей серьезного намерения воевать с Россией, и денежным ручьям, наполнявшим бездонные карманы турецких чиновников, Крым сохранил нейтралитет во время Полтавской битвы[4].

Победа Петра I под Полтавой привела к коренному изменению во всей внешнеполитической ситуации в Восточной Европе. Позиции России несоизмеримо укрепились, что вызывало серьезные опасения в Крыму. Начинают распространяться слухи о планах по созданию на обломках Османской империи т.н. "Ориентального цесарства" под скипетром российского царя. Слухи эти не подтвердились, но тем не менее они свидетельствуют о растущих опасениях Турции и Крыма, что следующий удар России будет направлен именно против них[5].

Карл XII

Петр Великий

Ахмед III. Османская миниатюра 1720 г.

Оказавшись после Полтавы на территории Турции, в Бендерах, Карл XII наладил тесный контакт со Стамбулом и Бахчисараем. Если турецкая администрация Ахмеда III проявляла серьезные колебания в вопросе о войне, то Девлет-Гирей II был готов броситься в любую авантюру. Не дожидаясь начала войны, он в мае 1710 г. заключил военный союз с находившимся при Карле XII преемником Мазепы Филиппом Орликом и запорожцами. Условия договора были следующие: 1) хан обязался быть союзником запорожцев, но при этом не брать их в свою протекцию и подчинение; 2) Девлет-Гирей давал обещание добиться освобождения Украины от московского владычества, при этом он не имел права брать пленных и разорять православные церкви; 3) хан обещал всеми силами способствовать отделению Левобережной Украины от Москвы и ее воссоединению с Правобережной в единое независимое государство[6]. Как мы видим, этот договор во многом напоминал знаменитое соглашение Богдана Хмельницкого и хана Ислам-Гирея, заключенное в 1648 г. перед началом Освободительной войны. Но в дальнейшем, в 1711-1713 гг., в ходе русско-турецких переговоров турки и Крым трактовали этот договор исключительно как соглашение о территориальном подчинении и настаивали на переходе Украины в турецко-татарское подданство[7].

Начиная с лета 1710 г. русско-турецкие отношения резко ухудшаются. Сказались непрерывные внушения Девлет-Гирея о "русской опасности" для Крыма, подкрепленные появившимися в Европе слухами об "Ориентальном цесарстве". Немалую роль сыграли и взятки для турецких чиновников, переданные личными представителями Карла XII в Стамбуле Нейгебауэром и Понятовским[8].

В сентябре 1710 г. Девлет-Гирей прибыл в Стамбул. На заседании дивана хан запугивал султана тем, что будто бы русский царь, значительно усилившийся благодаря победе над шведами, выдвигает претензии на Османские земли, что русские войска укрепляются в районе Каменец-Подольска. По мнению английского посла в Стамбуле Роберта Саттона, в принятии окончательного решения о начале войны определяющую роль сыграла именно агитация Девлет-Гирея. Как писал Саттон, "война с Россией целиком является делом татарского хана" [9]. В результате 9 ноября 1710 г. был оглашен султанский фирман (указ) о начале войны с Россией. Русский посол в Стамбуле П.А. Толстой был посажен в Семибашенный замок[10].

Разработанный русским дипломатическим и торговым агентом Саввой Рагузинским стратегический план военных действий включал в себя операции на широком фронте от Балкан до Кубани. Он исходил из господствовавшей после Полтавы в российских дипломатических и военных кругах переоценки собственных сил и явной недооценки сил Турции, а особенно Крыма. Борьбе против Крымского ханства отводилась явно второстепенная роль (впервые в истории русско-турецких конфликтов). Для проведения отвлекающих действий против татар планировалось выделить не более 20 тыс. казаков под командованием гетмана Украины И.С. Скоропадского и генерала Д.И. Бутурлина. На подвластную Крыму Кубань предполагалось отправить около 7 тыс. солдат казанского губернатора П.М. Апраксина[11].

Однако уже первые события 1711 г. показали пагубность такой недооценки. Возвращаясь в декабре 1710 г. из Стамбула в Крым, Девлет-Гирей в Бендерах встретился с Карлом XII и Орликом. Было решено нанести удар одновременно по Правобережной и Левобережной Украине. 20 декабря 1710 г. хан отбыл в Крым. Вместе с ним отправился обер-лейтенант Карла XII Свен Лагерберг[12]. Совместными усилиями в Крыму была разработана стратегия военных действий. В соответствии с ней на Правобережной Украине должны были появиться войска ханского сына калги* Мехмед-Гирея вместе с орликовцами и поляками И. Потоцкого. В их задачу входило разорение всей местности вплоть до Киева. На левом берегу Днепра должен был появиться сам хан, вместе с нуреддином Бахти-Гиреем и запорожцами. Замышлялось разорить всю Слободскую Украину и Воронежские судостроительные верфи[13].

6-12 января 1711 г. татарские орды перешли Перекоп. К Киеву направились Мехмед-Гирей с 40 тыс. татар в сопровождении 7-8 тыс. орликовцев и запорожцев, 3-5 тыс. поляков, 400 янычар и 700 шведов полковника Цюлиха. Имеются отдельные сведения о том, что численность татар и их союзников достигала 90 тыс. человек. Если учесть, что около 30-40 тыс. татар действовало на Левобережье Днепра под командованием хана, то вряд ли их было больше там, где командовал ханский сын. Общие военные ресурсы ханства в 80-90 тыс. человек позволяли выделить не более 40 тыс. для ведения боевых действий на Правобережье[14].

Русским войскам (8 полков генерал-майоров Волконского и Видмана) не удалось как следует прикрыть Украину. Находившиеся на Левобережье отряды генерал-майора Ф.Ф. Шидловского были парализованы нападением татар и запорожцев на русские крепости по реке Самаре и на Изюмской черте[15]. В течение первой половины февраля 1711 г. татары легко овладели Брацланом, Богуславом, Немировом, немногочисленные гарнизоны которых не оказали практически никакого сопротивления[16]. Посланный гетманом И.С. Скоропадским компанейский полк есаула Бутовича был разбит при Лисянке, а сам Бутович едва спасся[17].

9 марта Орлик и Мехмед-Гирей обратились с призывом к украинскому народу бороться против "московской неволи". Мехмед-Гирей заявил, что крымцы идут на помощь "всем стонущим под игом неволи" короля Августа и царя[18]. Татарам был отдан приказ "черкесам разорения не чинить, и в полон их не имать, и не рубить" [19].

Манифесты Орлика и Мехмед-Гирея первое время привлекли на их сторону часть казачества. В письме к хану Орлик сообщал, что за две недели его войско возросло до 40 тыс. человек[20].

Однако успехи татар и орликовцев на Правобережье были временными. Между украинцами, поляками и татарами начались серьезные разногласия. Филипп Орлик и запорожцы призывали к борьбе за независимость Украины, поляки И. Потоцкого были за ее присоединение к Польше, татары же были заинтересованы в переходе Украины под крымско-турецкий протекторат, а также в грабеже и угоне человеческого "ясыря" [21].

Внутренние противоречия проявились на военном совете в имении Потоцкого Немирове 12 февраля 1711 г. На нем коронный гетман И. Потоцкий настаивал на скорейшем движении в Польшу, против Августа II. Тем не менее возобладала точка зрения Мехмед-Гирея и Орлика, согласно которой было решено взять Белую Церковь, затем идти к Фастову, где "дожидаться турок для совместного похода на Киев" [22].

25-26 марта свыше 30 тыс. татар и запорожцев подошли к Белой Церкви. Русский гарнизон крепости состоял из 500 солдат бригадира Аненкова и нескольких сотен казаков полковника А. Танского. 25 марта первая атака крепости была отбита. В ночь на 26-е татары и орликовцы напали повторно и смогли захватить предместье Белой Церкви. Но большего добиться им не удалось. Пушечный огонь гарнизона наносил сильные потери нападавшим. В 4-м часу ночи гарнизон совершил удачную вылазку, солдаты захватили неприятельские шанцы и "гранатами и оружием побили множество неприятелей и взяли несколько знамен". 26 марта утром неприятель предпринял еще одну атаку, снова вошел в Нижний город и установил там пушки. Аненков послал против них две роты солдат и гренадер вместе с казаками. Вылазка была удачной: ружейный огонь и гранаты наносили ощутимые потери осаждавшим. Потеряв свыше 1 тыс. убитыми, Мехмед-Гирей и Орлик отошли к Фастову. Атаки Черкасс, Канева и Чигирина также ни к чему не привели[23].

Нападение 1711 г. принесло огромные беды Украине. После поражения под Белой Церковью отряды крымцев, вопреки заявлениям хана, стали охотиться за пленными. Более 10 тыс. человек было угнано в плен. Орлик, возмущенный таким поведением союзников, обрушился с протестами и жалобами на имя Карла XII[24]. Посылая такие письма, он просил шведского короля принять к сердцу просьбы несчастной Украины и ходатайствовать перед султаном о возмездии татарам за нанесенные ими бедствия и об освобождении угнанного из Украины "ясыря". Карл XII исполнил эту просьбу, и 31 июля 1711 г. последовал султанский указ бендерскому Юсуф-паше собрать и передать Орлику всех найденных пленных[25].

Неудача под Белой Церковью, а также появление на Правобережной Украине 9 драгунских и 2 пехотных полков Д.М. Голицына вместе с казаками заставили Орлика и Мехмед-Гирея отступить. 15 апреля 1711 г. возле Богуслава Д.М. Голицын настиг часть татар и отбил свыше 7 тыс. захваченного "ясыря". В конце апреля Мехмед-Гирей и Орлик вернулись в Бендеры[26].

Не менее значительные события разворачивались на Левобережье, где действовал сам Девлет-Гирей с 40 тыс. татар и 2 тыс. запорожцев, которых консультировали 40 шведских офицеров. С Кубани должны были подойти отряды нуреддина Бахти-Гирея.

Надо сказать, что Левобережная Украина была укреплена значительно лучше, чем Правобережная. В районах Харькова и Лубен стояли войска бригадира Осипова и корпус генерал-майора Ф.Ф. Шидловского (10 934 человек), под Воронежем - корпус Ф.М. Апраксина и 5 тыс. донских казаков. Кроме того, эти силы опирались на уже сложившуюся и хорошо себя зарекомендовавшую систему обороны, основанную на Белгородской и Изюмской оборонительных чертах[27].

В середине февраля 1711 г. татары и запорожцы захватили Новосергиевскую крепость (в верховьях реки Самары), население которой, в основном бывшие запорожцы, сдалось без боя. Далее Девлет-Гирей бросился в направлении Харькова и Изюма. Бригадир Осипов доносил, что сил для обороны линии у него явно недостаточно, "только Изюмский и Гадяцкий полки, да и то неполные" [28]. Опасность прорыва линии заставила командующего русскими войсками на Украине Д.М. Голицына перебросить к Харькову 1,5 тыс. солдат из корпуса Шидловского, что позволило отбить нападение татар. 5 марта 1711 г. Шидловский и Осипов доносили Ф.М. Апраксину в Воронеж о том, что "хан с ордою и воры запорожцы из полку Харьковского повернулись в Крым". При отступлении Девлет-Гирей оставил в захваченной им Новосергиевской крепости 1,5 тыс. запорожцев и татар под общим командованием запорожского полковника Нестулея[29].

Тем не менее опасность нового появления татар и запорожцев на Левобережье сохранялась. 5 апреля гетману Скоропадскому было приказано собрать 20 тыс. казаков и соединиться в Переяславле с корпусом генерал-майора Д.И. Бутурлина для освобождения Новосергиевской и похода на Перекоп и в Крым. Однако сложная обстановка на Правобережье и опасность прорыва татар Мехмед-Гирея через Днепр заставили Бутурлина и Скоропадского задержаться в Переяславле. К Новосергиевской был послан отряд в 2,5 тыс. солдат и казаков под командованием Ф.Ф. Шидловского. После двухдневной осады крепость была освобождена[30]. Таким образом, действия татар и запорожцев на Левобережье весной 1711 г. оказались неудачными.

Но полностью обезопасить Левобережную Украину от нападений татар не удалось. Для ее защиты требовались немалые силы, что мешало успешной подготовке Прутского похода. В конце мая 1711 г. нуреддин Бахти-Гирей совершил нападение на Тор и Бахмут[31]. Атака была отбита, но тем не менее задержала планируемый поход Бутурлина и Скоропадского на Крым. Только 30 мая их войска в составе 7 пехотных и 1 драгунского полка (7178 человек), а также 20 тыс. казаков вышли из Переволочны. Движение войска было крайне затруднено громоздким обозом. 7 июня Бутурлин и Скоропадский прибыли в Новобогородицкую крепость. "Языки" сообщили им, что в верховьях Самары находится около 30 тыс. татар Бахти-Гирея. Оставив часть сил для охраны коммуникаций, Бутурлин медленно двинулся через Днепровские пороги. 2 июля он прибыл в Каменный Затон. Первоначально планировалось послать в Крым через Сиваш легкие казацкие отряды, но, как выяснилось, сделать этого было нельзя из-за нехватки легких судов[32].

7 июля Бутурлин получил сведения о выходе основных сил татар из Перекопа. Движение русского войска было остановлено. Вперед послали только 4 батальона капитана Постельникова, который сжег опустевшие курени Новой Запорожской Сечи и взял там 4 пушки[33]. Состояние войска было крайне тяжелое. Начался голод, пришлось есть только конину. Росло дезертирство как солдат, так и казаков[34]. Тем временем 15 тыс. татар Бахти-Гирея зашли в тыл Бутурлину и нависли над Слободской Украиной, Полтавским и Гадячским полками, Миргородом, Бахмутом и Тором. Удар они хотели нанести в районе Полтавы, куда не распространялась Изюмская черта. Голод, дезертирство и опасение быть отрезанными от тыловых баз заставили Бутурлина и Скоропадского 23-24 июля спешно, без приказа отступить[35]. Таким образом, поход на Крым провалился и никак не повлиял на ход боевых действий: отвлечь основные татарские силы от главного театра военных действий в Молдавии не удалось.

Более успешными были действия против кубанских татар. Еще 1 января 1711 г. было принято решение об организации похода на Кубань, который возглавил казанский губернатор П.М. Апраксин. 13 мая 3 пехотных и 3 драгунских полка (6286 человек) вышли из Казани. В Царицыне к ним присоединились саратовские и симбирские дети боярские, царицынские и астраханские городовые люди и яицкие казаки. Позднее подошло 20 тыс. калмыков тайши Аюки.

17 августа П.М. Апраксин вышел из Азова и двинулся на юг. 26 августа была разорена ставка нуреддина Бахти-Гирея - Копыл. В победной реляции П.М. Апраксин сообщил, что было побито 11 460 татар, а 21 тыс. - взята в плен. Неприятеля преследовали вдоль по течению Кубани на протяжении 100 верст, более 6 тыс. татар утонуло в реке. 6 сентября 1711 г. русские и калмыки разбили войско Бахти-Гирея из 7 тыс. татар и 4 тыс. казаков-некрасовцев. Был отбит русский полон в 2 тыс. человек. Однако поход завершить не удалось: известие о заключении Прутского мира заставило П.М. Апраксина вернуться в Азов[36].

Успех Кубанского похода не повлиял на общий неблагоприятный для России ход военных действий в Прутской кампании 1711 г. Надо сказать, что войска Девлет-Гирея практически не участвовали в ходе прямых боевых действий на Пруте, выполняя лишь вспомогательные функции: вести регулярные бои татарская конница была не в состоянии. Но тем не менее она блестяще справилась с задачей нападения на коммуникации армии Петра I и Б.П. Шереметева, практически прервав подвоз к ней продовольствия, фуража и боеприпасов.

Девлет-Гирей, прежде опасавшийся появления русских войск в Крыму, узнав о тяжелом положении армии Шереметева, вывел с полуострова почти все имевшиеся у него силы (30 тыс. всадников), соединился с отрядом своего сына Батыр-Гирея (10 тыс.), отрядами польского гетмана И. Потоцкого (3 тыс. жолнеров), с запорожцами (7 тыс.). С конца июня татары изнуряли русскую армию самой настоящей партизанской войной, которая, по оценке голштинского представителя при Карле XII Фабриса, наносила больший ущерб, чем регулярные сражения. Татары выжигали степь, разбивали мелкие русские отряды, ежедневно захватывали фуражиров, отгоняли волов и лошадей, отбивали возы с хлебом, дровами и питьевой водой. Несколько сотен телег отбили поляки полковника К. Урбановича и запорожцы.

На стороне крымцев сражались буджацкие татары под руководством калги Мехмед-Гирея, поначалу свернувшие свои кочевья и ушедшие в Крым. Связь русской армии с тыловыми продовольственными и оружейными базами в Полонном, Бродах, Киеве была прервана, малочисленные иррегулярные части (донские казаки, сербы и волохи) не могли обеспечить надежное прикрытие[37]. Катастрофическое положение русской армии на Пруте, оказавшейся 8 - 10 июля 1711 г. окруженной троекратно превосходящими турецкими и татарскими силами, заставило Петра I искать возможности для мирных переговоров.

П.П. Шафиров. Гравюра 1821 г.

В русском лагере опасались, что турецкая сторона выставит какие-либо совместные требования со шведами. Поэтому инструкция, данная посланному в турецкий лагерь П.П. Шафирову, включала в себя довольно серьезные уступки. В личном письме Петра I Шафирову говорилось: "Ставь с ними на все, что похотят, кроме шкляфства (рабства. - О.С.) [37].

Однако выдвинутые на встрече с Шафировым 11 июля турецкие требования были вполне приемлемы для русской стороны: передача Азова, уничтожение Таганрога и Каменного Затона, ликвидация Азовского флота, освобождение Польши от русских войск, невмешательство в дела казаков. Единственное условие, с которым Шафиров был категорически не согласен, заключалось в восстановлении ежегодных крымских "поминок" [39].

Ряд отечественных историков, в частности С.Ф. Орешкова и Т.К. Крылова, считают, что вопрос о "поминках" не стоял в ходе русско-турецких переговоров. При этом ссылаются на то, что ни о каких разговорах на эту тему в русских источниках того времени сведений нет и в экземпляре "Предварительных условий мира", хранящихся в РГАДА[40], такой пункт отсутствует. Возможно, что в письменном варианте турецких требований вопроса о крымской "даче" могло не быть, но он мог возникнуть в устной форме в виде пожелания или рекомендаций. В пользу того, что на Прутских переговорах этот вопрос рассматривался, говорит письмо П.П. Шафирова и М.Б. Шереметева из Стамбула от 16 октября 1711 г.: "Ежели, государь, придет до того, что нужда будет хана склонять, дабы не был противен, то принуждены будем искать ему некоторую дачу и просим на то указу, понеже при договоре о том нам говорили, и хотя я отбился тогда, чтоб того не писать в договор, а на словах принужден был обещать, что подарками его изволишь обсылать, ежели он (хан. - О.С.) будет мир содержать". [41] По-видимому, требование хана о "даче" турки могли включить лишь по традиции, да и то как первоначальное условие, от которого можно было в любой момент отказаться ради главных пунктов относительно Азова и Польши. Добившись их выполнения, турки не собирались активно поддерживать интересы хана на переговорах.

Шафиров был связан по рукам и ногам катастрофическим положением русской армии. Пришлось, хотя и "не на письме", но устно согласиться на возобновление выплаты ежегодной дани в Крым, причем величина ее не оговаривалась. Лишь благодаря ссоре хана с турецким визирем Балтаджи-пашой этот "самый бедственный пункт" не был записан в текст договора. Известно, что на визирском совете 10 июля, решившем принять русское предложение о переговорах, хан был категорически против мира, но с его мнением турки не посчитались. Отношения Девлет-Гирея с турецким командованием были очень натянутыми. В этих условиях вполне возможно, что позиция хана не была принята во внимание. Фактически Прутский договор был заключен без учета интересов Крыма[42].

Во время переговоров с великим визирем, выслушав турецкие предложения, Шафиров заявил, что "на таких кондициях господин фельдмаршал (Б.П. Шереметев. - О.С.) мир отнюдь не учинит". Но, как сообщает Шафиров, "по многим спорам визирский совет те кондиции склонился отставить" [43].

Единственные положения договора, в той или иной степени отвечавшие требованиям Крыма, заключались в запрете русскому царю вмешиваться во внутриукраинские дела и в обязанности ликвидировать русские крепости, построенные на спорном степном пограничье (Каменный Затон и Новобогородицк) [44]. Заключение мира между Россией и Турцией было в целом враждебно воспринято ханом и Карлом XII, так как ни тот, ни другой не достигли своих первоначальных целей. Негативную оценку Девлет-Гиреем Прутского мира нельзя объяснить лишь тем, что "мирные отношения с Россией закрывали перед татарскими ордами возможность делать набеги на пограничные области" [45]. (Набеги неоднократно совершались и в мирное время в нарушение договоров.)

Нельзя не учитывать и целый ряд других причин. Во-первых, хан был крайне неудовлетворен тем, что турки не поддержали его интересы в вопросе о "поминках". Во-вторых, Девлет-Гирей серьезно опасался русского военного и политического проникновения на территорию так называемого "дикого поля", находившегося в Северном Причерноморье в непосредственной близости от Крыма.

Как утверждает В.Е. Возгрин, "Девлет-Гирей понимал, что этот мирный договор, хотя и запрещает продвижение русских на юг, но, тем не менее, он есть лишь временная отсрочка такого продвижения" [46]. Безусловно, для периода Северной войны такого рода российская политика была, в целом, нехарактерна, но общий анализ российской внешней политики конца XVII в. позволял сделать вероятный вывод о том, что после решения Балтийской проблемы следующей задачей, которую будет решать Россия, станет проблема Крыма и выхода к Черному морю. Это не вполне видели турки, но зато вполне четко представлял непосредственный сосед России Девлет-Гирей.

Уже сразу после заключения Прутского мира Карл XII и Девлет-Гирей начинают распространять слухи о том, что сравнительно умеренные условия русско-турецкого мира объясняются взяткой, якобы полученной визирем. Безусловно попытку подкупа отрицать нельзя. Известно, что через Шафирова визирю и его ближайшим чиновникам было обещано свыше 250 тыс. рублей, причем на взятки предполагалось использовать личные драгоценности находившейся при армии жены Петра I Екатерины[47]. Однако высшие должностные лица не посмели принять "дачу" из-за возмущения Девлет-Гирея и Карла XII. Для пресечения слухов о подкупе визирь поставил стражу вокруг русского обоза, не снимая ее вплоть до прибытия султанской ратификационной грамоты[48]. Отказ визиря принять обещанные русскими суммы подтверждает мысль о том, что подкуп не мог играть решающей роли при заключении Прутского мира. Безусловно, стремление турок к миру объяснялось целым рядом других, чисто дипломатических и военных причин.

Заключенный мир не отвечал интересам крымского хана и верхушки крымской знати, опасавшихся расширения русского влияния в Причерноморье и заинтересованных в расширении влияния ханства на Украине. Сразу же после подписания Прутского договора Девлет-Гирей начинает энергичную борьбу за его отмену. Такая антирусская политика хана во многом осложнила русско-крымские и русско-турецкие отношения 1711-1713 гг., тем более что влияние Девлет-Гирея на Ахмеда III было весьма значительным. Два раза - в декабре 1711 г. и в ноябре 1712 г. - ему удавалось добиться объявления войны. Однако до реального начала военных действий дело так и не доходило. Адрианопольский мир 1713 г. окончательно завершил русско-турецкий конфликт 1710-1713 гг., не удовлетворив требований Крыма ни в отношении "поминок", ни в отношении претензий на Украину.

Подводя итог действиям Крыма в ходе войны 1710-1711 гг., надо сказать, что они явились продолжением традиционной крымской политики XVII в. по отношению к своим соседям на севере. Для нее характерна тяга к вмешательству во внутренние дела Украины, вплоть до замыслов о переходе Украины под крымский протекторат, а также стремление к восстановлению даннических отношений с Москвой путем выплаты Россией ежегодных фиксированных "поминок". В начале XVIII в., ввиду военно-политического ослабления ханства и усиления позиций России, подобная политика становится все менее и менее эффективной. Прежние золотоордынские традиции крымской политики уходят медленно и периодически проявляются, как, например, во время Прутского кризиса 1710 - 1713 гг. Для претворения их в жизнь сил ханства уже становится явно недостаточно, вследствие внутриполитического кризиса, ослабления его военной мощи и активных действий соседей по обороне своих южных границ.

Единственно возможный шанс реализации его намерений мог быть связан только с Турцией, но, как говорилось выше, интересы Крыма имели для Турции явно второстепенный характер. Турция могла обеспечить их относительную защиту только в период обострения собственных отношений с Россией и Украиной, как и случилось во время войны 1710-1711 гг. Тем не менее, с военной точки зрения, ханство представляло из себя весьма значительную силу, способную обеспечить выполнение целого ряда оперативных задач, особенно в сфере действий на коммуникациях противника. Успех турок в кампании 1710-1711 гг. был во многом связан с действиями быстрой конницы Девлет-Гирея, этого последнего крымского хана, игравшего действительно серьезную роль в международных отношениях в Восточной Европе в начале XVIII в.

ПРИМЕЧАНИЯ
1. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII в. Одесса, 1889. С. 5.
2. Более подробно об этом см.: Санин О.Г. Антисултанская борьба в Крыму в начале XVIII в. и ее влияние на русско-крымские отношения // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Симферополь, 1993. Вып. 3. С. 275-279.
3. Богословский М.М. Петр I. Материалы для биографии. М., 1948. Т.5. С. 211-212.
4. Более подробно об этом см.: Санин О.Г. Запорожская Сечь в русско-крымских отношениях начала XVIII в. // Молодая наука на рубеже веков: Сб. трудов молодых ученых РГГУ. М., 1997. С. 64-74.
5. Артамонов В.А. Россия и Речь Посполитая после Полтавской победы (1709-1714). М., 1990. С. 68-70.
6. РГАДА. Ф.124 ("Малороссийские дела"). Оп. 1, 1710 г. Д. 6. Л. 4 об.; Рacta conventa anter Dominium Crimese et Exercitum zoporoviensum // ЧОИДР. 1847. № 1. С. 47-50.
7. П.П. Шафиров - Г.И. Головкину 10 января 1712 г. // РГАДА. Ф. 89 ("Сношения России с Турцией"). Оп. 1, 1711 г. Д. 2. Л. 231-231 об.
8. Более подробно об этом см.: Санин О.Г. Отношения России и Украины с Крымским ханством и Турцией в начале XVIII в.: Дис. на соиск. уч. степ. канд. ист. наук. М., 1996. С. 150-152, 154-155.
9. Sutton Robert. The despatches of sir Robert Sutton, ambassador in Constatinople (1710-1714). Ed. by the Royl Historical Society by A.N. Kurat. London, 1951. P. 28 // Sutton - Dartmuth 20 nov. 1710.
10. Турция накануне и после Полтавской битвы (Глазами австрийского дипломата) / Сост. В.Е. Шутой, С.Ф. Орешкова. М., 1971. С. 81.
11. Проект плана войны 1711 г. // Мышлаевский А.З. Война России с Турцией 1711 г. СПб., 1898. С. 220; РГАДА. Ф. 9 ("Кабинет Петра Великого"). Отд. II. Кн. 14. Л. 204-206.
12. Возгрин В.Е. Материалы по шведско-крымским отношениям XVI-XVIII вв. в архиве ЛОИИ // Вспом. ист. дисциплины. М., 1979. Т. 9. С. 328.
13. Он же. Дипломатические связи Швеции и Крыма накануне и после Полтавы // Скандинавский сб. Таллин, 1985. Вып. 29. С. 74.
14. Расспросные речи ногайских татар 13 февраля и 19 марта 1711 г. // Мышлаевский А.З. Указ. соч. С. 221, 229.
15. Д.М. Голицын - А.Д. Меншикову 7 января 1711 г. // Там же. С. 315.
16. Расспросные речи ногайских татар 13 февраля 1711 г. // Там же. С. 221.
17. Ф.Ф. Шидловский - Ф.М. Апраксину 12 марта 1711 г. // Там же. С. 54.
18. Цит. по: Артамонов В.А. Указ. соч. С. 52.
19. Расспросные речи ногайских татар 13 февраля 1711 г. // Мышлаевский А.З. Указ. соч. С. 222.
20. Ф. Орлик - Девлет-Гирею. РГАДА. Ф. 89. Оп. 4, 1711-1712 гг. Д. 3. Л. 1-18; Письма и бумаги императора Петра Великого (далее - П и Б). Т. 2. Вып. 1. С. 216.
21. Орешкова С.Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVII в. М., 1971. С. 100.
22. Мышлаевский А.З. Указ. соч. С. 131.
23. Донесения бригадира Аненкова о действиях у Белой Церкви // Там же.
С. 229-230; РГАДА. Ф. 9. Отд. I. Кн. 36. Л. 12-13 об.
24. Literae ad Regem Suecia dusic Orlyk // ЧОИДР. 1847 г. № 1. С. 38-42.
25. Г.И. Головкин - И.С. Скоропадскому из Яворова 13 мая 1711 г. // Судиенко М. Материалы для Отечественной истории. Киев, 1855. Т. 2.
26. Ф.Ф. Шидловский - Ф.М. Апраксину 20 марта 1711 г. // Мышлаевский А.З. Указ. соч. С. 57-58; Г.И. Долгорукий - Петру I 22 марта 1711 г. // Там же.
С. 58-59.
27. Г.И. Головкин - И.С. Скоропадскому 31 января 1711 г. // Судиенко М. Указ. соч. Т. 2. С. 170.
28. Ф. Осипов - Д.М. Голицыну 16 февраля 1711 г. из Богодухова // Мышлаевский А.З. Указ. соч. С. 43.
29. Ф.Ф. Шидловский - Ф.М. Апраксину 5 марта 1711 г. из Харькова // Там же. С. 48.
30. Ф.Ф. Шидловский - Ф.М. Апраксину 13 апреля 1711 г. // Мышлаевский А.З. Указ. соч. С. 131.
31. И.И. Бутурлин - Петру I 8 июля 1711 г. от р. Самары // РГАДА. Ф. 9. Отд. II. Кн. 13. Л. 134-135.
32. Там же. Л. 136-140.
33. И.И. Бутурлин - Петру I 9 июля 1711 г. // Там же. Отд. II. Кн. 30. Л. 80-80 об.
34. А.И. Ушаков - Петру I 17 июня из Каменного Затона // Мышлаевский А.З. Указ. соч. С. 156.
35. И.И. Бутурлин - Петру I 7 августа 1711 г. // РГАДА. Ф. 9. Отд. II. Кн. 13.
Л. 148-149.
36. Донесение П.М. Апраксина Петру I 15 сентября 1711 г. от р. Кагальника // РГАДА. Ф. 9. Отд. II. Кн. 13. Л. 118-119; Более подробно о кубанском походе 1711 г. // Военный сб. СПб., 1887. Т. 54.
37. Артамонов В.А. Указ. соч. С. 85-86.
38. Петр I - П.П. Шафирову 13 июля 1711 г. // П и Б. Т. 11. Вып. 1. С. 31.
39. Предварительные условия русско-турецкого мира 11 июля // РГАДА.
Ф. 89 ("Сношение России с Турцией"). Оп. 3, 1711 г. Д. 17.
40. Там же.
41. П.П. Шафиров - Г. И. Головкину 16 октября 1711 г. // РГАДА. Ф. 9. Отд. II. Кн. 13. Л. 1137 об. - 1138; П и Б. Т. 11. Вып. 2. С. 580; Более подробно об этом см.: Артамонов В.А. О русско-крымских отношениях конца XVII - начала XVIII в. // Общественно-политическое развитие феодальной России. М., 1985. С. 71-85.
42. Орешкова С.Ф. Указ. соч. С. 138.
43. П.П. Шафиров - Петру I 12 июля 1711 г. // РГАДА. Ф. 89. Оп. 1, 1711 г.
Д. 79. Л. 6.
44. П и Б. Т. 11. Вып. 1. С. 322-324.
45. Орешкова С.Ф. Указ. соч. С. 131.
46. Возгрин В.Е. Дипломатические связи Швеции и Крыма… С. 75.
47. П.П. Шафиров - Петру I 13 июля 1711 г. // РГАДА. Ф. 89. Оп. 1, 1711 г. Д. 17. Л. 128.
48. Отправление П.П. Шафирова и М.Б. Шереметева 13 июля 1711 г. // Там же. Д. 7. Л. 3-4.

 

Источник:

http://www.moscow-crimea.ru